ВВЕДЕНИЕ
Георг Вильгельм Штеллер и Вторая камчатская экспедиция 1733-1743 гг.
Начало научного изучения Сибири в XVIII в. определили четыре начинания Петра I (1672-1725): путешествие в Сибирь (1720-1727) Даниэля Готлиба Мессершмидта (1685-1735), основание Санкт-Петербургской Академии наук (1724/25) и прошедшие под руководством Витуса Беринга Первая (1725-1730) и Вторая (1733-1743) камчатские экспедиции.
Участники Второй камчатской экспедиции уже находились в пути из Петербурга в Сибирь, когда молодой врач и исследователь из Галле Георг Вильгельм Штеллер (1709-1746), миновав Берлин и Данциг, в 1734 г. прибыл в столицу Российской империи Санкт-Петербург.
В ходе инициированной Петром Великим Первой камчатской экспедиции состоявший на русской службе датчанин Витус Беринг попытался выяснить, существует ли между Америкой и Северо-востоком Российской империи перешеек, соединяющий континенты. После первой экспедиции Берингу так и не удалось доказать, что между Россией и Америкой есть пролив. Поэтому он предложил организовать вторую экспедицию. Задачи, которые он ставил перед новой экспедицией, были куда масштабнее целей предыдущей. Его опыт, целеустремленность и надежность позволили ему возглавить и эту экспедицию и попытаться решить три основных задачи:
1. Добраться морским путем до северных территорий Америки и тем самым окончательно решить вопрос о проливе или перешейке.
2. Описать и картографировать северное побережье Сибири для возможного в будущем открытия северного торгового пути в Китай и Индию.
3. Отыскать северный маршрут в Японию.
В экспедиции принимала участие посланная из Петербургской Академии наук группа профессоров-Герард Фридрих Миллер (1705-1783), Иоганн Георг Гмелин (1709-1755) и Людовик Делиль де ла Круайе (Кройер, ок. 1688-1741). Ее задачей было всеобъемлющее исследование геологии, растительного мира и живой природы Сибири и Камчатки. К этой группе в 1737 г. присоединился Штеллер. Он родился в 1709 г. и Виндсхайме (Франкония) в семье кантора и после окончания школы с 1729 по 1734 изучал теологию и медицину в университетах Виттенберга и Галле. И сам город, и работа помощником учителя в школьном центре Августа Германа Франке (1663-1727), и общая атмосфера пиетизма, царившая в его просвещенном окружении, на долгие годы отпечатались в сознании исследователя. Университет Галле в пору своего расцвета давал много возможностей для углубления естественнонаучных знаний (в первую очередь на медицинском факультете), а экскурсии [8] вокруг города расширяли кругозор ботаника и даже позволяли читать лекции для школьников и студентов.
Поскольку перспективы продолжения научной деятельности в каком-либо немецком университете были туманны, Штеллер решил попытать счастья в Петербурге (предположительно с рекомендательными письмами). Уже многие молодые ученые из Западной Европы получили возможность раскрыть свои научные способности в недавно основанной Императорской Академии наук. Весьма вероятно, что Штеллер уже в Галле знал о планировавшейся Второй камчатской экспедиции-или от преподавателей, имевших контакты с Академией, как его учитель Фридрих Гофман (1660-1742), или из газетных сообщений.
В Санкт-Петербурге Штеллер был принят в доме архиепископа Феофана Прокоповича (1681-1736), имевшего прочные связи с Галле. Хорошее образование и целеустремленность открыли молодому человеку дорогу в Академию. Там он помогал ботанику Иоганну Амману (1707-1741) при составлении академического гербария и хлопотал при поддержке архиепископа об участии во Второй камчатской экспедиции.
В первые годы экспедиции И.Г. Гмелин и Г.Ф. Миллер уже исследовали часть Сибири на огромных просторах от Урала до Иртыша, Алтай, Красноярско-Енисейскую область, Иркутск, Забайкалье до Лены и Якутска. Но самой главной цели-Камчатки-они так и не достигли: не было в достатке ни транспорта, ни провианта. Ослабленные болезнями, они просили прислать им смену молодых ученых, которые могли бы помогать им в работе и продолжить ее после истечения срока их контракта.
