СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

«РЕЗИДЕНТ НЫНЕ СЛАБ И НЕНАДЕЖЕН»

В. Н. Татищев о необходимости укрепления дипломатической службы России в Персии.

1745 г.

Русско-персидские отношения во второй четверти XVIII в. Были далеки от добрососедских. Петр I смело брался за реализацию амбициозных проектов, благодаря чему Россия получила юго-западные прикаспийские территории. Это время сменилось эпохой временщиков и правлением императрицы Анны Иоанновны, взявших курс на последовательный отказ от петровских завоеваний в Прикаспии. Рештский (1732 г.) и Гянджинский (1735 г.) договоры установили принципы двухсторонних отношений между Россией и Персией, но не способствовали взаимопониманию между ними.

В условиях взаимного недоверия важнейшим фактором решений была информация, поступавшая по дипломатическим каналам от российских официальных представителей (резидента и консула) в Персии, и разведданные, собираемые как дипломатами, так и приграничными властями через «шпионов». От качества этой информации и оперативности ее доставки зависела правильная оценка ситуации и своевременное реагирование на нее.

В период нахождения персидских провинций под властью России (1723‒1735 гг.) российским военным командованием из числа местных жителей была создана целая разведывательная сеть ¹. После вывода в 1735 г. войск из прикаспийских провинций встала задача заново наладить систему получения достоверной информации. При персидском дворе эти функции выполнял российский резидент. К этой работе был подключен и консул России в Персии ².

После смерти в 1742 г. в Персии резидента Ивана Калушкина Коллегия иностранных дел решила назначить поверенным в делах России в Персии переводчика Василия Братищева ³. Он весьма активно принялся выполнять порученные ему дела, информируя центральные и местные российские власти об обстановке при персидском дворе, событиях в Персии, политических планах персидского двора ⁴. Однако достоверность этих сведений постепенно стала вызывать сомнения у российских властей. На военном совете, состоявшемся в Астрахани в конце декабря 1742 г., астраханский губернатор В. Н. Татищев поделился с присутствующими своими сомнения относительно информации, поступавшей [162] от российского резидента в Персии. Он считал, что резидент пользовался не всегда достоверной информацией, которую ему «приносили шаховы доброжелатели» ⁵, из чего губернатор сделал вывод, что резидент еще молод, «в делах таких не обыклой, следственно и сообщения его не весьма вероятны» ⁶.

Учитывая, что резидент вел переписку напрямую с Коллегией иностранных дел, у которой могло сложится неверное представление о степени угрозы со стороны Персии, В. Н. Татищев счел нужным поделиться своими сомнениями с кабинет-секретарем императрицы Елизаветы Петровны бароном И. А. Черкасовым ⁷. Губернатор резонно полагал, что одних лингвистических способностей для должности резидента недостаточно, поэтому предложил направить в Персию дипломатом вместо В. Ф. Братищева «человека надежного», пусть даже он и не владеет персидским языком, «ибо у нас в Турках и Персии никакой министр, знающий их языка, не был, а дела лучше знающих правил» ⁸.

Летом 1744 г. в Персию прибыл новый, российский консул И. М. Бакунин, с которым у В. М. Братищева практически сразу сложились неприязненные отношения. История их конфликта достаточно примечательна и подробно описана В. Л. Уляницким ⁹. Нам представляется важным отметить, что Коллегия иностранных дел «с надлежащей строгостию» отнеслась к пререканиям резидента с консулом, указав «на невыгодные для дел и интересов Ея величества последствия, какие может иметь такой их обоих бесстыдный и весьма непотребный поступок» ¹⁰. Одновременно с этим внешнеполитическое ведомство поручило 30 ноября 1744 г. астраханскому губернатору разузнать о действиях российских представителей в Персии, «как то они сами же друг друга в доношениях своих тогда писали» ¹¹.

В. Н. Татищев серьезно отнесся к этому поручению. В сложившейся международной обстановке астраханский губернатор придавал большое значение политической стороне деятельности резидента. Он недвусмысленно намекал верховным властям, что сформировать за относительно небольшой промежуток времени за счет одного резидентского жалованья огромный по тамошним меркам (100‒200 тысяч рублей, как указывал губернатор в письме к А. И. Черкасову) капитал было невозможно ¹². Следовательно, помимо государственного жалованья у резидентов были и другие источники дохода. А раз так, то посредством финансовых подношений на резидентскую службу могло оказываться влияние посторонними силами со всеми вытекающими отсюда последствиями для интересов российского государства.

