Несколько лет тому назад мною был опубликован в журнале «Русская литература» (1974, № 4) перевод Ломоносова глав из широко известного романа французского писателя Франсуа Фенелона «Похождения Телемака». Перевод был сделан в 1747 году для академического издания названного произведения. Продолжая изучать историю распространения в России этого романа, я обратил внимание на анонимное предисловие к нему. Оно также находится в составе рукописи, по которой роман печатался в типографии Академии наук. В печать это предисловие не попало по неизвестным нам причинам.

Предисловие было написано с целью объяснить русскому читателю, чем замечателен данный роман. Соответственно этому, в нем можно различить следующие положения.

Во-первых, в связи с этим романом составитель Предисловия излагает свой собственный взгляд на роль романа вообще в деле политического и эстетического воспитания молодежи. Жанр романа в XVIII веке начинал только складываться. Многие художественные особенности этого жанра были еще не ясны, а познавательная ценность романа казалась проблематичной. В таких условиях этот жанр нуждался в теоретическом обосновании, в авторитетной критической оценке. В этом плане роман Фенелона давал ценный материал.

Во-вторых, составитель Предисловия приводит интересные сведения об авторе романа, Фенелоне, которые не были известны тогда русскому читателю.

Несомненно, данное Предисловие представляет значительную ценность для истории русской литературы. Оно является важным памятником русской эстетической мысли первой половины XVIII века.

Прошло более двухсот лет с момента написания названного Предисловия, но еще никто из историков не обращался к нему.

Из целого ряда вопросов, которые возбуждает это Предисловие, первым является вопрос об его авторе. Кем оно было написано?

Сразу дать однозначный ответ на этот вопрос не представляется возможным. Необходимо исследование, привлечение ряда источников, которые позволили бы сделать то или иное заключение.

Наличие Предисловия в составе рукописи, по которой типография делала набор книги, свидетельствует о том, что оно было написано не посторонним человеком для Академии наук, а лицом, принимавшим непосредственное участие в этом издании. До тех пор, пока не было известно, кто готовил текст романа для издания, постановка такого вопроса была невозможна. Теперь, после опубликования документов об истории этого издания, нам стал точно известен круг его исполнителей.

В число исполнителей входили молодой асессор Г. Н. Теплов, академические художники Соколов и Вортман, из ученых — Ломоносов. В задачу художников входило лишь изготовление иллюстраций для книги. На Теплова была возложена техническая подготовка перевода романа к печати и чтение корректур. Кроме того, тогдашний уровень знаний молодого Теплова не позволял ему дать достаточно авторитетную оценку широко известного в Западной Европе романа Фенелона.

В 1740-х годах круг русских ученых-филологов в Академии наук был крайне ограничен. В числе квалифицированных знатоков жизни и творчества Фенелона можно было считать только Ломоносова и Тредиаковского. Но Тредиаковский, судя по его отрицательному отзыву об академическом издании романа, самоустранился и никакого участия в этом издании не принимал.

Указанные обстоятельства позволяют нам поставить вопрос об авторстве Ломоносова. Ломоносов, как участник перевода романа, несомненно, был заинтересован в его популяризации. При издании романа, как можно предполагать, у него появилось желание воспользоваться этим случаем, чтобы выразить свое отношение к известному произведению, частично оправдать свое участие в переводе его и попутно рассказать биографию Фенелона. Таково наше первое предположение, которое дало повод к дальнейшим разысканиям.

Мысль о том, что именно Ломоносов является автором Предисловия, возникла у нас отнюдь не случайно. Известно, что более чем за десять лет до выхода в свет «Похождений Телемака» Ломоносов серьезно изучал творчество Фенелона. Еще в студенческие годы, будучи в Марбурге, он купил эту книгу и пользовался ею при изучении французского языка. Нам удалось установить, что книга была издана в Амстердаме в 1732 году. Это было роскошное издание с большим числом иллюстраций, которые и были затем использованы в академическом издании 1747 года.

В составе амстердамского издания находилась ода Фенелона «Горы, толь что дерзновенно взносите верьхи к звездам», перевод которой был сделан Ломоносовым в 1738 году. [144]

Эта ода считалась одним из образцовых произведений французской пейзажной лирики. Поднятая в ней идиллическая тема о безмятежной жизни в тесном общении с природой оказалась близкой по духу Ломоносову. Ода оказала благотворное влияние на раннюю лирику Ломоносова. Ранние лирические стихи Ломоносова дошли до нас не полностью, а лишь в отрывках, включенных им в 1739 году в «Письмо о правилах российского стихотворства».

