СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

СРАЖЕНИЕ ПРИ ГРОСС-ЕГЕРНДОРФЕ 19 АВГУСТА 1757 ГОДА

В пятом нумере «Сына Отечества» на нынешний год помещено донесение Генерал-Фельдмаршала Апраксина Императрице Елисавете, от 20 августа 1757 года, о победе, одержанной при Гросс-Егерндорфе над прусскими войсками. Как важный официальный документ, и как материал для Русской Военной Истории, помещаем это донесение на страницах Военного Журнала.

____________________________

Донесение Фельдмаршала Апраксина Императрице Елисавете.

«Вашему Императорскому Величеству всеподданейше доношу, что благословением Всевышнего и вспоможением всемогущей Его десницы, счастием же Вашего Императорского Величества, вчерашнего дня, при деревне Гросс-Егерсдорфе, одержана над прусскою, под командою генерал-фельдмаршала Левальда находящеюся, армиею главная и совершенная победа.

Я уже имел честь Ваше Императорское Величество всенижайшее предупредить, что как для непреодолимых препятствий невозможно было к неприятелю, по правую сторону [174] реки Прегеля находившемуся, прямою дорогою дойти: то я предприял чрез реку Прегель переправиться, дабы сделать некоторый обход, тем скорее однакож принудить его к баталии.

В следствие сего армия Вашего Императорского Величества действительно в 17 день сего месяца чрез реку переправилась. И как неприятель из того заключить мог, что сим движением и дальнейшим походом пресечем мы ему с теми местами сообщение, откуда он получает свое содержание, и куда ретироваться мог бы, то он принужденным себя видел, своею натурою неприступный лагерь оставить, и сам чрез помянутую реку Прегель того ж 17 числа переправился.

С того самого времени непрестанно показывал он вид, яко бы армию Вашего Императорского Величества атаковать хочет: но как видел, что не смотря на то поход продолжается и наружными оказательствами остановлен быть не может, то неприятель, будучи тем утеснен, принял наконец отважное намерение нас атаковать.

19 числа, день одержанный над ним победы, армия Вашего Императорского Величества, имев еще с вечера приказ в поход вступить, к тому изготовилась, а авангард и часть армии уже действительно пришли в движение, как вдруг в пятом часу утра, впереди бывший и неприятельские движения прикрывающий лес наполнен стал неприятельским войском.

Мы еще не успели построиться к сражению, как неприятель из лесу в наилучшем порядке выступил в поле, и начал тотчас сперва пушечную, а потом скоро и ружейную стрельбу, которая уже до окончания баталии ни мало не прерывалась, вдруг всею силою и с такою фуриею на наш фронт пошел, что подлинно надлежало быть великой храбрости и неустрашимости, что войска Вашего Императорского Величества и в то время не расстроились, когда почти строиться начинали. [175]

Первое и сильное нападение его было на наше левое крыло. Неприятель приближался к оному колонною на ружейный выстрел; в то самое уже время, а не прежде, начался с нашей стороны огонь, а неприятель из колонн фронт сделал. Таким образом обе армии, стоя фронтом одна против другой, перестреливались наижесточайшим огнем как из артиллерии, так и мелкого оружия слишком три часа, и так, что ни которая сторона не уступая. Победа чрез все время была сомнительна, ибо сколько неприятель усиления ни прилагал наш фронт разорвать, всегда однакож жестоким нашим огнем отбит был; и сколько раз он с уроном отбит ни был, всегда однакож казался не покидать своего намерения.

Во время сего с обеих сторон весьма горячего и упорного сражения, неприятель сверх своего корпуса баталии, двумя особенными корпусами кавалерии, пехотою подкрепляемой, сделал нападение на наше правое крыло и на авангард, который по положению места стоял несколько впереди в заворот к левому нашему крылу, но и в сих обоих местах принят с равномерною храбростию. Наша артиллерия, а особливо новоизобретенные генералом фельдцейхмейстером графом Шуваловым, по имени его Шуваловскими названные, гоубицы, такое притом имели действие, что, заслужив ему справедливую похвалу, не только не допустили стремящегося неприятеля ворваться в наши линии, но паче кавалерию его в крайнее привели замешание.

