МУРАВЬЕВ-КАРСКИЙ Н. Н.

ЗАПИСКИ

Еще до поражения турецкой армии, стекались со всех сторон к Царю-Граду новые войска, назначенные на усиление действовавших против Египтян. В числе их прибыл 28 мая 1832 г. из Ниссы в столицу 3-й легкоконный полк полковника Риза-бея, а в течение июля месяца 4-й конный полковника Решид-бея и 14-й пехотный под начальством Ариф-бея.Последний полк прибыл из Адрианополя, в окрестностях коего, как и во всей Румилии, с деятельностию производился набор. Войска ежедневно занимались военными упражнениями по правилам устава.

Полки также постепенно отправлялись из Константинополя в Малую Азию. В июне выступил 13-й пехотный полковника Эль-Хас-Ахмед-бея; 13-го июля 3-й конный полковника Риза-бея, составленный из Босняков — людей рослых, сильных, храбрых и привычных к трудам; а 20-го того ж месяца 2-й гвардейский конный полк полковника Шериф-бея. К последним двум полкам присоединили одну артиллерийскую батарею и отряд сей назвали первою бригадою, которую поручили Сеид-паше, [102] переименованному при сем случае в бригадные командиры из камергерского звания, занимаемого им дотоле при Дворе. Султан сам смотрел бригаду, при ее выступлении, ободрял людей речью и лично проводил их в поход. Хотя сборы сии и движение войск были последствием прежних предначертаний правительства, но должно полагать, что отправление их было ускорено известием о падении Акры.

С назначением нового главнокомандующего, деятельность видимо оживила все отрасли правления. Верховный визирь и Хозрев-Мегмед-паша сохранили в тогдашних смутных обстоятельствах присутствие духа и успокаивали Султана надеждами на будущие успехи. В военном отношении внимание их обратилось на четыре предмета: 1-е — приведение в некоторое устройство остатков разбитой турецкой армии; 2-е — составление новой армии; 3-е — вооружение народа в северной части Малой Азии, и 4-е — исправление флота.— Изложим в подробности меры, принятые на сей конец правительством.

Верховный визирь Мегмед-Решид-паша не мог тотчас, по наименовании его главнокомандующим, прибыть в Конию, потому что он еще был занят устройством покоренной им Албании, в которой он набирал новые войска. Для начальствования над разбитою армиею, до его приезда, на значили наместником Реуф-пашу, человека ничтожного и мало известного прежними заслугами. — Около Конии было еще до 10 т. человек войска, полагая в том числе регулярную пехотную бригаду Гайдер-паши, пришедшую из Саталии, и конную бригаду Сеид-паши, которая оставалась в тылу армии во все продолжение первой кампании. Прочии же войска сирийской армии, пробираясь в дома свои, большею частию разбрелись по всей Малой Азии; из них лишь весьма немногие сохранили вид некоторого благоустройства. До прибытия Реуф-паши, войска были расположены следующим образом: в 9-ти часах впереди Ерекли, при [103] селении Улу-Кышле, в теснинах Тавра, стоял передовой отряд под начальством Киритли-Мегмед-паши (Критского). Его же назначили и сераскиром лагеря в воздаяние за заслуги, оказанные им при отступлении от Антиохии, где он лично, с саблею в руках, спас войсковую казну. Отряд сей состоял из остатков конного полка Мегмед-Али-бея и из 2 т. человек иррегулярной пехоты и кавалерии, при 6-ти или 8-ми орудиях. В Карамании был небольшой отряд иррегулярных волонтеров с пашею, состоявшим в зависимости от Киритли-Мегмед-паши. В Ерекли поместили письменные дела армии и обозы пашей под слабым прикрытием. В самой Конии находилась главная квартира разбитой армии и собирался штаб новой. Там же были расположены: две вышеназванные бригады, пехотная Гайдер-паши и конная Сеид-паши — обе под начальством дивизионного генерала Ферик-Мегмед-паши,— несколько тысяч вновь набранных в Анадолии иррегулярных войск, коими предводительствовал знаменитый храбростию двухбунчужный паша Кёр-Ибрагим, и до 60-ти орудий, большею частию вновь доставленных из Царя-Града. На каждое имелось по тысячи зарядов.

Реуф-паша прибыл в Конию 26 августа и объявил о своем назначении всем начальствующим. Кония назначена была точкою соединения для всех вновь собираемых войск. По этому случаю предназначили изготовить там большие запасы продовольствия. Оттуда предполагали возобновить военные действия, с пособием жителей и Курдов; почему Реуф-паше заблаговременно поручили употребить все старание к склонению их на сторону правительства. Иррегулярные войска усилились некоторым числом знатнейших дамасских граждан. Оставив город, по занятии его Ибрагимом, они явились к Реуф-паше, с изъявлением своей готовности поступить в ряды армии, и присоединились к ней с приведенным ими войском; но [104] едва ли такое малозначащее усиление могло принести какую-либо пользу. Султан, с участием взирая на претерпенное жителями Дамаска, приказал принять их благосклонно.

Звучные, но в существе пустые наименования правителя Египта, Джедды и Крита, дарованные при начале войны главнокомандующему Гуссейн-паше, не надолго ему были предоставлены. Султан лишил его этих пышных званий и облек ими верховного визиря, присоединив к тому мечтательное управление всею Сириею, как бы в предзнаменование, что он никогда на самом деле не воспользуется даруемыми ему преимуществами, основанными на одном лишь предположении. Но щедрость Порты не колебалась в подобных назначениях. Около того же времени Мирмирана Ибрагим-пашу, во уважение отличных заслуг, оказанных им при усмирении Албании и Боснии, наименовали военным начальником Аданы и округов Азира и Бейлана, тогда как краем сим вполне уже владел сын Египетского наместника. Мирмирана отправили в главную квартиру, а вслед затем отдали ему еще в управление Караманию, с возведением его в звание визиря. Порта находила, что дела гражданского и внутреннего распорядка в армии требовали особенного управления, почему и наименовали заведывавшего артиллерийскою частию Хади-эффенди гражданским министром армии — звание новое, но, судя по последствиям, не принесшее прямой пользы.

