МУРАВЬЕВ-КАРСКИЙ Н. Н.

ЗАПИСКИ

В Египте регулярные войска начали формировать при Мегмед-Али-паше; он порицал неудачный опыт Мегмед-Хозрев-паши, который, в бытность свою египетским наместником, тщетно покушался укротить буйный дух албанских войск подчинением их воинской дисциплине, но внутренно признавал необходимость такой меры. Коль скоро он занял место Хозрева, то сам предпринял преобразование находившихся в Египте албанских полчищ в регулярное войско, называемое Турками низам-джеддид. Первый к тому доступ не только был безуспешен, но даже породил бунт: Албанцы разгромили Каир, и наместник нашелся вынужденным отложить исполнение своего намерения. В последствии же, истребив мятежников, он устремился еще с большею деятельностию к достижению предположенной цели — учреждению благоустроенного войска.

Известный Сев, нынешний Солиман-бей, родом Француз ⁴³, проживал тогда в Египте. Паша поручил ему [88] образование первых регулярных полков. При начальном основании сего нового войска, наполнили ряды его Неграми и Арабами Фелла, к коим определили офицеров из турецких уроженцев. Сборное место назначили сперва в Ассуане, что на границе Нубии; вскоре молодая рать быстрыми успехами своими приобрела доверенность паши, так что стали постепенно сближать учебный стан к Каиру. В короткое время это войско возросло до 30-ти баталионов, по 800 человек в каждом. При нем устроились: военное училище, селитренный и литейный заводы и арсенал. Невзирая на все меры предосторожности, предпринятые пашею, Арабы Верхнего Египта возмутились, а к ним присоединилась часть новых войск; но мятежники не устояли против твердости полковника Осман-бея, и надежды их рушились. Виновные, оказавшиеся более в военном, нежели в земледельческом сословии, подверглись каре наместника. Он не пренебрегал никакими средствами, чтобы упрочить существование [89] вновь учрежденного войска, напряг все силы подвластного ему края и тем привел его в разорение.

В 1831 году по спискам числилось уже около 70 т. войска. Пехота состояла из 15-ти регулярных полков, в том числе один гвардейский. В каждом было от 3-х до 5-ти баталионов в 800 человек. Полки занимали Кордофан, Кандию и Мекку. В кавалерии считалось 8 регулярных 6-ти эскадронных полков, в эскадроне полагалось по 133 человека. Сюда же принадлежали остатки прежних иррегулярных орт, употреблявшихся для полицейской службы, и около 2 т. арабской конницы, число которой можно было усиливать по произволу. Артиллерия состояла из 3-х баталионов, каждый в 800 человек; к ней причислялся один фурштатский эскадрон также в 800 человек и 5 иррегулярных орт, по 400 человек в каждой. В Каирском арсенале хранились две батареи 6-ти фунтовых орудий, отлитых по французским образцам. В армии находилось еще 3 пионерных баталиона, также по 800 человек в каждом. Сверх того, имелось 4-е баталиона молодых Турок, приготовляемых в занятию офицерских званий; в них считалось 2,400, а в военных училищах 1,200 человек.

В 1833 году число войск возросло до 19 пехотных полков, кроме одного гвардейского, - 10-ти полков регулярной кавалерии и одного артиллерийского, которые учились по французскому военному уставу. Пехотные полки делятся на 4 баталиона, а баталионы на 8 рот по 100 человек в каждой, что составит в полном комплекте полка 3,200 рядовых. Четвертые, резервные баталионы, при выступлении войск, остаются обыкновенно в местах своего расположения. В некоторых полках заведены европейские музыки. Полком начальствует мир-алай (полковник, повелитель дружины, или войсковой [90] старшина); в случае болезни или отсутствия, место его заступает каймакам (подполковник или наместник). Баталионного командира называют бим-баши (тысячник),— младшего штаб-офицера в баталионе — саг-кол-агаси (начальник правой руки). Юз-баши (сотники) начальствуют ротами, из коих в каждой есть еще, кроме того, по 2 обер-офицера,— всего же в комплектном баталионе 2 штаб и 24 обер-офицера.

Кавалерийские полки теперь уже 4-х эскадронные; 1-й и 4-й вооружены пиками, а средние — карабинами. В эскадроне до 120 человек, следственно в полку около 500 человек. Порода лошадей — способная к перенесению трудов. Седла похожи на употребляемые у нас в легкой кавалерии. В артиллерийском полку 8-м батарей, в батарее по 6-ти орудий, из коих четыре 6-ти фунтовые пушки и 1 единорога или гаубицы. Под орудия запрягают по 6 лошадей или лошаков, которые из бережливости заменяются в завоеванных краях обывательским скотом; в местах же неудобопроходимых для артиллерии навьючивают орудия на верблюдов. Орудия сии очень легки, напротив того зарядные ящики громоздки и тяжелы,

По другим известиям, заслуживающим более вероятия, состав пехотных и кавалерийских полков, различающихся по нумерам, следующий:

Высшие должности, как-то: мир-алая (полкового командира), мир-лива (бригадного командира) и т. д., замещаются большею частию Черкесами, Абазинцами и другими кавказскими горцами, захваченными в малолетстве в плен, которых Мегмед-Али воспитывал на свой счет и потом вместе с определением их на службу в регулярные войска освобождает.