Таким образом неприятель, не предуспев нигде, покусился наконец на последнее: он приметил, что на левом нашем крыле в первой линии, по причине лесу и весьма мокрого места, некоторый интервал или пустота сделалась, и потому чаял тем пользоваться. Он для того, употребляя все силы, в оный вошел, дабы таким образом нашу линию перервать, и во фланги взять, но [176] неприятель в том весьма обманулся; мы имели из второй нашей линии людей в готовности, так что едва токмо Пруссаки в помянутый лес вошли, то тотчас примкнутыми штыками так встречены были, что вдруг испровергнуты и в бег обращены.

Сие и решило победу: ибо прочая неприятельская армия, усмотря бегство своих, чувствуя притом великий свой урон, и видя от того сократившуюся и обредевшую свою линию, бегущим последовала, так что вдруг сколь горячо и десператно было ее нападение, таковож наконец скоропостижно и бегство. Ретирадою оное назвать никак не можно, ибо никогда замешательство и смятение так велики не виданы.

Я паки признаться должен, что сколько ни показали отменную храбрость и мужество весь генералитет, офицеры и солдатство, победа однакож так была сомнительна, что толь благополучное, сей слишком четыре часа продолжавшейся баталии окончание, надобно единственно приписать благословению Всевышнего, и теплым к нему молитвам Вашего Императорского Величества, ибо будучи, как выше упомянуто, на полном почти походе, и имея все свои обозы с собою, никак не можно было таким образом построиться, как бы желалось. Более же всего я признаюсь, что никогда не ожидал, чтоб прусская армия здесь в таком великом числе и из таких отборных людей состояла. Я имею причину пленникам верить, что оная до сорока тысяч человек простирается, и должен отдать справедливость ее изрядству и храбрости, с каковою действовала.

Я дерзаю, сею Богом дарованною оружию Вашего Величества первою над сим гордым неприятелем победою Ваше Императорское Величество, со всеглубочайшим к стопам повержением, всеподаннейше поздравить, всеусердно желая, да Всемогущий благословит и впредь оружие Вашего Величества победами, в новое приращение [177] неувядаемой Вашего Величества славы, и к устрашению всех зломыслящих врагов.

Коль велик неприятельский урон, того еще точно донести не могу, но между тем то подлинно, что на месте баталии две тысячи пять сот человек убитых, а число раненых крайне велико: ибо еще с начала сражения отвозили оных многими нарочно для того приготовленными телегами. Между первыми, то есть убитыми, считаются по уведомлению пленных, генерал-лейтенант граф Донау, генерал-маиоры Каниц, Белов, Платен, полковник Мантейфель, подполковники Биллербек, Гольц и Грумкау; а между ранеными сам генерал фельдмаршал Девальд. В полон взято шестьсот человек, между которыми восемь офицеров; но оных гораздо более будет, ибо посланными в след партиями легких войск еще непрестанно и во множестве приводятся. Дезертиров к нам перешло триста, но и оных гораздо больше будет.

В добычу войсками Вашего Величества получено двадцать девять пушек, в том числе двадцатичетырех фунтовых три, двенадцати фунтовых пять и три гоубицы с их ящиками и палубами; несколько лошадей и аммуниции, в том числе 29 барабанов. Знамен получить невозможно было, ибо сколь торопен не был побег Пруссаков, они однакож старание приложили знамена в одно место собрать, и в безопасность привести; к чему в близости позадь их лес много способствовал.

Урон с нашей стороны в рассуждении неприятельского весьма невелик, ибо убитых всех чинов только восемьсот шестьдесят человек, а раненых четыре тысячи двести шестьдесят два, но в числе оных весьма мало опасных: ибо неприятель начал стрелять издалека; удары были слабы так, что большей части только контузии делали, в так что в гошпиталь не более восьми сот человек отправлено; а все прочие не токмо при полках следуют, но многие и службу исправлять могут. [178]

Главная наша потеря в том состоит, что командовавший нашим левым крылом, храбрый генерал Василий Абрамович Лопухин убит, но своею неустрашимою храбростию много способствовал к одержанию победы, толь славно жизнь свою скончал, что почтение к своим добродетелям тем еще вящше умножил. Позвольте, Всемилостивейшая Государыня, что я упоминая о нем не могу от слез воздержаться: он до последнего дыхания сохранил мужество, и к службе Вашего Императорского Величества прямое усердие. Быв вдруг тремя пулями весьма тяжело ранен, однакож сохраняя остатки жизни, спрашивал только: гонят ли неприятеля, и здоров ли фельдмаршал? И как ему то и другое уверено, то последние его были слова: теперь умираю спокойно, отдав мой долг Всемилостивейшей Государыне.

