ЗАМЕТКА ПО ПОВОДУ СТАТЬИ «ЧУМА В МОСКВЕ 1771 ГОДА».

(Письмо в редакцию директора Московского главного архива мин. иностр. дел барона Ф. А. Бюлера).

В 5-ой и 6-ой тетрадях сборника «Древняя и Новая Россия» помещена весьма замечательная статья Д. Л. Мордовцева: «Чума в Москве 1771 года». Эта статья заключает о сем печальном времени много чрезвычайно любопытных подробностей, до сих пор мало известных, либо извращенных преданием. Напр., из нее оказывается, что на место главнокомандовавшего гр. Салтыкова, Еропкин был назначен по высочайшему повелению, тогда как молва утверждала, что он самовластно принял на себя начальство над Москвою и водворил в ней порядок.

Но, до сих пор, с кем бы мне не приходилось беседовать об этой эпохе, разговор всегда оканчивался параллелью между наградами, которые получил Еропкин, действовавший с самоотвержением в сравнительно трудный и опасный момент, с теми, которые посыпались на Орлова тогда, как и по мнению г. Мордовцева, все предпринятые им распоряжения, как они ни были умны и дельны, остались без практического применения, ибо тогда уже, под влиянием осенних холодов, чума прекращалась сама собою.

Относительно Орлова интересное повествование автора как бы обрывается и в нем именно недостает этой параллели.

С позволения вашего, восполню означенный пробел.

Еропкин получил, при рескрипте, андреевский орден и 20 т. р.; на память же подвига Орлова выбита медаль и воздвигнуты мраморные, до сих пор существующие триумфальные ворота. Сделанная на них надпись красноречиво свидетельствует, как велико было тогда пристрастие к нему Екатерины II, или до какой степени она еще считала нужным беречь и отличать его.

Об этих воротах, как воздвигнутых в царскосельском саду, по дороге в Баболово, упомянуто, с ссылкою на Гельбига (Russische Guenstlinge) в труде моем: Два эпизода из царствования Екатерины II (Русск. Вестн. за февр. 1870 г., стр. 78, в примечании) и там же сказано, что на них сделана надпись: «Орловым от беды избавлена Москва». А. П. Барсуков, в превосходной своей монографии «Князь Г. Г. Орлов» (Русск. Арх. 1873 года. 2. стр. 74), также ссылаясь на Гельбига и называя ту же дорогу гатчинскою, говорит, что надпись эта, сделанная со стороны дороги, есть стих В. И. Майкова из его послания Орлову (которое далее, на стр. 70 того же очерка приведено им вполне) и что ворота выстроены по рисунку Ринальди.

Кроме того, он цитирует и следующий текст надписи, сделанный на той стороне ворот, которая выходит в сад:

«Когда в 1771 году на Москве был мор на людей и народное неустройство, генерал-фельдцехмейстер Григорий Орлов, по его просьбе, получив повеление, туда поехал, установил порядок и послушание, сирым и неимущим доставил пропитание и исцеление и свирепство язвы пресек добрыми своими учреждениями».

Надпись эту, несомненно, сочинила сама императрица Екатерина II. Она порой легко усвоивала себе и охотно употребляла простонародные речения. Это доказывает оборот на Москве, но она же часто отступала от грамматики и там, где следовало употребить местоимение свой, совершала германизм и писала его; да и часто ошибалась в выборе оффициальных выражений. Так и тут, вместо слова «распоряжения» [79] явилось «учреждения». Наконец, кто же, кроме Екатерины II, мог себе позволить, говоря об Орлове, не назвать его ни графом, ни князем, тогда именно, когда он, по свидетельству г. Барсукова (стр. 99), тщетно домогался признания его в княжеском достоинстве, пожалованном ему еще в 1763 году германо-римским императором Францом, каковое признание и состоялось только в 1772 году.