Так сложились благоприятные условия для Штеллера, и Правительствующий Сенат удовлетворил его прошение. 7 февраля 1737 г. Штеллер подписал контракт с Академией наук, по которому он должен был участвовать во Второй камчатской экспедиции как адъюнкт натуральной истории. В том же году он женился на вдове Д.Г. Мессершмидта.
После основательного изучения записок Мессершмидта, первых поступивших отчетов от экспедиции 24 декабря 1737 г. Штеллер вместе с живописцем Иоганном Корнелиусом Деккером отправился в путь в далекую Сибирь. До Москвы его провожала супруга, далее через Казань, Тобольск и Томск он добрался в декабре 1738 г. до Енисейска, где и состоялась его встреча с Г.Ф. Миллером и И.Г. Гмелином. Они снабдили его инструкциями для дальнейшего путешествия и отправили в начале марта 1739 г. через Иркутск на Камчатку. От Енисейска и до конца поездки с ним вместе были студент Алексей Горланов (ум. 1759) и живописец Иоганн Кристиан Беркхам В пути их сопровождала нехватка продовольствия и транспортных средств, на целый год задержавшая Штеллера в Иркутске-правда, он использовал это время для исследования Байкала и Забайкалья. Лишь в марте 1740 г. он смог выехать к Лене, Якутску и Охотску, где впервые встретился с Берингом. В сентябре 1740 г. небольшая группа Штеллера переправилась на Камчатку, в Большерецкий острог, и начала исследование территории и населения, [9] прежде всего ительменов (камчадалов) и коряков. Поддержку им оказывал находившийся там с конца 1737 г. студент Степан Петрович Крашенинников (1711-1755).
Штеллер недолго колебался, когда в начале 1741 г. Витус Беринг пригласил его участвовать в путешествии к Америке. 4 июня 1741 г. из Авачинской бухты на Камчатке вышли два корабля-“Святой Петр” под командой Витуса Беринга со Штеллером на борту и “Святой Павел” под командой Алексея Чирикова (1703-1748). Из-за плохой видимости оба судна вскоре потеряли друг друга и двигались к цели порознь. 20 июля “Святой Петр” добрался до твердой земли-острова Каяк вблизи Аляски. Штеллер был первым естествоиспытателем, попавшим на землю Аляски.
Но для научных изысканий у него было лишь несколько часов-пришлось сразу же возвращаться назад. На обратном пути на Алеутских островах Штеллер впервые встретил народ алеутов. Из-за шторма и тяжелейших погодных условий ослабленная цингой и тяготами перехода команда пакетбота “Святой Петр” высадилась на необитаемом острове, названном позже именем Беринга. Сам Витус Беринг и большая часть команды умерли во время труднейшей зимовки от цинги и истощения, а часть экипажа лишь в августе 1742 г. добралась до берегов Камчатки на построенном из остатков разрушенного пакетбота суденышке. К непреходящим заслугам Георга Вильгельма Штеллера относится составленное им во время зимовки описание эндемичной для острова Беринга “морской коровы”. Этот названный его именем вид (Rhytina stelleri) уже в 1768 г. был полностью истреблен.
До 1744 г., когда его отозвали обратно, Штеллер предпринял еще несколько поездок на Камчатку и Курильские острова и немало заботился о нуждах местного населения, например, поддерживая создание школ. Результаты исследований были собраны в рукописи, опубликованной в 1774 г. в Германии под названием “Описание Земли Камчатки...”.
Критика отношения русских властей к местному населению на Камчатке привела к доносу, из-за которого Штеллеру пришлось в конце 1745 г. держать ответ перед вице-губернатором Иркутска. После целого ряда неприятностей Штеллер все же был оправдан. Известие об оправдании попало в Петербург позже, чем сообщение о прибытии Штеллера на границы европейской России. Поэтому последовал приказ о его аресте и препровождении обратно в Иркутск. Этот приказ застал Штеллера летом 1746 г. в Соликамске. Отмена приказа об аресте была получена лишь в октябре 1746 г. в Таре восточнее Урала, откуда он снова отправился на запад. Еще с Тобольска он страдал от тяжелой болезни и все же отправился в путь, но доехал лишь до Тюмени, где и скончался 12 ноября 1746 г. [10]
Штеллер в 1740 г.