Внимание Порты обратилось также на крепость Саталию и соседственные ей берега. Собранные там войска оставались в минувшую кампанию в непростительном бездействии, а край еще управлялся гражданскими властями. Признавая за лучшее подчинить эту страну военному начальству, назначили туда Мирмирана Юсуф-пашу, бывшего прежде правителем на острове Хиосе. К управлению его присоединили еще округ Теккэ.

25-го сентября верховный визирь прибыл в [105] Константинополь и был принят со всевозможными почестями. В самый день приезда своего, он занялся осмотром войск, находившихся в столице, посетил арсенал и обозрел все работы, производившиеся по устройству артиллерии. Из Адрианополя и со всех сторон Европейской Турции стекались к Царю-Граду новобранцы, войска регулярные и иррегулярные. В числе первых прибыл 5-го октября из Румилии 2-й пехотный полк бригады Хайреддин-паши, а 7-го числа 5-й пехотный полковника Али-бея и 5-й конный полковника Мирзы Сеид-бея. Смотры продолжались, в течение двух недель, с большою деятельностию. По сему случаю были разные празднества в войсках. Султан лично осматривал войска, находившиеся в столице и вновь прибывавшие. Затеи последовал смотр прибывшей из Албании бригады Садулла-паши. Сераскир Хозрев-Мегмед-паша дополнил новобранцами 5-й запасный баталион 1-го пехотного полка, находившийся в Царе-Граде, и таким образом вновь сформировал 20-й пехотный полк.

Между тем многочисленные полки, вновь набранные из Босняков и племен албанских — Гекас и Тоскас, равномерно спешили усиленными переходами к проливу. Они отличались от турецких мужественным видом и крепким сложением людей, надежных для перенесения походов. Предводительствовали ими местные правители. Заметнее других были: Али-паша из столицы; Гифзы-паша, правитель Ускюба; Шах-Сувар-Задэ-Измаил-паша, правитель Аладжи-Гиссара; Бахтиар-паша, сын Иешар-паши Пристинского; Махмуд-бей и Малик-бей, правители Бутзитрина и Гейлана. Главнейших призвали в Царь-Град, для представления Султану.

По мере прибытия войск, их перевозили на Азийский берег и отправляли в дальнейший путь, к общему сборному месту, назначенному в Конии, отстоящей на 118 часов от Константинополя. В начале октября месяца — уже [106] половина их была переправлена, а в средине месяца более двух третей. В избежание стеснения большого числа войск на одной дороге, их разделили на две колонны. Левую, шедшую из Адрианополя и составленную из лучших по образованию полков, направили чрез Царь-Град на Никею, а правую чрез Галлиполи и Лампсаки на Бруссу. При каждой следовали чиновники, назначенные для обеспечения продовольствия.

При армии имелась многочисленная артиллерия. Ее составили из орудий, спасенных после поражения Гуссейн-паши — 120-ти вновь изготовленных, по распоряжению верховного визиря. Он отправил их в течение октября, с большим запасом снарядов, морем в Никомидию, отколь уже доставил на сборное место — в Конию — сухим путем.

В намерении возбудить бодрость в новых войсках, верховный визирь, настоятельными просьбами, преклонил Султана к личному осмотру всех, проходивших чрез столицу. Для поощрения же их, он испросил им различные награды. Опасаясь устрашить своих Албанцев крутым переходом к новому устройству, при обращении их к регулярной службе, он исходатайствовал для них у государя своего позволение носить часть народной одежды. Увещания, которыми Султан напутствовал при этом случае войска, имели на дух их желанное действие.

Оставалось обеспечить продовольствие войск. Пример уничтоженной армии, во всем нуждавшейся, побуждал верховного визиря к принятию деятельнейших мер, для устройства этой части. Он не нашел в членах правительства достойных себе сотрудников и был вынужден употребить всю власть, по тогдашним обстоятельствам ему предоставленную, чтобы победить обычную беспечность Дивана и противоборствовать проискам любимцев, завидовавших доверенности, которою он пользовался. Говорят, что в числе их находился и Хозрев-Мегмед-паша,— дело [107] сбыточное; ибо сераскир не признавал ничего свыше устроенных им регулярных войск и охотно порицал все, что не проходило чрез его руки. Верховный визирь встретил много препятствий в получении денег, для него тогда необходимых. С одной стороны истощение казны, с другой скупость Султана были тому причиною.

Однако ему удалось, так сказать, исторгнуть 30-ть миллионов левов (7.500,000 рублей). Часть их он немедленно употребил на заведение магазинов по разным направлениям и на покупку лошадей для артиллерии. Исполнение сего поручил он не прежним чиновникам, но вновь назначенным им, по собственному его выбору.

Урожай в том году был весьма изобильный. Правительство возложило на генерал-провиантмейстера армии Ариф-эффенди изготовление большого хлебного запаса. Мусселимам же ближайших к Конии округов предписали закупить хлеб по вольным ценам в Кютаиэ, Кара-Гиссаре, Бозуке, Ангоре и окрестных уездах, с доставкою в Конию. Подобные же приказания отдали в пристанях Смирны, Адалии и Ичь-Ели, чтоб ни мало не обременять жителей повинностями. Но, кажется, что эти распоряжения, к облегчению края, остались без исполнения, невзирая на то, что правительство, в объявлениях своих, угрожало примерным наказанием нарушителям постановленных правил.