Второстепенные места занимаются Турками, но в первых офицерских чинах, до звания юз-баши включительно, есть много и Арабов. Открытие для них дороги к производству породило уже соревнование между нижними чинами, без чего участь их была бы совершенно бедственная.

Из них, вероятно, составится со временем значительнейшая часть офицеров, если новая держава и армия Мегмед-Али получат прочное основание.

Зимнее платье нижних чинов из шерстяной, а летнее из бумажной ткани. Мундирные куртки их опускаются ниже пояса и накрываются исподним платьем, которое от колен вверху широко, а вниз узко. На головах носят они красные валенные шапочки, так называемые ермолки, величиною с колпак и с синею кистью на верху ⁴⁴. Такие же шапочки носят, как головной убор, и все высшие чиновники. Обувь рядовых состоит из остроносых полусапожек, с разрезанными спереди голенищами, но они так дурно и непрочно сшиты, что мало носятся и даже на службе редко употребляются ⁴⁵, от [93] чего и пехота большею частию босая, а обувь обыкновенно заменяется природными подошвами каждого, до такой степени загрубевшими, что оне способны ко всякому роду службы ⁴⁶. В ранце укладывается зимняя или летняя одежда, две рубахи и на четыре дня хлеба. Шинель скатывается и прикрепляется поверх ранца. Ружье со штыком, сума, кожаная фляжка для воды — вот и весь убор и вооружение пехотного солдата. Зимнее платье в пехоте красного, а в коннице синего цвета; но по беспримерной неопрятности и дурному состоянию одежды, трудно в ней найти однообразие; она более похожа на рубище, покрывающее сильного и хорошо сложенного человека, и редко покидается до истления. Так закоренелые привычки одолевают беспечного Араба, безусловно повинующегося власти, изменяющей в нем все природные наклонности стеснительными для него уставами благоустроенных войск!

За неимением ранцев, надевается чрез плечо котомка, в которую укладываются вещи. Она не тяжела и почти никогда не снимается; с нею ходят и в карауле, так что при выступлении в поход мало сборов. В полках нет больших обозов; все тяжести навьючиваются на 20-ти верблюдах и едва ли не заключаются в одних котлах и подвижных печах, для приготовления хлеба.

Шаг в пехоте свободный, без всякого принуждения, велик и довольно част. Тишина соблюдается как в строю, так и на походе. Идут вольно, но смирно, без разговоров и озираясь со внимательностию. В противоположность безобразию одежды, оружие сохраняется в отличной чистоте и исправности, за несоблюдение чего строго взыскивается. На часах Араб не следует в точности уставу: он прислонит ружье к стене, сядет, но не оплошает и бодро выполнит возложенную на него обязанность. [94]

Офицеры одеваются чище нижних чинов, носят галуны по швам, многие любят щеголять, иные даже пристрастились к заведенному порядку и стараются усовершенствовать порученные им части; между ними есть понятие о честолюбии, иные даже пламенны к славе. Род этого сословия совершенно отличный от нижних чинов, которые очень смуглы, или совсем черны, тогда как офицеры, большею частию, урожденные горцы Кавказа или Албанцы, имеют белый цвет тела, красивую наружность, ловки и показывают хорошие способности.

Пехотному солдату дают жалованье по 15-ти левов в месяц, что составляет на русские деньги 3 руб. 75 к.; в гвардии же, в которую рядовые поступают из армейских ефрейторов, каждый получает по 25 левов (6 р. 25 в.). В армии полковому командиру назначено в год 100 т. левов (25 т. руб.): соразмерно с сим положением, содержание гвардейских штаб и обер-офицеров очень велико. Но как вместо денег выдаются из казны расписки, а уплата сопряжена с большими затруднениями, то они часто теряют половину им следуемого. Для выдачи войскам жалованья посылаются избранные чиновники, которые скупают расписки за полцены, что составляет одну из отраслей промышленности египетского наместника. Таким образом, от поздней и неисправной уплаты жалованья, военнослужащие получают в сущности только половину положенного им оклада.