В начале 1740 г. Штеллер еще был в Иркутске и готовился к продолжению поездки; во второй половине января ему пришлось съездить на китайскую границу, в Кяхту, чтобы пополнить запасы бумаги экспедиции. В начале марта Штеллер сухим путем вышел к верховьям Лены и далее вниз по реке. В Киренский острог его маленькая группа прибыла в конце марта. Лед на Лене вскрылся в конце апреля, а в начале мая Штеллер отправился дальше. С конца мая до середины июня он пробыл в Якутске, а в середине августа добрался до Охотска после тяжелых переходов через Юдомский Крест. В середине сентября вместе с Луи Делилем де ла Круайе он переправился на галеоте “Охотск” на Камчатку. В Большерецком остроге, административном центре Камчатки, Штеллер принял в свою команду студента Степана Петровича Крашенинникова. Отсюда началось исследование этой земли, и первая поездка с 10 ноября по 5 декабря привела Штеллера в Авачинскую бухту на юго-востоке острова.
Археография
Большая часть рукописей, публикуемых в этом томе, находится в Архиве Российской академии наук в Санкт-Петербурге, некоторые-в Российском государственном архиве древних актов в Москве. Штеллер писал на немецком и латинском языках, русский он освоил в некоторой степени только в устной форме (как сам он писал об этом: “я день от дня в русском языке довольнее становлюсь, как сам разговариваючи с людьми, так выспрашиванием у других”), поэтому вел его корреспонденцию, переводя ее на русский язык, студент Алексей Горланов.
Большинство документов, как подлинники, так и копии, написаны относительно четкими почерками первой половины XVIII в. Но в некоторых случаях, особенно в подлинниках, где имеются автографы простых сибирских обывателей, письмо беглое, нечеткое, приближающееся по характеру к скорописи XVII в. Этому письму свойственна особенная графика-своеобразный начерк букв, многообразие вариантов одной и той же буквы в одном тексте и даже в одном слове, большое число выносных букв, особые скорописные лигатуры строчных и выносных букв, даже целых выражений, сокращения слов. Для скорописи XVII в. характерна также чрезвычайная раскованность письма, упрощение начертания букв-в целом она походит на современную стенографию. Примером такого письма в публикуемых документах могут служить "шнуровые книги" с собственноручными расписками сибирских жителей в получении денег за ямские услуги отряду Штеллера. Графикой большинства сибирских и камчатских документов Штеллера, как уже говорилось, является скоропись первой половины XVIII в., испытавшая влияние гражданского шрифта, введенного Петром I в 1708 г., и [11] петровских же реформ делопроизводства. В центральной России манера письма в это время уже не отличалась тесной зависимостью от скорописи XVII в. В провинциальных же учреждениях традиции предшествующего периода были еще весьма заметны и сказывались в использовании старых орфографических приемов (например, слитного или раздельного написания предлогов с именами существительными и прилагательными), в начерках отдельных букв, в манере написания взметов и выносных букв, в беспорядочном использовании заглавных букв и знаков препинания (правильность расстановки последних зависела только от образованности писца). Все эти особенности мы встречаем в публикуемых документах, исходящих как от Штеллера, Гмелина и Миллера, членов академической группы, так и от органов местной администрации. Но, несмотря на более четкую графику скорописи XVIII в., она прочитывается не во всех случаях. Нередко даже копиисты-современники из центральных государственных учреждений не могли разобрать непонятные для них слова из рукописей Горланова, в частности, названия растений, животных, птиц, имена сибирских коренных жителей, этнографические термины и т.п., и переписывали их или с ошибками, или с "хитростью"-изображая на бумаге нечто непонятное, по, видимо, схожее по очертаниям с трудным словом. Вообще же, такое сочетание разных манер письма в одних документах, “наложение” новой письменности на старую очень интересно для истории русской письменности, для изучения русской палеографии. Оно детально, конкретно показывает этапы становления новой письменности, новой формы делопроизводства, их проникновения от центра к окраинам российского государства.
