СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

Милостивый государь Аполлинарий Петрович!

По поручению г. Щулепникова вчера я прибыл в Требинье и согласно данному мне от него приказанию осмеливаюсь донести вашему высокопревосходительству о положении дел в южной Герцеговине.

Комиссары Порты прибыли сюда уже неделю тому назад. Согласно обещаниям, которые они давали в Мостаре — употребить все средства к усмирению мирным образом восставших раий, первым их долгом было разослать в Зубцы, Баняны, Грахово и Пиву письма или воззвания к народу с повелением положить оружие и явиться в Требинье высказать свои жалобы ¹. Но восставшие, не решаясь вдруг склониться на приказания комиссаров, вероятно из страха быть заключенными и наказанными, непременно хотели, чтобы Киани-паша ответил им решительно о том, как он хочет поступить с ними, и удовлетворил бы прежде их жалобам. Киани-паша, оскорбленный их ответом, послал сказать только, что он не пришел делать с ними условия, а усмирить их, и что они должны ожидать помилования себе только от великодушия правительства.

Так кончились безуспешные мирные переговоры, укрепившие комиссаров в несчастном убеждении, что райи не восстали вследствие злоупотреблений, а были только возбуждены извне, то есть Черногориею. Не оправдывая раий, нельзя не сказать, однако же, что комиссары не действовали в этом случае с всею доброю волею и с твердым намерением мирно кончить дело. Холодность и гордость Киани-паши в его поступках и воззваниях смутили восставших христиан. Он начал переговоры эти с целью показать, что он употреблял средства миролюбивые и что он не подвинул дела. Настоящею же целью его было не упустить случая войти с оружием в Грахово и принудить черногорцев защищать эту спорную нахию. Киани-паша очень ясно выразил это сегодня в разговоре со мною, сказав хотя почти шуточно, что Порта очень рада настоящим событиям, которые помогут ей определить свои отношения к Черногории.

К обвинению последней Киани-паша думает иметь достаточные доказательства: он мне показал сегодня воззвание воеводы граховского к христианам этой нахии. Воззванием этим воевода приглашает народ защищать свою страну от нападения турок, говоря, что и кн. Данила того желает и поможет им в случае необходимости. Из этого Киани-паша заключил, что черногорцы заняли Грахово и считают его своею землею, хотя из слов воеводы этого вовсе не следует; было бесчисленное число примеров, что начальники восставших, дабы более воодушевить их, говорили без всякого основания, что им обещал помощь кн. Данила.

Кемаль-ефенди, напротив, не думает видеть черногорцев в Грахове, но говорит только, что если войска турецкие встретят их там, то без всякого сомнения Гуссейн-паша, начальник этих войск, перейдет, согласно приказанию Порты, чрез границы Черногории.

Теперь турецкие войска стоят в Банянах против Грахова и пойдут на, него в скором времени. Кемаль-ефенди, хотя и уверен теперь, что князь остается в своих границах, но рассчитывает, что он поможет граховлянам ². Комиссар этот, основываясь на том, что князь прервал свои сношения с ним, думает, что он готовится на открытую войну с Турциею. С другой стороны, он предполагает, что прервание этих сношений есть [163] следствие неосторожного поступка секретаря кн. Данилы. Вашему высокопревосходительству известно, что секретарь князя г. Деларю был в Мостаре с письмом к комиссару Порты. В письме этом, как говорит и сам комиссар, не заключалось ничего — ни оскорбительного, ни неосторожного. Князь просил его высказать свое мнение и намерения Порты касательно Черногории. Но, как сказал мне сегодня Кемаль-ефенди, Деларю, преступив инструкции, данные ему от князя, в выражениях не совсем приличных требовал окончательного ответа касательно вопроса о Грахове, Банянах и Зубцах. Кемаль-ефенди. думая, что секретарь князя говорил согласно поручениям его правителя, отвечал очень холодно, что не может решить подобных вопросов, но будет ждать от князя более благоразумных в Требиньи, прибавя, что князь будет всегда пользоваться возможным уважением турецкого правительства и что оно никогда не думало его сделать ни мудиром, ни каймакамом. Но теперь Кемаль-ефенди, кажется, убедился, что неосторожные его требования, решившие Киани-пашу войти в Грахово, были следствием его слишком большого усердия и вовсе не были сделаны по приказанию князя. Кемаль-ефенди, говоря мне об этом, заметил, что князь не поправил до сих пор поступка своего секретаря, который не явился в Требинье, что и заставило его предположить, что князь не хочет входить в дальнейшие переговоры. Здесь, впрочем, известно, что князь недоволен поступком Деларю и отправлял его в Скутари к протектору его французскому консулу Эккару, который, вероятно, чтобы устроить это дело, приехал сегодня в Требинье.