В Конию доставлялись также значительные запасы артиллерийских снарядов и палатки. Правительство брало на свой счет половину уплаты за перевозку; остальную же намеревалось разложить поровну на обывателей округов, чрез которые шли подвозы. Для этого назначили в каждый уезд по одному коммиссару, а общее распоряжение сим возложили на Ариф-бея, бывшего секретарем при последнем визире. Затем Мегмед-Решид-паша, желая сколько можно более восстановить народный дух между [108] Турками, настоятельно требовал, чтобы выслали из армии всех иностранных офицеров. Такая мера могла б быть вредною, если б люди сии, по доверенности к ним начальства, имели влияние в распоряжениях военными действиями и заменяли б своими познаниями малообразованность предводителей: но в турецкой армии чиновники сии немного приносили пользы, во-первых потому, что они преимущественно могли заниматься только обучением войск, а не военными соображениями, во-вторых потому, что при безначалии и беспорядке, господствовавшем в армии с самого начала войны, их советы оставались без уважения.

Правительство опасалось заразить новые войска духом страха и уныния, обуявшим разбитую армию; и потому в избежание прикосновения новой анадольской армии к сирийской, оно признало за лучшее стянуть разбитые войска между Кониею и Константинополем и собрать к ним, по мере возможности, разбредшихся поодиночке беглецов. По вступлении новых полков в Анадолию, остатки прежней армии вывели из Конии назад и расположили, под наименованием резервной армии, следующим порядком: в Ангоре конный полк спагов полковника Измед-бея; в Ак-Шегере полную еще бригаду Гайдер-паши; в Кара-Гиссаре конный полк Мегмед-Али-бея: в Кютаиэ пехотную бригаду Дилавер-паши и гвардейский конный полк. В этом резерве считалось до 28 т. регулярных войск, почему и должно полагать, что он был усилен свежими войсками, прибывшими из Царя-Града или остававшимися в тылу действовавшей армии.— Дух между ними был в совершенном упадке; можно бы однако, при единодушии и отважности предводителей, употребить эти войска еще с пользою; но их оставили в бездействии. По мере того, как албанские войска подвигались к Анадолии, отряды резервной армии стягивались [109] ближе к столице; некоторые были отозваны в Царь-Град; иные полки расположили даже около Адрианополя. Предосторожность сия распространилась далее: 10-й конный полк, состоявший из эрзрумских уроженцев и расположенный дотоле на квартирах в Адрианополе, по прибытии 10-го августа в Царь-Град, был осмотрен и распущен мелкими отрядами по домам, с приказанием собраться по первому востребованию. Надобно полагать, что Султан не доверял азийским войскам и равно опасался прикосновения их к новобранцам.

Вооружение северных областей Малой Азии было одно из лучших стратегических соображений Турецкого правительства. Войска, в той стране набранные, предназначались к отдельному действию, а потому должны были направиться к Дамаску и ударить в правое врыло и тыл неприятеля. Мысль эта, кажется, принадлежала сераскиру Хозреву-Мегмед-паше; но ее дурно выполнили, и успех не соответствовал ожиданиям. Руководствуясь этими предположениями, правительство прежде всего присоединило к управлению Осман-паши Трапезунтского: округ Сивас, уезды Амасию, Джорум, Диврик и воеводство Токат. В управление его поступили также находящиеся в том крае прибрежные к морю рудники. Сим способом дали ему средства с удобностию произвести набор войск, с которыми он должен был сначала направиться к Сивасу. Вместе с тем предписали Ахмед-паше Аджарскому ¹⁹ набрать в горах, ему подвластных, возможное число [110] наемных ратников и без промедления отправить их на присоединение к отряду Осман-паши.

Набранный им отряд в поименованных округах и между Лазами выступил 1-го сентября из Трапензунта. 9-го он прошел чрез Амасию, где еще усилился набранными там и в окрестностях Эрзрума войсками, и продолжал предназначенный ему поход к Сивасу. По распоряжению высшего начальства, присоединился еще к Осман-паше Трапезунтскому, бывший Бейлер-бей Триполи Сирийского, Мирмиран Осман-паша с своими войсками. Весь отдельный отряд первого простирался от 12-ти до 15 т. человек. Войска, составлявшие его, хотя и принадлежали к племенам воинственным, но не имели никакого устройства и образования и потому не могли выдержать долговременного похода, в отдалении своих жилищ. Действия его будут описаны в своем месте.

Распоряжения верховного визиря не ограничились одним сухопутным войском,— внимание его также обратилось на морские силы. Со времени возвращения флота в Дарданеллы, представлялось более удобства к исправлению оказавшихся на нем недостатков.

Мегмед-Решид-паша приказал заняться строительною частию в Константинопольском адмиралтействе. Впрочем работы ограничились исправлением нескольких старых судов, стоявших долгое время без оснастки. При этом случае окончательно изготовили — трехпалубный корабль Месудиэ и спустили на воду фрегат Гифти-Рефман. Кроме того с деятельностию занялись вооружением 20-ти мореходных катеров, построенных в разных турецких пристанях под надзором американского инженера, с давних пор принятого в службу с званием кораблестроителя.

Тагир-паша, приняв под свое начальство морские силы, вступил вместе и в управление округом Галлиполи, [111] который исстари почитался зависимым от морского ведомства, также как уезд Алания, зависящий на тех же правах от артиллерийского управления, поступил в ведение Галиль-паши, при наименовании его генерал-фельдцейхмейстером. По старинным турецким законам, приморские области обязывались поставлять во флот матросов и снабжать их одеждою. Число сих людей простиралось до 6 т. человек, кроме морских регулярных войск, получающих все содержание от правительства. Так как располагали снова отправить флот в море, то запретили спускать морских служителей на берег, и Султан приказал снабдить их полною зимнею одеждою на счет казны, наравне с регулярными войсками. На расход этот отпустили начальствовавшему над морским управлением Эль-Хас-Али-бею тысячу кошельков, т. е. 500 т. левов, или 125 т. рублей, из государственного казначейства.