Рукописи, составляющие камчатскую переписку Штеллера, очень пестры по составу. В основном это делопроизводственная документация. В первой трети XVIII в. только начинал складываться новый, послепетровский “канцелярский” стиль, свойственный документам чиновничье-бюрократического аппарата более позднего времени, с нанизыванием придаточных предложений, особыми оборотами, выражениями, терминами. Основные его принципы были заложены петровским “Генеральным регламентом” 1720 г., который установил новый порядок канцелярского делопроизводства, общего для всех коллегий. В отдаленные же от центра области, в том числе и в Восточную Сибирь, новые веяния доходили с большим опозданием. Поэтому для публикуемых документов характерно смешение старого, “приказного” стиля XVII в., сочетавшего пышность, витиеватость и живую образную народную речь, с новым “канцелярским”. Такой эклектикой объясняется и разнообразие видов документов: это документы с новыми “иностранными” названиями- промемории, рапорты, инструкции, ордеры, и старые доношения, письма, записки, указы, "сведения", “сказки” и др. Они адресованы как Штеллером в разные государственные инстанции и к разным лицам, так и от них к Штеллеру.
Многообразие документов побудило составителей принять за основу публикации хронологический принцип. [12]
Больше половины публикуемых документов составляют промемории, заменившие после Петра I старые русские "памяти”. Это представления, предложения, которыми обменивались Штеллер, а также Гмелин, и органы местной администрации, такие, как Иркутская провинциальная канцелярия, Якутская воеводская канцелярия, канцелярия Охотского порта и др. Эта официальная переписка обнажает механизм подготовки и проведения камчатской экспедиции и в то же время наиболее ярко показывает, сколько трудностей представляла и сколько времени и сил отнимала у ученого эта рутинная административная, хозяйственная деятельность-"выбивание" у провинциальной администрации для себя и своих сотрудников положенного денежного и хлебного довольствия, которое постоянно задерживалось, транспорта-подвод и речных и морских судов, даже бумаги для гербариев и записей научных наблюдений. Особенно впечатляют упорство и энергия, с которыми Штеллер добивался выплаты задержанных на огромный срок денег и повышения оклада для студента Степана Крашенинникова, будущего российского академика, который почти впроголодь жил тогда на Камчатке и вел научные наблюдения по заданию Академии наук.
Рапорт (или, как его тогда называли, репорт)-это донесение, доклад начальству. С ним обращались нижестоящие учреждения или официальные лица к вышестоящим. В рапорте запрашивали о получении указов, писали о ходе их выполнения, о состоянии того или иного дела. В сборнике опубликованы рапорты иркутского служилого А. Данилова Штеллеру об обследовании окрестностей р. Цыпы, иркутского же служилого Я. Холопова Штеллеру о подготовке в Киренском остроге речного транспорта для путешествия отряда Штеллера по Лене, самого Штеллера в Сенат о подробностях его путешествия по Сибири в 1739-1740 гг. и др. Отчет о деятельности Штеллера после отъезда из Санкт-Петербурга содержится в подробном рапорте в Сенат от 30 апреля 1740 г. из Киренского острога. В письме, датированном тем же днем, Штеллер просил Сенат разрешить участвовать в японском путешествии капитана Мартина Шпанберга (ок. 1695-1761). Вряд ли найдется свидетельство, более ясно рассказывающее о мотивах деятельности Штеллера и о его целеустремленности при исполнении возложенных на него задач.
Доношение, как и рапорт,-это документ от нижестоящего учреждения или официального лица к вышестоящему. В нем сообщалось о рассмотрении какого-то вопроса, излагались предложения, мнения, просьбы по данному вопросу; доношения чаще исходили от местных органов власти и управления. Таково, например, доношение Штеллера в Сенат из Киренского острога от 30 апреля 1740 г., в котором он просит включить его в команду капитана Шпанберга в его предполагаемом путешествии к японским островам. Штеллер предлагает целую программу по естественнонаучному и этнографическому исследованию Японии. Следует отметить, что публикуемые документы отличаются от обычных делопроизводственных одной особенностью: многие из них являются в [13] то же время частью научных трудов Штеллера и должны быть изучены и с этой точки зрения.