Приведу еще слова Киани-паши, доказывающие его решительное намерение идти в Грахово и далее в Черногорию, пользуясь настоящим запутанным положением дел; пока трудно узнать кто прав, кто виноват. Он сказал мне касательно движения войск, что он не счел нужным посылать их в Зубцы, потому что нахия эта хотя и составляет зерно восстания, но окружена австрийскими границами таким образом, что войска турецкие не могут преследовать бегущих раий, между тем как в Грахове он может не останавливаться, и только войдя в него, решит вопрос об отношениях раий к Черногории. При конце свидания со мною Киани-паша как будто с печалью заметил, что ему чрезвычайно жаль несчастных раий, которые ни в чем не виноваты и страдают только, как слепое орудие происков кн. Данилы, что ему больно быть в необходимости проливать кровь невинных подданных султана.

Смею думать, что войско турецкое остановилось в Банянах близ села Билеча и не идет далее решительно только потому, что считает свои силы недостаточными для дальнейших операций. Из Мостара пошел в Баняны последний там оставшийся батальон, а из Клека ждут еще четыре батальона. С прибытием их Киани-паша, как он сам сказал, даст приказания войскам идти дальше.

При занятии Банян низамом жители этой нахии ушли все в Грахово, даже и монахи монастыря Косерева. Первый великодушный поступок турок в Герцеговине сделан фериком Гуссейн-пашою: он велел прогнать в Грахово вслед за бежавшими туда жителями Банян рогатый скот и 6000 овец, оставленные поселянами в бегстве. Жители Банян сожгли сами свои дома, дворы и имущество, которое не могли взять с собою.

Можно надеяться, что появление русского чиновника в Требинье даст смелость монахам монастыря Косерева и игумену мон[астыря] Дужи придти к комиссарам Порты. Монахи выразили это сами некоторым требиньским христианам. Особенно было бы полезно сохранить герцеговинским христианам игумена Дужей, человека умного и благородного, но я теперь остерегаюсь входить в сношения, хотя и посредственные, с восставшими, имея в виду сохранить доверие комиссаров к русским агентам, [164] доверие, в котором я сегодня мог убедиться. Киани-паша и еще более Кемаль-ефенди приняли меня с крайнею вежливостью и предупредительностью. Оба они выразили мне удовольствие, что решение дел Герцеговины будет происходить в присутствии русского агента ³. Я даже не имел надобности спрашивать их о чем-либо, они первые сообщили мне все то, об чем я имею честь доносить теперь вашему высокопревосходительству.

С глубоким почтением и совершенною преданностью честь имею быть, милостивый государь, вашего высокопревосходительства покорнейшим слугою

А. Ионин

Комментарии

1. Для расследования положения в Герцеговину прибыли комиссары Порты Кемаль-эфенди и Кияни-паша. В разосланных ими прокламациях к восставшим давалось обещание помиловать тех, кто добровольно сложит оружие (см. док. 67).

2. Кемаль-эфенди был уполномочен вести переговоры с черногорским князем Данилой относительно спорных пограничных территорий, на которые претендовала Черногория (Грахово, Баняны, Зубцы и др.). Комиссар Порты соглашался удовлетворить претензии князя только при условии признания последним верховной власти Порты, на что Данила не соглашался. Переговоры были прерваны, 26 апреля 1858 г. турецкие войска вошли в пределы Грахова (Хитрова Н. И. Черногория в национально-освободительном движении..., с. 134-135).

3. Опасаясь, что дальнейшее сопротивление герцеговинцев приведет к войне Турции против более слабой Черногории, русские дипломатические представители предприняли попытки убедить инсургентов подчиниться требованиям комиссаров (см.: Е. Р. Щулепников А. П. Бутеневу от 9 апреля 1858 г. — АВПР, ф. Посольство в Константинополе, д. 2046, л. 49-50).