Паек египетского солдата очень достаточен. Он состоит из 200 драхм сухарей или 300 хлеба, 300-т драхм булгура или крупы, 70-ти мяса на месте и 100 в походе. На лошадь отпускается 4 окка ⁴⁷ ячменя и 3 окка соломенной сечки. [95]

При всем отвращении Арабов к регулярной службе, они столь кротки и покорны, что едва ли есть народ способнейший к перенесению сопряженных с нею тягостей. Так отзываются обучающие их иностранные офицеры, такую же славу приобрели Арабы у Турок и такими показали они себя в последнюю войну в Анадолии. Бедственное ли положение, до которого довел Мегмед-Али семейный их быт, чуждый всякой собственности и благосостояния, заменяющийся, с поступлением на службу, достаточным содержанием, или врожденная беспечность тому причиною; но терпеливость и равнодушие Арабов к непомерным трудам, крайне строгому обращению и побоям — превосходят, по словам очевидцев, всякое вероятие. Они умеренны в пище, довольствуются едва прикрывающим их рубищем, переносят равно и сильный холод и зной, босые и без усталости переходят большие пространства, не теряя бодрого вида. В трудно проходимых и гористых местах они с усердием принимаются за исправление дорог и переноску тяжестей. В сражениях стоят в сильнейшем огне непоколебимо; раны переносят с неимоверным терпением, сами, как свидетельствуют Турки, вырезывают у себя пули из тела, перевязываются и с прежним хладнокровием возвращаются в дело. Но едва ли исполняют они все это с порывом, знаменующим возвышенность духа, любовь к отечеству, или преданность к тому, за кого проливают кровь. Ныне не воспламеняет [96] уже Арабов и фанатизм, подвизавший их предков к обширным и отдаленным завоеваниям ⁴⁸.

Наборы производятся в Египте только по деревням и притом самым утеснительным образом.

Сельских жителей целого уезда, без всякого изъятия — и женатых, и отцов семейств, и больных — ведут связанными, как преступников, до сборного места. Туда сопровождают их все родственники, а иногда и все селение. По избрании способнейших, прочих отсылают обратно. От того, при появлении наборщиков, часто народонаселения целых деревень разбегаются, так что для приобретения 10-ти ратников иногда паша теряет 50 земледельцев. А как побеги эти случаются во время жатвы, то вместе с тем пропадают и произведения полей.

Изобретательный ум Мегмед-Али нашел еще средство к наполнению войск; в них зачисляли большое число [97] пленных Негров, приводимых из глубины Африки, для чего по пути следования караванов с невольниками учреждены были этапы. Но род этих людей, по упрямству и ограниченным умственным способностям, не оказался годным к изучению строевой службы и перенесению трудов, с нею неразлучных. Должно было оставить это средство, которое могло доставлять ежегодно от 10 до 15 т. человек.

Отчетность в полках в беспорядке, потому что большая часть полковых командиров безграмотна. Казначейские и квартирмистрские книги ведутся писцами из Коптов ⁴⁹. Один из штаб-офицеров занимается их поверкою. Вообще во всех отраслях управления заметно ненасытное корыстолюбие. Наказаниям подвергают воинских чинов по произволу и очень часто; за значительные преступления отдают их под военный суд и, по приговорам, определяемым по мере вины, расстреливают. В иных случаях представляется о том на утверждение паши. [98]

По вышеприведенному исчислению египетских военных сил, регулярная армия в 1833 году состояла из 80 баталионов пехоты, 60-ти эскадронов конницы и одного полка артиллерии, что должно бы составить в полном комплекте более 70 т. человек. Но это один только призрак, ибо Египет не в состоянии выставить в поле такого числа войск, по скудости нужных для того источников.

Казалось, что Мегмед-Али мог бы содержать такое многочисленное по его силам войско, только поборами с покоренных им соседственных народов. Невзирая на то, неугомонный паша, не щадя края, приступил уже в 1833 году к образованию 20-го и 21-го пехотных и 11-го и 12-го конных полков и располагал прибавить еще одну бригаду гвардейской кавалерии и другой артиллерийский полк. Простирая далее страсть сваю к подражанию, он хотел также образовать из Арабов кирасир, выписал из Франции кирасы, а из Англии рослых жеребцов и кобыл, [99] для замены легких арабских коней; но крупная порода лошадей не расплодилась в Египте, и новые конские заводы рушились.

Кроме регулярного войска, египетский наместник имеет еще в распоряжении своем толпы вооруженных Арабов — Бедуинов. Количество их зависит от произвола его и степени покорности, в какой они находятся и которую не всегда одинаково соблюдают. Кочуя по обширным пустыням Аравии, они часто восстают и сражаются с высылаемыми против них регулярными войсками. Эта конница отличная по легкости, быстроте и крепости лошадей, в преследовании не дает отдыха неприятелю, принуждает его ко всегдашней осторожности и приводит в страх и утомление. Теперь Бедуины подчинены уже пашею некоторого рода устройству и отправляют военную полицию в армии. Обитатели степей с презрением смотрят на своих соотчичей поселян, из числа коих набираются регулярные полки. В военное время стан окружается [100] цепью, составленною из Бедуинов, с приказанием без пощады убивать беглецов и выходящих без позволения за определенную черту. Добыча с убитых отдается сторожевым Бедуинам, а как они очень алчны, то исполняют поручаемую им обязанность с точностию и тем удерживают регулярное войско на ночлегах и переходах в порядке. Народное и обыкновенное их оружие — длинное копье; паша же, рассчитав их по полкам, дал им сверх того ружья. Эти всадники, грозные для жителей и пораженного неприятеля, равно неутомимы в трудах и подвигах наездничества; но Мегмед-Али, пренебрегая всем, что не носит на себе отпечатка регулярности, неохотно держит их в большом числе при войсках. В последнем походе против Турок, при армии было не более 2 т. Бедуинов.