После полученного от Коллегии иностранных дел внушения, по словам В. А. Уляницкого пререкания между резидентом и консулом в Персии прекратились, но, как он отмечает, «положение дела от этого не улучшилось» ¹³. В феврале 1745 г. Коллегия иностранных [163] дел вынуждена была сделать В. Ф. Братищеву строгий выговор, обвинив его в бездеятельности, а также в том, что он ничего не может добиться от персидских властей «не токмо в каком важном представлении (о которых вы вовсе и удерживаетесь и, видно, шаха в чем-либо прогневать весьма опасаетесь)», но и в мелочных вопросах, «к чему по-видимому собственная ваша неумеренная податность причиною, и что персияне присмотрели, сколько вы им, может быть по каким другим видам, упускаете и не так твердо говорите, как вверенному толь знатной державы министру пристойно» ¹⁴. Этим административным разносом дело пока и ограничилось.

В. Н. Татищев, неоднократно критично отзывавшийся о работе В. Ф. Братищева в Персии, был сторонником более решительных действий. 20 февраля 1745 г. он поставил перед правительством вопрос о перемене резидента В. Ф. Братищева, а заодно и консула И. М. Бакунина «но сумнительным их поступкам». Впрочем, для начала он предложил Коллегии иностранных дел отправить в Персию специального человека, чтобы он мог на месте все разузнать ¹⁵. Внешнеполитическое ведомство России согласилось с мнением астраханского губернатора. Удобным прикрытием для этой миссии оно посчитало направление к персидскому двору российского посольства во гласе с князем М. М. Голицыным. 5 февраля 1745 г. Коллегия иностранных дел «секретным постскриптумом » поручила своему секретарю Федору Сенюкову «иод имянем дворянина посольства » посетить Персию и выяснить, правда ли, что В. Ф. Братищев «в настоящих по его должности делах и в интересах здешних худое старание имеет и неприлежно поступает, к чему он будто уже и чинимыми от шаха подарками приведен...» ¹⁶. Но это не снимало с В. Н. Татищева задачи провести собственное расследование но данному вопросу ¹⁷.

Донесения Ф. Сенюков из Персии укрепили у Коллегии иностранных дел мнение в неблагонадежности В. Ф. Братищева ¹⁸. Ф. Сенюков утверждал, что резидент «новидимому, едва ли не весь шаховой стороне преданным находится, понеже о шаховых намерениях, будто к ненриятелству против России, что он сюда писал, то напрасно». Посланник Коллегии иностранных дел выяснил, что резидент с персидским министром Хулефой и другими персиянами «крайнюю дружбу имеет», но во время его пребывания у шахского двора В. Ф. Братищев старался эти факты от него утаить и, «нарочно ему безумным себя показывал, бранил ево, Сенюкова, и других, и дратся хотел, якобы [164] поврежденной в уме. А, в самом деле, его обманывал» ¹⁹. Это убедило российских дипломатов в том, что резидент не болен, а искусно притворяется. «По таким причинам» канцлер А. П. Бестужев-Рюмин и вице-канцлер М. И. Воронцов предложили императрице 24 июня 1745 г. отозвать В. Ф. Братищева в Россию. Но, чтобы он не сбежал куда-нибудь, рекомендовали оставить его в покое до тех пор, пока в Персию не прибудет российское посольство во главе с князем М. М. Голицыным, «которой тамо его в свои руки взять и сюда выслать может» ²⁰.

Между тем информация о ситуации в резидентской службе России в Персии дошла и до российских пограничных властей. В конце июня 1745 г. командующий войсками на Кавказе генерал-поручик Д. Ф. Еропкин сообщил астраханскому губернатору, что резидент в Персии «в слабом здоровье находится, от чего и в безумие приходит». В связи с этим он считал необходимым направить к резиденту «искусного» офицера «для престережения высочайшей Ея императорского величества пользы и соблюдения дел» ²¹.

В. Н. Татищев, разделяя опасения Д. Ф. Еропкина, понимал, что у него нет полномочий по смене резидента ‒ это прерогатива верховной власти в стране, но и оставлять ситуацию на произвол судьбы он также считал опасным. Поэтому он решил, не дожидаясь императорского указа, отправить в Персию хорошо ему знакомого коллежского асессора Федора Черкесова ²², перед которым он поставил задачу взять под свой контроль резидентскую службу и обеспечить сохранность дипломатической переписки и документов. При этом, в инструкцию Ф. Черкесову В. Н. Татищев включил секретный пункт, согласно которому тот должен был присматривать за резидентом, и если усмотрит «какого коварства и к пользе Ея императорского величества вредительского замыслу», то б немедленно сообщил об этом «в надлежасчее место» ²³. Следует подчеркнуть, что, направляя в Персию Ф. Черкесова, губернатор не ставил цели совсем отстранить В. Ф. Братищева от дипломатических дел. Но в случае, если резидент по каким-либо причинам не мог выполнять своих обязанностей, Ф. Черкесов должен был взять на себя осуществление резидентских функций и проводить переговоры с персидскими официальными лицами «с совета его резидента..., а самому во оное не вступать». Помимо этого, В. Н. Татищев поручил Ф. Черкесову вести в Персии полномасштабную разведывательную деятельность о действиях персидских войск, взаимоотношениях персидского государства с соседними странами и народами. При этом губернатор рекомендовал ему не совершать ошибок, которые допускал В. Ф. Братищев в обращении с поступавшей ему информацией ‒ ее следовало перепроверять, прежде чем докладывать о каких-либо фактах российским властям ²⁴.