Все эти распоряжения давали повод к заключению, что верховный визирь намеревался содействовать морскими силами сухопутным, или что он думал предпринять какое-либо особенное покушение морем. Нет сомнения, что, при успешных действиях на сухом пути, высадка в Яффу или Акру преградила бы Ибрагим-паше все средства к отступлению. Обитатели Ливанских гор и Дамаска, недовольные завоевателем, были готовы к восстанию против него. Высадкою же в Египет навсегда ниспровергались замыслы Мегмед-Али-паши, ибо Турки нашли бы в том крае жителей слишком недовольных правлением. Утверждают, что последнее предположение рассматривали в Диване; но понесенные на сухом пути неудачи, как то далее будет видно, воспрепятствовали отплытию флота из Дарданелл и даже соделали присутствие его в Константинопольской пристани необходимым. Сия необходимость понудила Тагир-пашу, в начале [112] следующего 1833 года, привести в Царь-Град, под предлогом починок, 1 линейный корабль, 3 фрегата, 6 корветт, 3 брига и 1 люгер. Прочие суда оставались в верховьях Дарданелл. В том единственно и заключались военные действия турецкого флота во все продолжение второй кампании. С торжеством обнародовали только о побеге из египетского флота двух офицеров, родом из Черкес, Юсуф-аги и Рустам-аги. Случай этот был выставлен в пышных выражениях и превозносился как будто одержанная над неприятелем победа. Беглецов представили Султану, который их наградил. Так тогда радовались малейшему успеху цареградские власти, напуганные свежими еще в уме их событиями Сирийской кампании. Египетский флот равномерно ничего не предпринимал, и морские силы обеих сторон, которые могли иметь столь важное влияние в делах, пребыли в праздном созерцании побед Ибрагима-паши и поражения Турок.

Наконец верховный визирь, лично довершивший распоряжения свои в столице, выехал 14-го ноября, по выступлении уже всех войск, и отправился в Конию прямо с прощального своего представления Султану. Но едва армия двинулась из Царя-Града, как в ней появились те же самые беспорядки, какие и в прежней. Произведенные же войсками грабежи вскоре возбудили в народе неудовольствие против законного правительства.

Вновь набранные многочисленные силы и твердые упования на искусство нового вождя, известного уже походом своим против Албанцев, возвысили до такой степени надежды Султана на грядущие победы, что он даже по падении Аданы и Тарсуса во власть Египетского паши, отверг мирные предложения его. Между тем Порта прибегнула к Англии с просьбою пособить ей силою, усмирить Мегмед-Али-пашу. С этим поручением отправили [113] в Лондон бригадного генерала гвардии Намик-пашу; но посольство его не имело значительного, или, лучше сказать, никакого успеха. Англия, как бы ожидая окончательной развязки, не приняла в борьбе сей явного и решительного участия; она наблюдала за действиями других держав, в особенности же Россия, коей могущества она страшилась. Прислали лишь Султану из Лондона в подарок несколько орудий, в которых он, конечно, не нуждался.

Около того временя, был отозван из Александрии российский консул. Султан, желая гласно изъявить признательность свою Государю, за сие великодушное участие в правом деле его, пригласил к себе 22 октября (3 ноября) чрезвычайного посланника при Константинопольском дворе, действительного статского советника Бутенева, вместе с бывшим александрийским консулом Лавизоном, и, в присутствии главных государственных сановников, изъявил им особенное свое удовольствие. При том вручил посланнику украшенную бриллиантами табакерку с своим изображением, для представления ее Государю в знак взаимной дружбы, соединяющей обе державы. На г. Бутенева возложил также свой портрет, алмазами осыпанный, а на консула Лавизона и драгомана Франкини знаки отличия.

Начала сии служили поводом России к принятию деятельнейшего участия в войне, коей последствия могли иметь сильное влияние на политические сношения с Турциею и всей Европы. Следовало преградить Египетскому наместнику путь к вящшим успехам, чтобы удержать Султана на престоле; надлежало устранять соперничество Франции и Англии, отклонив решительные меры, от которых могла бы возгореться общая война в Европе и, для достижения сей цели, истощить наперед все миролюбивые средства к прекращению войны. Но прежде, чем приступить к подробному описанию действий нашего Двора, изложим события, происходившие на театре войны. [114]

Египетская армия, как и турецкая, понесла значительный урон от болезней; почему Ибрагим-паша не был в состоянии предпринять перехода за Таврские горы с тем малым числом войск, которое у него оставалось, по прибытии в Адану. Он привел туда, за исключением гарнизонов, отделенных в Акру, Галеб и Дамаск, не более 8 т. регулярных войск; но вскоре был подкреплен 6 т. прибывшими из Кандии. Между тем Египетский наместник отправил к своему сыну еще 4 полка, вновь набранные в Каире, и 1,500 Бедуинов, снабдил его продовольствием, посредством морских подвозов, и, кроме того, учредил еще большие запасы в Дамиетте. Ибрагим употребил время обоюдного бездействия на усиление себя: он укрепил Тарсус, Адану и стал набирать многочисленное войско между племенами Арабов и Друзов; однако люди сии не захотели идти за пределы Сирии, большею частию разбежались и возвратились в свои дома. Набор был распространен и на другие завоеванные страны; со всем тем, силы Ибрагима, при переходе его чрез Тавр, не превышали 20 т. человек, в том числе и иррегулярные войска. Он приобрел надежнейших союзников среди жителей края, в котором располагал вести войну. Прозорливость его изыскивала все средства к достижению предположенной цели. Сказывают, что он роздал много денег даже в Царе-Граде, для снискания себе приверженцев; к тому способствовало ему дурное расположение умов к законному правительству, не только в занимаемой им стране, но и в самой столице, где жители роптали на претерпеваемые недостатки всякого рода и на дороговизну главнейших жизненных потребностей.