В четырех часах пути от Каира основал Мегмед-Али-паша училище, для образования офицеров генерального [101] штаба (Etat-mayor). Здание воздвигнуто на том самом месте, где стояли войска верховного визиря во время сражения под Гелиополем. В этом училище 100 воспитанников от 20-ти до 25-ти летнего возраста — лучших способностей.

Военный госпиталь на 1,500 человек устроен в Абузабеле и, как сказывают, очень замечателен по заведенному в нем порядку. При нем учреждено и врачебное училище; между тем лекаря в войсках — наиболее из Французов или Италианцев. Из числа последних некоторые употребляются в должности инженеров и военных учителей. Они большею частию сардинские и пиамонтские уроженцы, изгнанные своим правительством за беспокойный нрав; они получили совершенную оседлость в Египте. Не давно еще в каждом полку находилось по одному иностранцу в должности учителя (instructeur), теперь их менее. Вначале паша затруднялся определением их в действительную военную службу; потому что не мог никого поручить в распоряжение их, по существующему еще у мусульман против христиан предубеждению, воспрещающему признавать их начальниками. Однако и этот предрассудок начал уже упадать у Арабов, между которыми фанатизм гораздо менее владычествует, нежели у Турок. Случалось даже, что иностранцы определялись в полки офицерами. Во флоте приступили к этой мере с успехом, и лучшими кораблями начальствуют французские и английские капитаны. В сухопутных войсках иностранцы преимущественно причисляются к штабам; в числе их называют и одного Русского.— Паша не упустил из виду приготовление к этому же роду службы молодых людей из своих подвластных, которых он посылал для воспитания во Францию. Они употребляются уже с пользою в войсках.

Главнокомандующим египетскими военными силами, в [102] последнюю войну с султаном, был сын Мегмед-Али-паши — Ибрагим, известный своим походом в Морею против Греков. Ему около 40 лет от роду; он не имеет природных дарований, отличающих отца; наружностию хотя с ним и схож, но вид его и приемы неприятны, грубы, неловки. Сложения он крепкого, силен, необыкновенно деятелен, лично храбр, жесток и сластолюбив. Диким и свирепым нравом своим удерживает он подчиненных в покорности. Ибрагим начал с некоторого времени предаваться пьянству; но буйные его страсти отчасти умеряются находящимся при нем неотлучно Солиман-беем. Не взирая на зависть, возбужденную его дарованиями в главнокомандующем, Ибрагим вынужден уважать его, хотя с чувством оскорбленного самолюбия, и слушается французского выходца. Солиман-бей, управляя образованием и всеми движениями войск, признал необходимым, для лучшего успеха и поддержания своей власти, вести себя с сыном наместника смело и решительно. В угождение же самолюбию его, он скрывает душевное свое презрение к нему и успел убедить его, что последний поход может только сравниться с знаменитым вторжением Наполеона в Италию в 1797 году.

Ибрагим не терпит никакой роскоши; в военное время он лично довольствуется немногим более всякого малочиновного офицера. Примеру начальника следуют все подчиненные. Главная квартира и все вообще штабы не обременяют войск множеством праздных людей и бесконечными обозами. В Александрин, среди мира, Ибрагим живет с большою роскошью. Он там хорошо содержит дом свой и даже имеет выписного из Франции повара, которому дает большое жалованье. Ныне Мегмед-Али строит в Александрин новый дворец для возлюбленного сына своего. [103]

Свыкшись с регулярною службою, Ибрагим начинает входить и в мелочные распорядки ее, что стало заметно во всех частях, ему вверенных или состоящих под влиянием его. Разыскания его строги и неизменны, от чего одно лишь присутствие вождя сего при войсках уже вселяет в них страх и повиновение. Он пылок в бою, где личным примером и жестокостию побуждает подчиненных к самоотвержению.

Нрав его образовался еще в молодости, в продолжении которой он видел много злодейств и лично в них участвовал, при покорении Египта, где расстреливал из орудий плененных им жителей, без разбора возраста и пола. Таким же явил он себя в войну, веденную им в Геджиазе, где, в присутствии своем, велел безжалостно умертвить знаменитейшего по образованию из Коптов — Маилек-Гали, без внимания к просьбам и рыданиям детей несчастного, орошавших слезами ноги победителя. Он стал несколько воздерживаться от свирепых своих наклонностей только со времени войны в Морее, где на него подействовали советы и увещании европейцев, бывших в близких с ним сношениях.— Ибрагим соревнует отцу своему в европейской славе, но сохраняет еще врожденную алчность к золоту, для приобретения коего не щадит ничего.