Сведение, ведение, известие -близкие по характеру документы. Это уведомление от нижестоящего учреждения, официального лица о каком-либо конкретном деле. Таковы ведение “благородному господину Академии наук адъюнкту Георгу Вильгельму Штеллеру” от писчика Илгинского острога С. Грозииа. в котором он уведомляет Штеллера о постройке в остроге плота и найме на него команды работных людей; известие Штеллеру от провиантмейстера Устькутской пристани Ф. Иконникова о наборе вокруг Илимска людей для сплава академического провианта до Якутска, и др.
Делопроизводственные документы камчатской экспедиции Штеллера представляют интерес не только в конкретном случае изучения жизни и деятельности Штеллера, и даже не только для изучения истории самой экспедиции. Материалы делопроизводства лучше, чем какие-либо другие источники, позволяют увидеть механизм функционирования бюрократического аппарата Российской империи в первой трети XVIII в., его "кухню” в самых низовых звеньях. Документация местных учреждений (промемории Иркутской провинциальной канцелярии. Красноярской канцелярии. Илимской воеводской канцелярии, Киренской приказной избы, Якутской воеводской канцелярии, канцелярии Охотского порта, Болышерецкой приказной избы Штеллеру и другим лицам, а также от Штеллера и других лиц в эти учреждения, и, кроме того, указы, например, из Иркутской провинциальной канцелярии в Илгинский острог) содержит огромное количество деталей и фактов, которые не отражены в документах центральных органов управления, они свободны от излишней “лакировки”, что присуще столичному делопроизводству. Следует отметить также, что и сохранность и состояние местной документации гораздо хуже, чем центральной, не говоря уже о том, что, если делопроизводственная документация центральных органов управления публикуется не часто, то о публикации такого рода источников местного происхождения можно услышать еще реже.
Не менее интересны, разумеется, и документы, непосредственно касающиеся научной деятельности Штеллера. Это прежде всего инструкции, полученные им от профессоров Гмелина и Миллера и данные им самим членам его группы, студенту Алексею Горланову, служилому Алексею Данилову и др., а также рапорты о выполнении этих инструкций. Они отражают направления научных изысканий Штеллера, принципы и способы сбора "натуральных" материалов и составления научных записей и отчетов.
Такой же интерес представляют каталоги, указатели семян, "натуральных вещей", исследование о народной медицине, созданные Штеллером. описания пути, сделанные участниками отряда Штеллера по его указаниям, и др. В них собран и систематизирован необыкновенно богатый и интересный материал, значение которого для науки не утрачено и до сего дня, а в некоторых случаях (этнографические описаниях [14] сибирских и камчатских аборигенов), и возросло. Том содержит также список присланных из экспедиции в Академию наук вещей, ведомости выплат и сопроводительные документы об отправке и приемке посланий в Санкт-Петербурге.
Большое место занимают свидетельства спора, разгоревшегося в начале года между Штеллером и И. Г. Гмелином. Штеллер руководствовался приказами Правительствующего Сената и инструкциями Академии наук и потому воспротивился ордеру Гмелина, запрещавшему ему отправляться на Камчатку. Гмелин чувствовал себя оскорбленным и не стеснялся в выражениях касательно научной компетентности и личности Штеллера. Явные и скрытые причины этого конфликта обсуждались до сих пор в литературе без должного знания имеющихся источников. Приведенные в томе документы позволяют более точно судить об этом улаженном уже летом 1740 г. споре.
Многие документы, представленные в томе, существует в нескольких копиях. Для публикации выбран тот документ, который исходит непосредственно от автора, например, собственноручной копии автора отдается предпочтение перед завизированной копией, даже если в документообороте участвовала последняя. Комментарии содержат ссылки на необнаруженные документы, существование которых вытекает из контекста.