В дальнейшем, предполагая, что резидент может воспротивиться требованию Ф. Черкесова по передаче ему на сохранение дипломатической корреспонденции, как эго было в случае с секретарем Коллегии иностранных дел Ф. Сенюковым, В. Н. Татищев посчитал возможным разрешить Ф. Черкесову действовать более решительно: «Все [165] от него письма командою отобрать и запечатав до прибытия посольства или до указу хранить крепким караулом, дабы чего он, резидент, вынуть не мог, и власти ему над оными не давать». В связи с этим астраханский губернатор посчитал целесообразным послать в резидентскую службу указ, чтоб ее персонал (служители, переводчики и охрана) «по усмотрению таких обстоятельств более слушали его асессора, нежели резидента» ²⁵.

В. Н. Татищев предполагал, что Ф. Черкесов пробудет в российской резидентской службе в Персии до тех нор, пока резидент от своей болезни не «свободится и в состоянии будет» исполнять свои обязанности, или, по крайней мере, до прибытия в Персию российского посольства, которое сможет решить дальнейшую судьбу резидента Опасаясь возможных эксцессов со стороны персонала резидентской службы некоторые из которых « явились в немалом преступлении», астраханский губернатор обеспечил Ф. Черкесова дополнительной охраной ²⁶.

Несмотря на решительность намерений, В. Н. Татищев оставался верен своим принципам, предполагающим тщательное взвешивание принимаемых решений. Поэтому в 21 июля 1745 г. он решил направить в Персию одного из офицеров местного гарнизона, чтобы тот мог сориентироваться в обстановке на месте, и если ситуация в резидентской службе была такова, как о ней докладывали, тогда наступал черед действий команды (I). Черкесова. Судя по тому, что уже спустя месяц в Персию направлялись указы в адрес ф. Черкесова, самые худшие опасения пограничных российских властей относительно состояния дел в резидентской службе России к Персии подтвердились ²⁷.

Публикуемая подборка документов, извлечена из фондов «Астраханская губернская канцелярия» и «Астраханская губернская духовная консистория» Государственного архива Астраханской области (ГААО). Преимущественно это постановления губернских властей за июль‒август 1745 г. Дополняет подборку промемория Астраханской губернской канцелярии в Астраханскую губернскую духовную консисторию. На всех документах присутствуют автографы В. Н. Татищева и других лиц Астраханской губернской канцелярии. Документы публикуются по современным правилам правописания, с сохранением стилистических особенностей оригиналов.

Данные документы неизвестны научной общественности, а потому представляют большой интерес для характеристики российской дипломатической службы в Персии в середине XVIII в., деятельности астраханских губернских властей во главе с тайным советником В. Н. Татищевым. Они позволяют раскрыть важные обстоятельства, связанные с судьбой российского резидента В. Ф. Братищева, ролью в этих событиях коллежского асессора Ф. Черкесова.

Особенно ценно, что в публикуемых материалах достаточно красноречиво раскрываются взгляды на проблемы российской восточной политики одного из выдающихся государственных деятелей первой половины XVIII в. В. Н. Татищева, позволяют оценить его дальновидность и предусмотрительность в принятии политических и административных решений. В отличие от Коллегии иностранных дел и командования российских войск на Кавказе, астраханский губернатор не стал дожидаться прибытия чрезвычайного посольства во главе с князем М. М. Голицыным, а, оценив ситуацию, принял единственно верное решение ‒ прислать в Персию Ф. Черкесова для обеспечения контроля над действиями резидента и его людей. Предпринятые В. Н. Татищевым шаги по укреплению российской дипломатической службы в Персии оказались вполне обоснованными и весьма своевременными, что подтвердили дальнейшие действия российского чрезвычайного посла в Персии князя М. М. Голицына.

Публикацию подготовил кандидат исторических наук И. В. ТОРОПИЦЫН. [166]

Комментарии

1. См.: Курукин И.В. Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722‒1735). М., 2010. С. 242‒245; Армяно-русские отношения во втором тридцатилетии XVI11 века. Сб. документов. Т. III. Ереван, 1978. С. 60, 64, 68

2. Уляницкий В.А. Русские консульства за границей в XVIII веке. СПб., 1899. С. СССХХ, CCCXXVII, CCCXXIX.