Что же касается до выбитой в честь его медали, то об ней упомянуто мною, с ссылкою на Гельбига, в том же месте Двух эпизодов; а в Трудах Московского Общества Истории и Древностей Российских, на стр. 93-й. часть VIII, 1837 года, в реэстре русских исторических медалей, доставленных обществу г. Лажечниковым, она описана подробно следующим образом:

«Медаль графу Григорию Григорьевичу Орлову, Римския Империи Князю пожалованная, коего неустрашимым духом, беспримерным усердием к отечеству моровая язва в Москве прекращена.

«На первой стороне портрет Его Княжеской светлости в Римско-Княжеской мантии, в Ордене Св. Апостола Андрея, с осыпанным бриллиантами портретом Ее Императорского Величества. Надпись: «Граф Григорий Григорьевич Орлов, Римския Империи Князь».

«На обороте представлен город Москва; впереди в полном ристании на коне, сидящий в Римской одежде Князь Орлов, аки бы в огнедышущую бездну ввергающийся, в знак того, что он с неустрашимым духом за любовь к отечеству и для спасения Москвы, живота своего не щадил. Кругом надпись: «Россия таковых сынов в себе имеет». Внизу: «За избавление Москвы от язвы в 1771 году».

Всего любопытнее было то, что эта золотая медаль первоначально отчеканена была с надписью: «Такового сына Россия имеет» и что когда императрица вручила Орлову заготовленные таким образом медали, для раздачи, он не принял их и упросил ее приказать переменить надпись, обидную, по его мнению, для других сынов отечества, вследствие чего медали были вновь перечеканены и появились уже с исправленною надписью (Барсуков, стр. 75 и Русск. Стар. 1872 г., Т. V, стр. 132, рассказы П. Ф. Карабанова).

Четыре экземпляра этой медали, весьма большого размера (2 серебр. 1 бронз, и 1 оловян.), находятся в нумизматической коллекции Государственного Древлехранилища, образовавшегося в 1853 г. посредством выборки письменных и вещественных памятников из московского главного архива министерства иностранных дел. Это учреждение помещено в комнатах Теремного дворца; но законодательной теорией органически связано с архивом, подобно состоящей при нем Коммиссии печатания грамот и договоров. К сожалению, нумизматическая коллекция Древлехранилища оканчивается медалями, выбитыми при свящ. короновании Государя Императора и в нее не поступила ни одна из тех медалей, который должны напоминать о громких деяниях и великих преобразованиях, прославивших 20 лет благословенного, мирного и человеколюбивого царствования Государя Императора Александра Николаевича.

Прибавлю в заключение, что статья г. Мордовцева побудила меня к наведению в Высочайше вверенном мне Московском главном архиве министерства иностранных дел справки о том, на сколько его личный состав 1771 г. пострадал от чумы.

О назначении управлявшего государственной коллегии министерства иностранных дел конторой и архивом, сенатора Собакина в помощники Еропкину никаких сведений не отыскано. Из писем бывшего уже тогда правою рукою Собакина по архиву, академика и историографа Фридр. Ив. Миллера к вице-канцлеру кн. А. М. Голицыну видно только, что и в следующем 1772 г. Собакин жил в Москве в собственном доме (на что есть намек и в статье 2-й г. Мордовцева, стр. 105, Др. и H. Р. № 6); Архив же, помещавшийся с 1720 г. на Варварке, в наемном доме ростовского подворья, еще в 1770 г. перебрался вместе с Миллером, на новоселье в купленный казною дом, на Солянке, откуда, слишком сто лет спустя, на мою долю выпало перевезти его в самый центр первопрестольного града, на Воздвиженку.

Находясь в 1771 г. на Солянке, контора и архив понесли во время чумы следующие потери, как это видно из отпуска представленной 15 октября 1771 г. ведомости к экзекугорским делам 5 департамента сената о чиновниках и их семействах, умерших от чумы: [80]

«При Конторе»

РЕГИСТРАТОРЫ:

1) Михаил Смирнов, умер в своем доме с женою и детьми, а какою болезнию неизвестно, ибо о том Конторе ни откуда знать не дано.

2) Иван Алексеев, у оного умер тесть.

3) Бухгалтер Михайло Стрижев, у оного жена умре, а какою болезнию, того неизвестно.