При передаче текста документов (первая половина XVIII в.) составители руководствовались правилами издания исторических документов этого периода. Орфография подлинника сохраняется-как норма, так и отклонения от принятых для своего времени норм, поэтому стилистические и орфографические особенности рукописи не унифицированы (например, “служивый"-“служилый”-“служивой”, “русский”-“руский”- “руской” и т.п.); учитываются характерные для первой половины XVIII столетия неустойчивые написания отдельных слов, в том числе связанные с диалектными особенностями языка, с процессом освоения иностранной лексики (типа “высокий” и “высокой”, “коллегия” и “колегия”), различные транскрипции имен собственных (“Димитрий”-“Дмитрий”-“Димитрей” и т.п.), не оговаривая это в примечаниях.
В посланиях в канцелярии и ответах из них содержатся неоднократные текстовые повторы. Все они сохранены, поскольку отражают далеко не полностью изученный документообмен с местными чиновниками в Сибири.
В остальном текст передается но правилам современной орфографии. Титла раскрываются, выносные буквы вносятся в строку, что специально не оговаривается. Твердый знак в конце и середине слов (там, где это не соответствует современной орфографии) опущен; вышедшие из употребления буквы заменены на современные (за исключением специальных научных терминов); проставлен “й”. Мягкий и твердый знаки употребляются согласно современному правописанию, в частности, в тех случаях, когда мягкая согласная является выносной, например, [15] в словах типа «больше», «меньше», «сколько». Имена собственные пишутся с прописных букв; в сложных географических названиях служебные слова и слова, обозначающие родовые понятия, пишутся со строчной буквы (гора, слобода и т.п.). Устойчивые сокращения типа “коп.”, “руб.” не раскрываются.
Знаки препинания расставлены в соответствии с современными правилами пунктуации. Для удобства восприятия сделана разбивка текста на предложения и абзацы.
Ошибочное написание (пропуски букв и слогов, повторение слогов и слов, замена одной буквы другой) сохраняется в тексте и оговаривается в примечании ("Так в документе”), в случае необходимости в текстологическом примечании дается правильный вариант. Непрочтенные из-за повреждения текста фрагменты рукописи обозначаются отточием в квадратных скобках и оговариваются в примечании. Пропуски в тексте, сделанные писцом, также обозначаются отточием в квадратных скобках и оговариваются в примечаниях (“В рукописи оставлено место”). Слова, пропущенные в документе и важные в смысловом отношении, восстанавливаются в квадратных скобках. В квадратных скобках дается также перевод немецких текстов в комментариях к документу. Квадратные скобки, встречающиеся в самой рукописи, специально оговариваются в текстологических примечаниях. Другие виды скобок (круглые, фигурные), имеющиеся в рукописи, не оговариваются.
Помарки, вставки над строкой и на полях даются в текстологических примечаниях.
Подписи, даже если в рукописи они располагаются в строку, даются с новой строки.
Текстологические примечания даются под строкой, ссылка на примечание-буквенная. Текст составителей дается курсивом. Курсивом набран также перевод латинских текстов в комментариях к документу.
При подготовке рукописи к печати был произведен пересчет итогов таблиц: в тексте приведены правильные подсчеты, а в подстрочных примечаниях указаны итоги источника. Структура таблиц передана в публикации с максимальным приближением к оригиналу.
Архивная отсылка располагается после документа.
Археографическое описание документа дается в легенде после архивной отсылки.
Пометы к документу в целом располагаются после документа вслед за подписями (в легенде) (По листам скрепа: “Студент Алексей Горланов”).
Научно-справочный аппарат публикации включает текстологические примечания и комментарии к содержанию документов, глоссарий, именной и географический указатели, список литературы и перечень публикуемых документов.
Тексты подлинника на немецком языке даются в оригинале в современной транскрипции и сопровождаются переводом, с соответствующими примечаниями и комментариями. Перевод максимально приближен [16] к немецкому оригиналу в том, что касается пунктуации и написания строчных и прописных букв.
Тексты подлинника на латинском языке даются в оригинале, как правило, без перевода, так как в значительной степени представляют собой наименования природных объектов; их перевод на современный язык означал бы идентификацию в соответствии с современными научными представлениями, в то время как осуществить ее на основании только текста документа, без знакомства с самим объектом не представляется возможным. [17]