3. В. Братищев с 1734 г. находился в Персии сначала для изучения персидского языка, а потом выполнял обязанности переводчика при резиденте И. Калушкине (См.: Уляницкий В.А. Указ. Соч. С. СССХХVIII; Писаренко К.А. Скаски елизаветинской России // Российский архив. М., 2007. Т. XV. C. 80; Воевода Е.В. Подготовка российских переводчиков-ориенталистов в Персии в первой половине XVIII века // Великий Волжский путь: пространство, время, документ. Сборник материалов 3-й межрегиональной университетской научно-методической конференции. Ярославль, 19 марта 2010 г. Ярославль, 2010. С. 26‒27)

4. Юдин П.Л. Россия и Персия в конце 1742 года по письмам Братищева к канцлеру князю А. М. Черкасскому // Русский архив. М., 1899. № 3. С. 369‒390.

5. В период наибольшего обострения русско-персидских отношений в конце 1742 г. В. Ф. Братищев предлагал нанести упреждающий удар по персидскому войску, с тем, чтобы «сокрушить его при самой границе и все его сбродные силы в прах обратить», а затем осуществить вторжение в Персию, утверждая, что русские войска не встретят сопротивления до самой столицы персидского государства Исфахана (Попов Н. В. Н. Татищев и его время. М.,1861. С. 383).

6. РГАДА. Ф. 248. Оп. 113 Кн. 203. Л. 586об.

7. Соловьев С.М. Сочинения. История России с древнейших времен. М., 1993 Кн. XI. Т. 22. С. 317.

8. Там же. С. 317

9. См.: Уляницкий В.А. Указ. соч.

10. Там же. С. 558‒561.

11. ГААО. Ф. 394. Оп. 1 доп. Д. 44. Л. 316.

12. Там же. Л. 316‒316об.

13. Уляницкий В.Л. Указ. соч. соч. С. 561.

14. Уляницкий В.А. Указ. соч. С. CDLIII.

15. ГААО. Ф. 1. Оп. 9. Д. 18. Л. 117об.‒118.

16. Уляницкий В.А. Указ. соч. С. CDLVI.

17. «А между тем, однакож, ‒ говорилось в указе Коллегии иностранных дел В. Н. Татищеву, ‒ вы какое прямое сумнительство о поступах их (резидента и консула. ‒ И.Т.) имеете, или буде что и чрез кого о том сведать могли, обстоятельнее сюда в нашу Коллегию иностранных дел неотменно донесть имеете, содержа, впрочем, сие в высшем секрете» (ГААО. Ф. 1. Оп. 9. Д. 18. Л. 118‒118об.).

18. Ф. Сенюков сообщал, что резидент «сходит с ума», о чем уже и персидскому шаху известно, что В. Ф. Братищев перестал контролировать сотрудников резидентской службы, некоторые из которых предприняли попытку выйти из российского подданства. В частности, Ф. Сенюкову стало известно, что один из копиистов резидента Токмачев «бегал и пропадал безвестно и во оном побеге он, Токмачев, главного шахова духовного члена просил, чтоб его у себя сохранить и обусурманить». Когда эта история дошла до шаха, то он «весьма прогневался и велел его с бесчестием гнать к резиденту, которого и привели» (Сенатский архив. М., 1893. Т. 6. С. 456). Следовательно, нельзя было исключать возможности передачи персидским властям секретной информации о внешнеполитических планах России в Прикаспии.

19. Писаренко К.А. Протоколы приемов императрицей Елизаветой 11етровной руководства Коллегии иностранных дел в 1745 г. // Российский архив. М., 2007. Т. XVI. С. 147‒148.

20. Там же. С. 148.

21. ГААО. Ф. 394. Оп. 1. Д. 1046. Л. 132.

22. Выбор кандидатуры Ф. Черкесова для этой миссии был обусловлен как отсутствием нужного человека среди офицерского корпуса в команде генерал-поручика Д. Ф. Еропкина и в Астраханском гарнизоне, так и богатым личным опытом Ф. Черкесова по выполнению различных дипломатических поручений, к которым он особенно активно стал привлекаться в период губернаторства в Астрахани В. Н. Татищева.

23. На этот случай Ф. Черкесову был вручен шифр для тайнописи («особливая азбука») (ГААО. Ф. 394. Оп. 1. Д. 1046. Л. 132об.‒133).

24. ГААО. Ф. 394. Оп. 1. Д. 1046. Л. 132об.–133

25. ГААО. Ф. 394. Оп. 1. Д. 1046. Л. 140об.

26. Там же. Л. 145, 148.

27. Там же. Л. 151‒151об., 199‒199об.