Еще в начале ноября месяца разнеслись в Константинополе неблагоприятные вести об успехах Египтян по северную сторону Таврских гор, от чего ускорился выезд верховного визиря из столицы. Тревожные слухи сии однако [115] прекратились, когда получили новые донесения от Реуф-паши. Он уведомлял, что неприятельский отряд, состоявший из дели ²⁰, перешедший за Тавр и проникнувший до Ерекли, снова отступил, и что главная квартира Ибрагим-паши все еще пребывает в Адане; обнадеживал, что, до прибытия ожидаемых подкреплений из новой армии верховного визиря, удержит Конию с одними силами, состоявшими тогда в его распоряжении, и, как говорят, удостоверял даже Порту в принятом им намерении, на случай сильного натиска Египтян, с твердостию отразить их. Решид-паша равномерно способствовал к опровержению невыгодных толков. Он с дороги послал гонца в столицу, с донесением, что египетский отряд, состоявший из 5-ти или 6-ти тысяч человек и достигнувший окрестностей Карамана (что на юге от Конии), с намерением привлечь на свою сторону жителей, рассеян с чувствительным уроном пашею, стоявшим неподалеку с войском. Кажется, что это известие было несправедливо; но оно послужило несколько к поддержанию духа в новых войсках, отправлявшихся на боевое поприще.

Известно, что верховный визирь, при выезде ив Царя-Града, располагал сосредоточить все свои силы в Конии, чтоб оттуда начать наступательное движение. Но план сей изменился от внезапного появления Ибрагим-паши по северную сторону Таврских гор. Это скорое и отважное движение египетского полководца имело целию покорение Конии, до прибытия туда верховного визиря. Оно так устрашило Реуф-пашу, мало уверенного в духе и устройстве своих войск, что он, не взирая на данное им обещание, не решился удерживаться на месте и с поспешностию [116] отступил к Ак-Шегеру, отстоящему в 20 или 25 часах от Конии, по дороге к Царю-Граду.

Турецкое правительство отступление это объяснило иначе: по обнародованным известиям, верховный визирь, еще до выезда из столицы, признал, что Кония — неудобное место для соединения всех его сил, и заблаговременно избрал на сей предмет город Ак-Шегер. Туда будто бы приказано было стянуться всем войскам, переправившимся чрез пролив, а Реуф-паше отступить, избегая всякого дела с неприятелем, если б он стал угрожать Конии. К тому присовокупляли, что правитель Трапезунта и Сиваса, Осман-паша, подвигался с большими силами к Кесарии. В самом же деле Порта не имела никакого сведения об отдельном отряде Османа. Объявление о предначертанном будто бы заранее отступлении из Конии опровергается свидетельством иностранных офицеров, находившихся еще тогда в войске Реуф-паши. Пред выступлением его они были приглашены в военный совет, где спрашивали их мнения, можно ли удержать Конию, если неприятель нападет на город. Они единогласно отвечали, что для защиты столь обширного города, со всех сторон открытого и нисколько не укрепленного природою, потребно гораздо более тех войск, какие в нем находились. Они представляли даже, что благоразумие требует выступить сколь возможно поспешнее из Конии, и советовали без отлагательства вывести оттуда все тяжести, продовольственные и воинские запасы. Главную квартиру полагали удобнее перевести ближе к горам, заняв теснины Тавра пехотою с легкою артиллериею, и, в случае неустойки, по приближении Египтян к Конии, зажечь город, чтоб лишить их продовольственных средств, в нем заключающихся.

Из предыдущего можно предполагать, что выступление из Конии было решено внезапно и на самом месте. При том же, по частным сведениям, отступление это [117] совершилось с крайнею поспешностию и в большом беспорядке. Тяжести, артиллерия, снаряды и продовольствие, заготовленные к прибытию верховного визиря, остались в городе и попались в руки Египтян, занявших его без всякого сопротивления. Однако, по другим слухам, довольно правдоподобным, Реуф-паше удалось спасти многочисленную артиллерию, которую верховный визирь употребил в последствии в дело.

Мрачны были предзнаменования, сопутствовавшие началам второй кампании. Они сопровождались еще другими признаками, свидетельствовавшими, сколь малую надежду Султан мог полагать на своих подданных.— В одно время с уступною неприятелю Конии, проявились беспокойства в северо-западной части Малой Азии, в округе Кастамуни. Жители, недовольные своим мусселимом, или наместником, Мегмед-Эмин-агою, принудили его, вместе с главнейшими чиновниками, скрыться в Чангари, и вслед затем послали к Султану просьбу, жалуясь на неравное распределение податей. К прекращению беспорядка приняли слабые меры: изгнанного признали виновным, а для успокоения взбунтовавшихся прислали на его место Капиджи-Баши-Масуд-агу, бывшего мусселимом в Ангоре, присоединив к его управлению округ Виран-Шегер.

Нельзя совершенно обвинить Реуф-пашу за утрату Конии. Он никак бы не мог удержать сего города с теми слабыми средствами, которые были в его распоряжении. Должно думать, что он не имел также и достаточных способов, чтобы вывезти заготовленные запасы. Верховного же визиря справедливо обвиняют в том, что он не поспешил прислать в подкрепление к Реуфу передовых войск своих до прибытия главных сил. Такую медленность приписывают единственно беспорядку, в котором подвигалась новая армия; ибо она, уже с [118] половины октября, вся перешла в азийские владения. Из сего видно, что Турки не ожидали со стороны Египтян столь быстрого натиска на Конию; иначе поспешили бы стянуть туда войска, чтобы, согласно с принятым планом, начать оттуда наступательные военные действия.