4) Канцелярист Василий Колесницкий, у оного в доме в августе и сентябре месяцах зять его родной с женою и дочерью померли, а прочие свезены в карантин и после их живет в том доме брат их, а он Колесницкий в доме жительства июля с 15 числа не имеет по обязанности делами.

КОПИИСТЫ:

Дмитрий Федоров, свезен в карантин 14 сего сентября.

Николай Красной, умре в нынешнем месяце, а какою болезнию, неизвестно.

«При Архиве»:

Майорского ранга Секретарь Петр Щукин, умер с женою и детьми и со всем домом, от моровой язвы, августа 23 дня.

Итак, тут было более 20-ти жертв.

Не лишним считаю приложить у сего сохранившуюся в архиве, в числе бумаг вице-канцлера кн. А. М. Голицына, копию с донесения ему московского почт-директора ¹ Пестеля, о мерах, принятых в здешнем почтамте для предохранения служащих и публики от распространения заразы.

Если признаете удобным напечатать в вашем сборнике все вышесказанное, то полагаю, что и эта скромная лепта сведений на будет совершенно бесполезным дополнением добросовестного исследования, предпринятого г. Мордовцевым в размерах, которые, по обширности своей, соответствуют важности описываемого им предмета.

______________________

Копия с письма к вице-канцлеру князю А. М. Голицыну московского почт-директора Пестеля от 20 октября 1771 г.

Вашего Сиятельства милостивые ко мне от 11 и 14 чисел, сего текущего писания, имел я честь получить верно, и с большим в нынешних обстоятельствах утешением.

С самого начала появившейся здесь заразительной болезни, взял я к сохранению почтового двора, мое прибежище, ко всем тем предосторожностям, которые мне полезнейшими казались.

Между протчим, учредил я прием писем такой: в почтовые покои без изъятия, ни кто из чюжих людей, какова бы оне звания небыли, не в пущается, а входя на двор, должен всяк себя и приносимые письма, у ворот окуривать, потом допущается кокну, на котором без перерывно стоят два горшка с уксусом.

Водин обмачивают сами приносители свои письма, а как ныне по болшой части приносятся такие письма, которые весу не болше в себе имеют одного лота, то болшую часть писем и взвешивать нужды нет; а кладутся [81] приосителями, в выставленной ящик, бросая в другой горшок с уксусом весовые денги.

Почтолионы разносят писма, и отдают оные в зделанных нарочно для того из черной вощанки, перчатках, а для безопаснаго приему портовых денег, за приходящие иностранные писма, имеет каждой коженной мешок, в которой собирают весовые денги, и возвратяся на почтовой двор окуриваются во первых у ворот, потом должны собранные портовые денги, из коженнаго мешка высыпать в уксус и раздевшись, платье свое и перчатки еще окуривать и вывешивать на воздух

Во всех покоях наипаче у нижних чинов часто курится уксусом, мозжевеловыми ягодами, мозжевельником и дехтем.

Таким образом, с помощью Всевышняго, по сие время на почтовом дворе, на против и позади котораго все почти домы вымерли, одна только почталионская мать скоропостижно умерла: но как она при первом сумнительно оказавшемся припадке, тот же час, не отсылая в карантин, отделена была, и по кончине все что на ней было и на чем она лежала, отнюдь не отдано тем, которые ее из дому вывезли, а сожжено на почтовом дворе, в вырытой на то яме, то от сей, заразительною болезнию Сентября 14 умершей, ни кто не заразился и по сие время, все находится в благополучном состоянии, и я надеясь на Всевышняго, уповаю, что почтовый двор Его Милосердием и впредь сохранится от расплодившегося зла.

Комментарии

1. Почтовая часть до начала XIX столетия находилась в ведении государственной коллегии иностранных дел.

Текст воспроизведен по изданию: Заметка по поводу статьи "Чума в Москве 1771 года"// Древняя и новая Россия, № 9. 1875

© текст - Бюлер Ф. А. 1875
© сетевая версия - Тhietmar. 2016
© OCR - Андреев-Попович И. 2016
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Древняя и новая Россия. 1875

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info