В числе военоначальников, замечательных по родству с Мегмед-Али-пашею, упоминают о внуке его Аббас-паше, сыне умершего в Аравии от чумы Туссум-паши. На воспитание этого молодого человека не было обращено ни малейшего внимания и до сих пор в нем не видно никаких блистательных дарований. Во время последнего похода против Турок он находился при войске и был поручен надзору своего дяди.

Направляя все действия к низвержению власти и могущества султана, Египетский его наместник признал [104] необходимым увеличить свои морские силы, без содействия которых сухопутные, при всевозможных успехах, не вполне бы достигли желаемой цели. В междоусобной войне нужен флот и Египту и Турции, как для обеспечения продовольствия войск, так и для того, чтоб взаимно угрожать друг другу высадкою – с одной стороны в Дарданеллах, а с другой в Александрии. По этой причине Мегмед-Али обратил особенное внимание на приведение своих морских си в лучшее состояние.

До 1830-го года адмиралтейство в Александрии было очень незначительно. Кораблей вовсе не строили, а только фрегаты, корветы и мелкие суда. По прибытия французского корабельного инженера Сериза, паша поручил ему составить план адмиралтейства, и оно начало быстро приходить в устройство. К 1833 году было уже готово четыре каменных корабельных элинга, с магазинами, для хранения инструментов и материалов, ежедневно употребляемых при работах; также возведено было два здания, каждое на 200-х саженях длины. В одном из них размещались в приличном порядке мастерские; в другом заключалось два отделения: первое назначено было для канатного завода, а второе к складу изготовленного уже для флота такелажа, имеющегося в обильном запасе. В верхнем жилье одного из описанных зданий помещается военное училище. В нем содержится на иждивении правительства 1,200 воспитанников, приготовляемых к сухопутной и морской службе. Все почти ученики — дети бедных родителей; паша выдает им по 100 левов (25 р.) в месяц, чтобы приохотить отцов к отдаче сыновей своих в службу.

К северу от этого здания, возле самого берега, выстроено на столбах с крышами 16 сараев, для хранения запасного леса. Они были довольно пусты; и хотя [105] тогда производилась постройка трех кораблей, но лесу едва ли было достаточно и для одного. Впрочем, в отвращение недостатка в материалах, было подряжено несколько английских и других купеческих судов, для перевозки корабельного леса, заготовленного Ибрагим-пашею в Карамании, что на южном Анадольском берегу, состоявшей уже во власти его отца.

Удержав ее за собою, он усилил по возможности эту важную для него отрасль добывания корабельного леса, который до того времени приобретался покупкою и доставлялся в Александрию купеческими подвозами из Венеции и Триэста, а мачтовый наиболее из Черного моря. Паша покупал также и готовые суда,— в числе прочих одно русское, построенное в Архангельске известным мастером.

Вблизи этих строений проводят с великим трудом насыпь (мол), для образования военной гавани, совершенно закрытой и отдельно от купеческой. Несколько выше лесных хранилищ, поставлен длинный сарай для спуска такелажа и связания канатов. Кроме того, предположено устроить два сухих дока, для исправления судов. Вблизи адмиралтейства, к востоку, на возвышении сооружен телеграф, посредством коего передаются известия в Каир в течении четырех часов.

В адмиралтействе употребляется ежедневно более 2 т. мастеровых и рабочих. Между первыми много европейцев, которые получают хорошую плату, и потому охотно вступают в службу к паше; последние, из туземных Арабов, обременены тяжкими трудами и крайне угнетены; корабельный строитель, заведывающий всем адмиралтейством, в роде морского интенданта, получает ежемесячно полторы тысячи талеров ⁵⁰ жалованья и триста [106] талеров столовых денег. Простым мастерам выдается от одного до четырех талеров в день. Но как сведения об этом огромном содержании различны и сообщены приверженцами наместника, то за полную достоверность их нельзя ручаться, хотя действительно известно, что иностранцы, занимающиеся в Александрийском адмиралтействе, получают необычайно великое содержание.

Постройка в Александрии корабля, без вооружения и оснастки, обходится в 12 т. кошельков (кис), содержащих каждый по 500 турецких левов, что составит 6-ть миллионов левов, или 1 1/2 миллиона рублей на наши деньги.

В 1839 году египетские морские силы состояли из следующих судов:

Корабли:

1) 140-ка пушечный, трехпалубный, Миссир (Египет или Каир), под начальством капитана из Французов Бессона (Besson).

2) 100 пушечный, двухпалубный, Мехалет-эль-Кубра, под начальством Француза Гуссара (Houssard).

3) 100 пушечный, Манюарэ, под начальством Англичанина Прессика (Pressick), который, по словам его, в молодости был записан гардемарином в России, а после того находился в английской службе, где под Наварином начальствовал военным судном.

4) 100 пушечный, Искендер (Александр); капитан Махмуд.