Утверждают, что верховному визирю удалось собрать основательные сведения о силах неприятеля. Он поспешил сообщить о том правительству, уведомляя, что у Ибрагим-паши было только 17 т. регулярного войска, а остальное состояло из неустроенных и дурно вооруженных ополчений. О своих же силах писал, что имеет в готовности к бою более 40 т.; доносил, что открыл сообщение с следовавшим из Трапезунта чрез Сивас отрядом, который направлен им к Конии, и что надеется извлечь большую пользу от содействия его. Добавлял, что вслед затем располагает выступить со всеми своими силами навстречу Египтянам и достичь окрестностей Конии без всякого сопротивления; что он решился сразиться с неприятелем и выбить его из города. Нельзя было однако вполне верить донесению его, ибо о положении отряда Осман-паши не имелось верных сведений; судя же по тому, что он тянулся три месяца от Трапезунта до Сиваса, невозможно было ожидать какого-либо содействия со стороны его, как то и оправдалось последствиями.

Решид-паша, увлеченный желанием сразиться с Ибрагимом и надеждою подавить его превосходными силами, выступил из Ак-Шегера к Конии, несмотря на то, что тогда был почти нестерпимый холод. Он не принял в соображение трудностей и недостатков, которым подвергал войска, ведя их по дорогам, покрытым глубоким снегом, так что большая часть обозов с продовольствием и снарядами не могла пробраться и осталась на пути. Это происходило в декабре месяце. Дурная [119] погода и морозы представляли, на каждом шагу, почти непреодолимые препятствия.

В намерении испытать неприятельские силы, главнокомандующий за несколько дней до прибытия к Конии поручил своему селиктару (оруженосцу) особый отряд, состоявший из иррегулярных войск, с пятью орудиями.— Ему было велено идти горами, параллельно с направлением большой дороги, к селению Силэ, отстоявшему на полтора часа от Конии и занятому сильным отрядом Египтян. Верховный визирь назначил день, к которому располагал сам придти туда с регулярными войсками, следуя равниною. Условились напасть на неприятеля в Силэ в одно время; но не приняли в соображение замедлений, неизбежных от неблагоприятной погоды и дурного состояния дорог. Такой ошибочный расчет был причиною, что селиктар, напав на Египтян, один не мог удержаться против их регулярных полков, потерял артиллерию и отступил с немалым уроном. Около того же времени было обнародовано в Константинополе следующее известие из армии: «Верховный визирь, узнав о переходе Ибрагим-паши чрез Тавр, вознамерился поставить его между двух огней; но, желая прежде ознакомиться с местоположением и удостовериться в настоящих силах неприятеля, он предпринял усиленный поиск к стороне Конии. Назначенный для сего отряд, под личным предводительством главнокомандующего, был встречен и отражен Египтянами, что и побудило его отступить к Ак-Шегеру». Невероятно, чтобы верховный визирь сам принял начальство над отрядом, с одною целию разведать о неприятеле. Можно полагать, что это дело есть то же самое, которое случилось под Силэ. По неверности известий, доходивших к Порте, одна и та же встреча с неприятелем могла быть представлена вдвойне и в различных видах. [120]

Неудача сия не возбудила осторожности в верховном визире. Он продолжал движение свое большими переходами, не взирая на долготу ночей. 21-го декабря он подошел к Конии с войсками, изнуренными голодом и холодом, и в такую позднюю пору, что нельзя было отложить боя до другого дня, ибо доводилось провести ночь под открытым небом, от чего, в тогдашние морозы, люди лишились бы последних сил; об отступлении же нельзя было более и помышлять. Египтяне не только ожидали нападения, но, зная положение, в котором приближались Турки, сами готовились на них ударить.

Как скоро Ибрагим-паша узнал о приближении визиря, то немедленно велел обозреть местоположение. Кония лежит среди обширней равнины, совершенно голой и не представляющей ни малейших выгод как для нападения, так и для обороны. К югу на один час расстояния от Цареградской дороги равнина сия примыкает к горам. Ибрагим-паша, предполагая, что турецкие войска приблизятся по большой дороге, решился напасть на левое крыло их, чтобы отбросить неприятеля к высотам и отрезать ему отступление к Царю-Граду. Сообразно с тем, назначил он боевой порядок свой и, ознакомив с ним полковых командиров, дал повеление к выступлению, тогда как верховный визирь находился уже только в расстоянии двух часов от города.

Ибрагим-паша выстроил свое войско по обеим сторонам Цареградской дороги, в трех верстах впереди городских садов. В первой линии построил он 6-ть баталионов развернутым фронтом; в 400-х шагах за нею, во второй линии, 6-ть же баталионов в том же развернутом порядке. Для прикрытия флангов он поставил по обеим сторонам против промежутка между линиями, в 200-х шагах от их оконечностей, по одному баталиону, построенному в каре. В третьей линии, [121] составлявшей резерв, находились: 4 гвардейские баталиона и 4 конные полка, в коих было 16 эскадронов. Резерв помещался на пространстве, заключавшемся между двумя передовыми линиями в правой половине их. Перед первою линиею поставили три батареи, т. е. 18-ть орудий; между первою и второю линиями одну батарею в 6-ть орудий, а две батареи в 12-ть орудий присоединили к резерву. Всего было в строю 15 т. пехоты, 2 т. конницы и 36 орудий.