Генерал-поручик Зыбин, также оказав храбрость и мужество, отлично жизнь свою окончил, равно как и бригадир Капнист. Ранены: генерал Юрий Ливен в ногу, хотя и легким, но, по слабости его здоровья, весьма беспокойным ему ударом. Генералы поручики Матвей Ливен и Матвей Толстой, генералы маиоры де Боскет, Вильбоа, Иван Мантейфель, генерал-квартирмейстер Веймарн и бригадир Племянников: однакож раны их так неопасны, что они тем не меньше должность свою и службу исправляют.

Ваше Императорское Величество из того приметить изволите, колико исполняли они свою должность. Словом сказать, никто не пренебрег оной; а буде кто презирал что либо, то только жизнь свою, ибо ни один из раненых с места не сошел, и раны перевязать не дал, пока победа не одержана, и дело со всем не окончено. Буде ж кто из генералов сам и не получил раны, то конечно под тем лошадь, а под иным и две ранены. Волонтеры князь Репнин, граф Брюс и Апраксин, и присыланный ко мне от Вашего Величества [179] гвардии капитан Болтин, отменные подали опыты усердия и храбрости.

Позвольте ж потому, Всемилостивейшая Государыня, чтоб я себя, их и все войско с глубочайшим респектом препоручил в милость и благоволение Вашего Императорского Величества.

Чужестранные волонтеры, и в начале римский императорский генерал-фельдмаршал-лейтенант, барон Сент Андре, заслужил ревностию своею и отменною храбростию справедливую похвалу; находящиеся при нем офицеры подражали его примеру. Французские полковники Фитингов, а особливо л'Опиталь и саксонский полковник Ламсдорф с их офицерами, не меньше и голстинской Его Императорского Высочества службы поручик Надасти, имеют в славе сего дня участие.

Что ж до меня надлежит, то не распространяясь о известном Вашему Императорскому Величеству моем к службе усердии, счастливым себя почитаю, буде удостоюсь высочайшей Вашего Императорского Величества апробации; и счастлив паки, буде находясь в таких опасных местах, где около меня убит из конвойных гвардии сержант Курсель, ранено два гренадера, убит паки вахмистр гусарский и несколько человек офицеров и гусар ранено, буду иметь случай посвятить жизнь мою высочайшей службе Вашего Императорского Величества.

Я с сим моим доношением отправляю Генерал-Маиора Панина, который, быв во все время кампании бессменно дежурным Генерал-Маиором, а во время сей баталии находившись во всех наиопаснейших местах, и раздавая мои ордеры, в состоянии будет о всех подробностях словесно Вашему Императорскому Величеству всенижайше донести. Позвольте ж и паки, Всемилостивейшая Государыня, рекомендовать и его особливо в Монаршую милость и благоволение».

За этим донесением следует известие из лагеря [180] русской армии при деревне Янешкен, от 3 сентября 1757 года. На другой день победы, то есть, 20 августа, было отправляемо благодарственное молебствие, причем из взятой у неприятеля артиллерии сделан 301 выстрел, а от стоявшей в рядах армии троекратный беглый огонь. Когда, в этот же день, приступили к погребению своих и неприятельских тел, то оказалось, что с русской стороны убитых было больше, нежели сколько обозначено в донесении фельдмаршала: всех тел похоронено 1 411 человек. Разница в показании произошла от того, что, в донесении было упомянуто только о регулярных войсках, и уже в последствии собраны сведения о войсках иррегулярных и о нестроевых чинах.

«Таким же образом, — сказано в известии, — и неприятельский урон, при ближайшем рассмотрении, оказался большим, ибо уже гораздо больше трех тысяч мертвых тел найдено, да весьма великое число находится оных по лесу и кустарникам, в которых они раздраженными нашими нерегулярными войсками гнаны и побиваемы были; да также весьма много погибло в двух деревнях, впереди нашего фронта по обеим сторонам Гросс-Егерсдорфа бывших: ибо почти все раненые с начала баталии спасались в оные. А как в тож время служили сия деревни неприятелю важным прикрытием, то, по необходимости, нашими сожжены, так что хотевшие тут спастись, не меньше со всем погибли».