5) 74-х пушечный, Абукир; капитан Гассан-эффенди,

Фрегаты 60-ти пушечные:

1) Джафариэ; капитан Берджем-Али-Ахмед.

2) Бахира; капитан Латиер, Француз.

3) Решид; капитан Сеид-Али.

4) Даммиет; капитан Хаир-Эль-Дин. [107]

5) Шири Джихад; капитан Эмин, иностранец.

6) Кяфер-Эль-Шеих.

Корветы 22-х пушечные:

1) Джин-Эль-Бахирэ.

2) Беленки-Джихад.

3) Бейкер-Джихад.

4) Фуа.

Бриги, вооруженные от 14 до 20 пушок:

1) Шахбаджи-Джихад.

2) Джеддин.

3) Семенди-Джихад.

4) Беди-Джихад.

Шкуны:

1) Тинсах (Крокодил).

2) Сакка.

3) Шахин-Дерикэ.

4) Вашингтон.

Всего 23 судна. Сверх того заложены: 140 пушечный трехпалубный корабль Акра, 100 пушечные Гомс и 99 пушечный Бейлан. Названия эти даны им в память побед, одержанных над султаном; при всем этом, паша поставил на Флангах герб своего государя, с которым воевал.

Все флотские экипажи набираются более из туземцев, частию же и из Негров, но почти на всяком судне есть несколько Италианцев и Французов. В бою их распределяют по важнейшим местам: к управлению парусами, к надзору за действием орудий и т. п. По словам капитанов, экипаж 100 пушечного корабля состоит из 1,200 человек, а 80 пушечного из 800. Если принять показание это за справедливое, то и тогда многолюдство сие не служит доказательством действительной силы флота, ибо экипажи на половину состоят из 15 и 17 летних юношей. [108]

Иноземные начальники судов различно отзываются о способности Арабов к морской службе. Одни говорят, что, по врожденной глупости и бестолковости Араба, трудно его чему-либо научить; другие напротив утверждают, что простой земледелец чрез две недели обращается в отличного марсового матроса. В обоих суждения видно пристрастие.

Матросу низшего разряда выдается в месяц 15 левов (3 р. 75 к.) жалованья, другим по 20, 25 и 30 левов; рулевому 200, боцману 80. Годичный расход на жалованье всех вообще морских чинов, включая капитанов кораблей и прочих офицеров, простирается до 1 1/2 миллиона рублей. На продовольствие матросов отпускается сарачинское пшено, бобы и сухари из белого хлеба. Определенной меры нет, пища дается в изобилии и сколько кто пожелает ⁵¹.

Большое количество военных судов построено по системе Семингса; отделка их вообще чистая и красивая, но они содержатся довольно неопрятно. В таком виде, по крайней мере, находились они в 1833 году, по возвращении из 7 месячного плавания, когда еще производились поправления и черная работа. Все корабли помещались тогда в гавани. Артиллерия была только свезена на берег с больших судов, по причине мелководия, впрочем все вооружение было на судах, так что флот находился еще в совершенной готовности к бою. На египетских кораблях введено много новых изобретений, принятых в европейских флотах, как например: вода хранится уже не в бочках, а в железных ящиках, получаемых из Англии. Оттуда выписываются и цепные якорные [109] канаты, которых есть уже по одному на каждом судне; пеньковые же, а равно парусина для парусов делаются в Александрии. Вооружение и оснастка исправная и даже щеголеватой отделки, орудиями и ружьями снабжаются с заводов, устроенных близь Каира. Пушки все 32-х фунтового калибра, с накладными прицелами. Пиллерсы поднимаются на судах без малейшего стука, особыми машинами с винтами. Внутреннее расположение судов весьма удобное. Батареи совершенно свободны; кают-компания на кубрике, вокруг корабля галерея с полубортиками. Адмиральская и капитанская каюты гораздо теснее, нежели у нас. Вообще всем пожертвовано для существенных выгод судна. Для мытья палуб проведено в каждую из них по трубе с краном, вода же накачивается вверху. Среди палуб стоят наполненные водою ящики с кранами и вставленными в них узенькими трубочками, чрез которые могут пить в одно время по 20 человек.

В 1832 году начальствовал над морскими силами Осман-бей, называвшийся также Осман-пашею и заслуживший своими дарованиями добрую славу. Отец его, Нур-Эль-Дин, был из низшего разряда домашних служителей наместника. Молодой человек понравился Мегмеду-Али, был отправлен на его счет в Европу для воспитания и провел 7 лет во Франции, Италии и Англии. Там он усовершенствовал свои природные способности и устранил препятствующие к развитию их предрассудки, существующие на Востоке. Возвратясь на родину, он занялся народным образованием и основанием военного училища, по образцу европейских, в чем имел при начале желаемый успех. По возведении Османа в высшие звания, ему поручили рассматривать представляемые проекты, а между прочим и начертание законов до разным отраслям управления. Доверенность к нему паши породила множество завистников. Теперь Осман-бею около 44-х лет. [110] Домашнюю жизнь проводил он в чтении и занятиях, знает европейские языки и вообще пользуется славою просвещенного человека; но многие из тех, кому он короче известен, уверяют, что под этою личиною скрываются весьма обыкновенные дарования. В походе 1832 года против Турок он не отличился никаким подвигом, что подало повод к замечательным словам, сказанным Мегмед-Али, по возвращении его с флотом в Александрию: «Осман-бей! Я не могу взыскать с тебя; ты сам себя строжайшим образом наказал, упустив предстоявший тебе случай навсегда прославиться» ⁵².