В турецкой армии приведено было на поле сражения до 30 т. ратников и 92 орудия. В первой линии стала вся пехота, как кажется, с целию охватить неприятеля со всех сторон. Вторая линия составилась из конницы. В таком порядке подавалась пехота вперед баталионами, колоннами, и вытянула строй свой в расстояния двух пушечных выстрелов от неприятеля.— Вскоре открылся огонь. Сражавшиеся едва могли видеть друг друга за густым туманом. Ибрагим воспользовался сим обстоятельством и исполнил предположенное движение. В то время, как первая линия занимала неприятеля пальбою, он выдвинул резерв правым флангом, и поставил его перпендикулярно к левому крылу неприятеля. Тут загорелся упорный бой. Турецкая пехота, построенная в одну линию и без резервов, не могла выдержать сильного натиска египетских войск, ударивших ей во фланг. Верховный визирь лично сражался с мужеством. Под ними убиты две лошади и плащ его был в нескольких местах прострелен пулями; наконец 3-я лошадь его, просунувшись в снегу, упала и он был захвачен в плен. Этим довершилось расстройство турецкой армии. Часть конницы ее, по замешательству и странному столкновению сражавшихся, была отброшена на первую линию неприятеля, пронеслась сквозь обе передовые линии Египтян и вторгнулась в Конию, где и оставалась несколько часов. Туман [122] способствовал отступлению Турок и был причиною, что конница их, вогнанная, среди общего смятения, в Конию, почитала некоторое время сражение выигранным. Она расположилась в городских караван-сараях и готовилась даже кормить лошадей, как вдруг узнала о поражении пехоты и едва успела уйти. Турки потеряли в этом деле 10 т. человек пленными и 40 орудий. Египтяне понесли 1,500 человек урона убитыми и ранеными.

Проигранное сражение сие не имело бы столь пагубных последствий, если бы армия не лишилась при том вождя своего. Не только при нем, но и по пленении его, войска, как утверждают, продолжали храбро сражаться. Если б в то время кто-либо из главных турецких начальников решился снова собрать разбитые полки, то отступление совершилось бы в порядке. Но кажется, что с той минуты, как началось бегство, все равно предались оному от нижнего до высшего чина.

Не взирая на претерпенную потерю, турецкая армия могла еще принять грозный вид. Уцелело много ратников и оставалось довольно большое количество артиллерии. Кроме того, запасный 10 т. корпус был размещен уступами, по дороге отступления к Ак-Шегеру. Войска Осман-паши, находившиеся около Кесарии, также могли тревожить неприятеля с фланга и тыла; но плен главнокомандующего всему нанес решительный удар ²¹. Лишь им одним могло бы быть удержано войско, набранное большею частию из людей, не задолго до того воевавших против своего государя. Воинские соображения Решид-паши, конечно, были ошибочны; но как не отдать справедливости его [123] блистательной храбрости, преданности Султану и необыкновенной твердости, оказанной не только при составлении армии, но и при введении ее в бой, в котором, как говорят, она отличалась своим мужеством.

Турецкие войска, после сего сражения, снова разбрелись по разным частям Малой Азии; большая часть их переправилась в последствии чрез пролив и возвратилась в дома свои. Слухи о столь ужасном поражении скоро достигли до Константинополя и навлекли страх на всех государственных сановников. Стараясь соблюсти тайну до получения настоящего донесения, они с заметною неуверенностию рассказывали только о мгновенном занятии конницею Конии, как бы утешаясь сим нечаянным и мнимым успехом. Но не в продолжительном времени настоящие известия подтвердились и распространили всеобщее уныние. Порта обнародовала первое официальное известие о сражении под Кониею лишь в начале 1833 года; а гораздо позднее того, вторично, издала род оправдания в неудачах, претерпенных в обе кампании. В этих объявлениях, писанных по распоряжению Сераскира Хозрев-паши, хитрый старец обвинял главнокомандующих, как бы слагая тем с самого себя всякую ответственность, и обнадеживал лучшим успехом в будущем.

Помещенные здесь сведения о действиях египетской армии под Кониею кажутся верны. Что же касается до действий турецкой армии, то в обнародованных Портою известиях распоряжения Решид-паши представлены иначе. В них написано, что турецкая армия была построена в четыре линии, которые, по приближении неприятеля, начали выстраиваться влево в одну линию. Главнокомандующего обвиняют в том, что он до вступления в бой заблаговременно не осмотрел местоположения, на коем он, по тесноте, не мог развернуть всех войск. От того будто левое крыло осталось в колоннах и значительно [124] пострадало от неприятельских ядер. Обвиняют еще предводителя в том, что артиллерия была поставлена в интервалах, а не впереди линий, от чего выстрелы ее не достигали неприятельских рядов, тогда как египетская артиллерия, стоявшая впереди своего строя, поражала Турок. Наконец правительство, похваляя храбрость своих войск, свидетельствовало, что 1-й пехотный полк оставил 3 т. человек на поле битвы

Такое подробное изложение хода сражения, составленное в Царе-Граде, можно почесть лишь предположительным. Построение задних линий влево — неправдоподобно; оно было бы слишком сложно для малообразованных турецких войск. Скорее должно полагать, что, по мере того, как Египтяне теснили левое крыло Турок, задние подкрепляли передних, частями подаваясь влево. Войска же стеснились на левом крыле не от того, что местоположение препятствовало им развернуться, но от беспорядка, незнания начальниками своего дела и неприятельского натиска.

Египетская артиллерия, по своей малочисленности и кратковременности действия, не могла нанести жестового вреда в турецких рядах, — уже потому невероятно сие, что бой происходил в туманную погоду. Одному полку трудно было оставить на поле битвы 3 т. человек, ибо это именно то самое число людей, которое положено иметь в турецких пехотных полках. А как они никогда не выходят в строй в полном составе, то еще менее могли они в таком виде вступить в дело, после усиленных переходов и перенесения сопряженных с ними трудов. Вообще все обстоятельства поражения под Кониею свидетельствуют о беспорядке, предшествовавшем битве, сопровождавшем ее и последовавшем за поражением.