Далее находим, что, по объявлению дезертиров и других пленных, Пруссаки лишились в этом сражении больше десяти тысяч человек, считая раненых, пленных и дезертиров.

Русская армия оставалась на поле сражения до 26 августа / 7 сентября. Пруссаки отступили вниз по реке Прегелю к Велау, и Фельдмаршал Апраксин пытался переправиться через Алле в Фридланд, на правом фланге прусской позиции. [181]

Вот что говорится в современных известиях из армии о его попытках. «26 числа (августа) прибыли мы к Алленбургу, уже поздно к вечеру, ибо хотя расстояние не велико, но непрестанно бывший дождь много причинил затруднения.

Сколько мы до сего времени имели труда в получении провианта, а в фураже претерпели и совершенный недостаток, того никак сравнить не можно, что в сем месте оказалось, ибо посыланными в округ больше как по двадцати верст партиями не найдено ни следа к получению фуражи, так что,

27 числа был держан генеральный совет, и к крайнему сожалению усмотрено, что не осталось иного, как приблизиться к своим магазейнам на время.

На сие хотя неохотно, однакож для многих и важных причин приступить принуждено было, ибо сверх оказавшегося во всем недостатка уведомленось, что неприятель, не ожидав здешней атаки, паки далее за реку Ден к Кенигсбергу ретировался, так что посыланный для разведывания полковник Краснощеков, с командою возвратясь рапортовал, что доехав за восемь верст до Кенигсберга ничего не видал, кроме следов наигоршего разорения и опустошения, кои неприятель сделал во всей земле и с своими подданными, дабы тем затруднить наш поход, так что жители не токмо лишены всего хлеба и скота но и домовые их вещи все изломаны и перепорчены.

Таким образом, перестояв там 28 число, 29 поворотиться принуждено было, и 31 сюда пришли.

Но сей на краткое время предпринятый поворот, будучи учинен по необходимости, неприятелю ласкать не имеет, ибо как бы ни было, мы не намерены тем кампанию окончить, так что еще важнейших предприятий и в скором времени ожидать надобно».

Но действительною причиною, почему Апраксин [182] не воспользовался победою и отступил к пределам Poссии, были, как известно, обстоятельства политические. Фельдмаршал возвратился в Россию по повелению Канцлера Бестужева, который, опасаясь кончины Императрицы, в то время одержимой тяжкою болезнию, хотел прекращением войны угодить Наследнику престола, питавшему личное уважение и дружбу к Фридриху II. Императрица выздоровела, и с негодованием узнала об отступлении своих войск. Вместо Апраксина, преданного суду, назначен был главнокомандующим Фермор.

К современным известиям из армии приложен именной список штаб и обер-офицеров, убитых и раненых в сражение при Гросс-Егерндорфе. Из него видно, что штаб-офицеров убито 3, а обер-офицеров 32; ранено: штаб-офицеров 20, обер-офицеров 216. Кроме того, как сказано в донесении, убит конвойный сержант фельдмаршала, и ранен священник Апшеронского Пехотного Полка.

Наконец мы находим в «Сыне Отечества» перевод письма прусского офицера из лагеря при Велау. По словам этого офицера, Пруссаки лишились 10 000 убитыми и от 3 до 4 000 ранеными, и некоторые полки были почти совершенно истреблены. Граф Минхов из своего эскадрона привел назад только шесть человек. «Русские, — продолжает прусский офицер, — стреляли все картечами. С самого начала перестреляли они всех артиллерийских лошадей; из наших канонеров не многие остались. Наша армия, при ретираде своей к Велау, пушек своих в скорости увезти не могла, потому что они позади армии были; и так потеряли мы всю нашу артиллерию». Офицер заключает свое письмо следующими словами: «Солдаты говорят, что не диавол ли в Русских вселился, потому что, с их стороны, производим был такой огонь, что думать нельзя, чтоб люди в нем находились, ибо пули и картечи налетали так, как дождь».