К числу первых чинов египетского флота принадлежит вице-адмирал Мугаррем-бей, зять наместника, как и он, уроженец из Каваллы и сын богатого отца. Ему теперь лет под 50 от роду. В общем мнении не только не полагают его одаренным твердостию духа, но даже считают робким до ничтожества и великим корыстолюбцем. Начальствовав флотом под Наварином, он не отличился никакими военными доблестями.

Изобразив состояние сухопутных и морских сил султана и его египетского наместника, остается сравнить их между собою и сделать заключение. Невзирая на числительное превосходство первых, оне не могли удержать победы над последними в продолжении минувших военных действий. Причиною сему упадок духа, объявший турецкую армию от первых, понесенных ею, неудач и от всеобщего неудовольствия в народе, ожидавшем больших льгот от торжества мятежного паши. Очарование сие теперь уже рассеялось; но в то время оно сильно действовало и на поколебавшийся дух войск. К тому же, [111] можно ли было ожидать, чтоб турецкое войско, получившее европейское образование только по наружности, но втайне сохранившее все старинные обыкновения свои — истинные преграды к достижению благоустройства, было в состоянии противоборствовать Египетскому? Напротив того, армия паши состояла из народа, безусловно подчинившегося преобразованиям; в ней прочность новых постановлений основывалась на строгом повиновении и чинопочитании; из нее устранена всякая роскошь и до такой степени, что Египтяне тогда только стали укрываться в палатках, когда отбили у Турок лагерь и обозы. Беспечным ли и роскошным пашам возможно было дать отпор Египетскому вождю, постановившему себе за первое правило проводить жизнь свою в трудах и простоте, приличной воину Ибрагим-паше, возбуждавшему войска к победам личным примером? Последствия, как за сим будет видно, доказали это: дне многочисленные турецкие армии рассеяны в самое короткое время, а вслед за ними и сам султан лишился бы престола, если б не спасло его участие Императора в делах Турции.

Комментарии

43. Нет верных сведений о прежней его службе: иные говорят, что Сев служил в конных егерях Наполеоновой гвардии и был адъютантом у маршала Груши; другие утверждают, что он в первых офицерских чинах находился при штабе маршала Нея. В военных французских архивах ничего о том положительно не отыскано. По известиям же, вероятно самим Севом разглашенным, он сперва служил во флоте, потом в артиллерии и наконец в гусарах; достиг полковничьего чина и был адъютантом у маршала Груши; участвовал в восстании против короля, при возвращении в 1815 году Наполеона с острова Эльбы; был прикосновен к делу маршала Нея, или участвовал в покушении освободить его и вынужден оставить отечество. Прибыв в Египет с намерением вступить в службу Мегмед-Али, выходец, вскоре убедился, что к достижению места, соответственного его честолюбивым видам, встретит он всегдашнюю преграду в христианской вере, почему и принял магометанскую, с наименованием себя Солиман-беем. Ему теперь уже более 50 лет от роду. Сев от природы одарен военными способностями, приобрел хорошие познания в своем ремесле и, по-видимому, весьма решителен и ловок в обхождении с людьми, с которыми находится в столь различных отношениях — подчиненного, начальника и образователя.

44. Шапочки сии носят в строю, в свободное от службы время и ложась спать, по обыкновению мусульман, никогда не открывающих голов. Эти шапочки получили название фес (феска) от варварийского города Феца, в котором их выделывают с искусством и в большом количестве,

45. Сапожное мастерство и самое обувание в сапоги до сих пор еще дико азиатцам.

46. Большое преимущество для войск.

47. Окко равняется почти 3-м фунтам и содержит в себе 400 драхм. А потому египетский солдат получает в день:

На лошадь выдается:

48. Странная смесь нравов и обычаев вольного и дикого Араба с правилами образованного по-европейски воина — ясно выражается в следующей любопытной песне арабского солдата:

«Я родом из Гальгоба и с рожденья моего уже 16 раз видел, как Нил орошал мои поля.

* * *

И соседом моим был шеик Абдалла; лик дочери его был мне одному известен. Ничто не равнялось с красотою Фатьмы: глаза ее уподоблялись финджале (Кофейная чашка.); дебело и твердо было молодое тело ее. Сердце было у нас одно; соперников мы не имели, и нас хотели соединить, но кятиф,— да возляжет проклятие Божие на него,— связав мне руки и шею, с 50-ю другими, велел вести в лагерь. Я был беден, сосед мой также, и мы ничем не могли склонить кятифа. Да возляжет на него проклятие Божие!