Решид-паша имел обыкновение всякий раз, как он предвидел, что жизнь его может подвергнуться опасности, поручать государственную печать одному из приближенных [125] своих ²². Так он поступил и в сем случае, поручив перед сражением под Кониею государственную печать, находившемуся у него по званию верховного визиря, Ахмед-паше, который доставил ее в Царь-Град. Вскоре за сим назначили верховным визирем Реуф-пашу, некогда носившего уже это звание. По случаю плена главнокомандующего, последовало, кроме того, много новых назначений на места, коих управление сосредоточивалось в одном его лице. Румилию отдали правителю Белграда, Каванос-Заде-Гуссейн-паше; сыну же верховного визиря и наместнику его в Румилии, Эмин-паше, поручили округи: Янины, Авлонии и Дельвины. Ветзхи-паша Салоникский был возведен в звание визиря и назначен на место Гуссейна-паши в Белград, а в Салонику перевели из Негропонтского пашалыка Омер-пашу. Али-паша столицы, находившийся тогда в армии, получил в управление округ Герцеговину — что в Боснии.

Всего замечательнее было смещение в Царе-Граде верховного муфтн Язиджи-Задэ-Эссеид-Абдулл-Вегаб-эффенди, именовавшегося шеих-эль-исламом. Эту должность, вместе с званием шеик-эль-ислама, возложили на муфти Мекки Заде-Мустафу-Азим-эффенди. Обнародовали, что поводом к тому служило слабое состояние здоровья прежнего муфти. Настоящая же причина состояла в том, что он, держась старинных обычаев, чрез подчиненное ему духовенство, имел в те смутные времена сильное влияние на расположение умов народа, недовольного правительством.

Такая внезапная перемена духовных властей всех изумила и напомнила ропщущим о твердости, с которою Султан издавна предположил подавить непокорных. Цель была достигнута и мера сия имела тогда временный успех. [126]

Следует еще упомянуть здесь о потерях, понесенных Турками во все время войны, и показать, на чем и как остановились успехи Египтян, после одержанных ими побед. Турки лишились в продолжение войны двух армий, со всеми их обозами, несметным количеством продовольственных запасов и воинских снарядов, 4 военных судов, 200 орудий и 10,000 верблюдов. Они лишились всей Сирии и части Малой Азии. Говоря в строгом смысле: войска в Турции не существовало более; ибо хотя и числилось в регулярных полках около 30 т. человек, но люди сии, убитые духом и приведенные в крайнее расстройство, вовсе не были надежны для нового похода.

Ибрагим-паша не следовал по пятам за разбитым неприятелем и от того не воспользовался выгодным положением дел. Полагают, что его тревожило приближение с тыла отдельного отряда Осман-паши, который достиг уже города Неюм-Шегера, лежащего в окрестностях Кесарии. Египетский полководец отделил, немедленно после битвы под Кониею, три пехотные и два конные полка с 24 орудиями и направил их к Кесарии, чтоб принудить турецкий отряд к отступлению. Осман-паша, узнав о том, бежал к Токату.

Тогда только Ибрагим предпринял наступательное движение к Царю-Граду, врата коего ему были отверсты. Выступив из Конии в январе месяце 1833 года, он пошел чрез Ак-Шегер, Кара-Гиссар и прибыл в Киотанию, не встретив нигде ни малейшего сопротивления. Отсюда, в восьми или девяти переходах от столицы Турции, ему оставалось только довершить удар, нанесенный отцом его Султану. Все власти, сосредоточенные в Царе-Граде, среди общего ужаса, не находили средств к спасению столицы от нашествия врагов, и падение Махмуда казалось неизбежным. Но в это время достиг к Ибрагиму, посланный сухим путем из Александрии, гонец [127] Мегмед-Али-паши, с повелением прекратить военные действия, о чем Ибрагим тогда же официально сообщил Порте. Событие сие, сохранившее Султану престол, а может быть и самую жизнь, и удержавшее от конечного падения Турцию, совершилось от нравственного впечатления, которое произвело на победоносного наместника одно объявление мощной воли Российского Императора ²³.

Комментарии

19. Тот самый Ахмед-паша, который был Ахмед-беем при покорении нами Ахалциха в 1828 году. Возведенный тогда еще в достоинство паши, он старался взять обратно эту крепость, коей управление было ему обещано; но был отражен защищавшим ее генерал-маиором князем Бебутовым и пришедшим к нему на помощь полковником Бурцовым. После того он ограничился одним званием паши Аджары.

20. Дели — по переводу бешеный — местное конное, иррегулярное турецкое войско, вооруженное длинными пиками, вероятно, перешедшее в то время на сторону Египтян.

21. Носился слух, что любимец Султана, Ахмед-паша, бывший в 1834 году посланником в России, оставаясь тогда в армии старшим, до такой степени потерял присутствие духа, что ускакал с остальною артиллериею. В последствии он хвалился спасением ее, тогда как тем самым лишил пехоту средств к продолжению боя.

22. Печать у азиатцев заменяет подпись.

23. В следующих 2-х приложениях показано расписание действующей армии Ибрагим-паши и описано поприще военных действий во 2-ю кампанию — Малая Азия.

Текст воспроизведен по изданию: Турция и Египет из записок Н. Н. Муравьева (Карского) 1832 и 1833 годов. Том II. М. 1869

© текст - Муравьев-Карский Н. Н. 1858
© сетевая версия - Тhietmar. 2022
© OCR - Karaiskender. 2022
© дизайн - Войтехович А. 2001

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info