* * *

Звуки барабанов, труб и флейт оглушили меня, так что я вскоре забыл свою хижину, коз и шадуф (Машина, которою поднимается вода в Ниле.), но мог ли я забыть солнце дней моих, свет души моей, бедную Фатьму? Подарили мне ружье, регулярное платье и суму, потом учили поворачивать голову направо и налево и стоять, держа одну ногу вверх. Я был малый ловкий и скоро научился делать: диван-дур! селам-дур! (Под курок! На караул!) и множество подобного.

* * *

И вот я выступил с полком в поход в Мекку; я радовался, что увижу Каабу (Гробницу лжепророка.). Мы дрались в пустынях, в скалах и на горах; мы били врагов Пророка, — и я наконец вступил, как хаджи (Посетитель святых мест у мусульман.), в столь желанную Мекку. Хвала Богу!

* * *

И меня произвели в капралы, и после трехлетнего похода нас посадили на корабли и отвезли в страну благословенной реки. Я очутился опять в лагере. Тревожимый мыслью о соседстве Гальюба и моей Фатьмы, я не решился идти к ним, опасаясь случившихся в отсутствие мое перемен.

* * *

И от того я занемог горячкою, и меня отвели в большой госпиталь Абузабеля, и франкские лекаря, несноснее моей болезни, не давали мне есть, с тем чтобы продать мою порцию. Да возляжет на них проклятие Божие!

* * *

И день ото дня становился я слабее и грустнее; я был близок к смерти; однажды врачи принесли мне зелие, которого отвратительный запах уже усугубил мою болезнь. Чаша уже касалась уст моих, как услышанный извне голос пронзил мою душу. Он призывал: Гассан, Гассан! — Я Энни (Гассан, Гассан! — Очи мои!)

* * *

Я пустил чашею в лице служителю; силы мои возросли и разлились по крови. Я встал и выздоровел: а глупые врачи вообразили себе, что помогли мне лекарствами; я потребовал выписки, и мне вручили билет на выписку.

И вот уже я в объятиях Фатьмы, ожидавшей меня о трепетом; мы обнимались, и она рассказывала мне, каким образом проникла в лагерь:

* * *

«Я хотела войти, и Негр, наклонив ко мне штык, закричал: Дур (Стой!)! Не понимая слова сего, я не отвечала, и свирепый Негр, приближаясь ко мне, страшно вопил; но прибывший в то время турецкий офицер спросил у меня, чего я хотела?»

* * *

«Хочу Гассана своего, возлюбленного моего, которого три года уже не видала; и офицер, выбранившись, повернулся ко мне спиною. Я в страхе отошла и встретила сестру сержанта, которая мне сказала:

* * *

«Возлюбленный твой в госпитале; он болеет от разлуки с тобою». И драгой свет жизни моей, быстрее дикой козы, подбежала к окну госпиталя, призывая: Гассан, Гассан! — Я Энни!»

* * *

Исполненный радости, я в торжестве принес ее в свой лагерь и, как сумасшедший, показал ее своему полковнику, своему адъютанту, своему тысячнику, своему сотнику, своему поручику и своему сержанту.

* * *

Мы уже получили позволение, и скоро сочетаемся в Гальюбе, где старый Абдалла хотел благословить нас. Хвала Богу!

* * *

Велик Бог правоверных в милостях и щедротах своих».

49. Копты – остатки прежних Египтян, исповедующих христианскую веру, по особенным обрядам, встречаются ныне в своем древнем отечестве только в малом числе; народ этот, угнетенный пришельцами, удаляется от них и начинает исчезать. Наделенные от природы хорошими способностями, отличаясь крепостию и промышленностию, Копты нанимаются к откупщикам и владельцам в писцы, счетчики, поверенные и другие подобные должности. Сближаясь с чиновными лицами, они получают иногда места, зависящие от правительства; но, подобно всем порабощенным народам, сохраняют между собою тайную, безусловную связь. Некоторые богаты, но скрывают свои достаток.

50. Талер равняется пяти рублям.

51. Известия о содержании флота и расходах, на сей предмет употребляемых, почерпнуты из хвастливых рассказов приверженцев Мегмед-Али-паше, а потому весьма могут быть увеличены.

52. Адмирал всегда вел себя пред пашею как льстец, а в заключение бежал в 1834 году от своего благодетеля и передался турецкому султану.

Текст воспроизведен по изданию: Турция и Египет из записок Н. Н. Муравьева (Карского) 1832 и 1833 годов. Том I. М. 1869

© текст - Муравьев-Карский Н. Н. 1858
© сетевая версия - Тhietmar. 2022
© OCR - Karaiskender. 2022
© дизайн - Войтехович А. 2001

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info