Эта ода оказала влияние и на позднейшее поэтическое творчество Ломоносова. Его призыв к тишине, к безмятежной жизни в тесном общении с природой нашел соответствующее отражение в оде 1747 года на день восшествия на престол Елизаветы Петровны.

Заметная близость некоторых образов переведенной им оды Фенелона с мыслями, высказанными в исследуемом Предисловии, является дополнительным аргументом в пользу догадки, что обе эти вещи принадлежат одному перу.

Роман «Похождение Телемака» также оказал соответствующее влияние на раннее поэтическое творчество Ломоносова. Мы здесь имеем в виду его оду на прибытие великого князя Петра Федоровича, внука Петра I, из Голштинии в 1742 году в Петербург. В этой оде имеется образ лучезарной Девы, которая ведет за руку в Россию царственного отрока:

Видение мой дух возводит
Превыше Тессалийских гор!
Я Деву в солнце зрю стоящу,
Рукою Отрока держащу
И все страны полночны с ним.

Мы длительное время пытались расшифровать данный образ. Кто эта Дева? Откуда она взялась? В русской литературе доломоносовского периода не имеется такого образа. Изучение поэзии Ломоносова показывает, что в его стихах нет случайных, абстрактных образов, что за каждым образом стоит определенное лицо или явление. Определить происхождение данного образа нам помог роман Фенелона о Телемаке. Здесь Ломоносов имел в виду богиню мудрости Минерву. Фенелон ввел ее в число действующих лиц своего романа. Минерва, приняв вид старого Ментора (Мантора), сопровождала Телемака по всему опасному пути и давала ему свои советы. В конце романа она, прощаясь с Телемаком, говорит: «Водила тебя за руку по всем пропастям морским, по странам незнаемым, в войнах кровопролитных, чрез всякое зло, которыми сердце человеческое искуситися может». ¹

В упомянутом нами амстердамском издании романа о Телемаке этот образ Минервы (лучезарной Девы) изображен на книжной иллюстрации. В академическом издании романа 1747 года это изображение повторено.

Так раскрывается источник, из которого Ломоносов заимствовал образ лучезарной Девы. Этот факт показывает, как глубоко и серьезно Ломоносов относился к роману о Телемаке.

Ломоносов осваивал творчество Фенелона постепенно и непрерывно. В этом освоении прослеживается несколько этапов. На первом этапе он выступал как читатель и прилежный ученик, на втором — в роли поэта-переводчика (перевод оды, затем отдельных глав романа о Телемаке), на третьем — использовал роман в своем поэтическом творчестве. На четвертом этапе Ломоносов широко использовал этот роман в своей Риторике. В Риторике он неоднократно ссылался на него. В ряде случаев он опирается в своих теоретических высказываниях на художественную практику Фенелона. Так, например, давая научное обоснование творческого вымысла в литературе, он называет ряд классических произведений, в которых «знатные, в свете бывающие приключения» соединены с вымышленными. «Таковы суть: Гомерова Илиада и Одиссея, Виргилиева Енеида, Овидиевы Превращения и из новых — Странствование Телемаково, Фенелоном сочиненное». ²

Особенно Ломоносов рекомендовал писателям прибегать как можно чаще к художественным вымыслам в таких произведениях, которые создаются для детей и юношества. «Ритор (писатель, — Д. Б.), — говорит он в Риторике, — прилежно наблюдать должен хотя главные слушателей свойства, то есть 1) возраст, ибо малые дети на приятные и нежные вещи обращаются и склоннее к радости, милосердию, боязни и к стыду, взрослые способнее приведены быть могут на радость и на гнев, старые перед прочими страстьми склоннее к ненависти, к любочестию и к зависти, страсти в них возбудить и утолить труднее, нежели в молодых... У простаков и у грубых людей должно употреблять всю силу стремительных и огорчительных страстей, для того, что нежные и плачевные столько у них действительны, сколько лютна у медведей». ³

Эти мысли об учете детской психологии и о роли художественных вымыслов в воспитании юношества несколько раз повторяются и в Предисловии к роману Фенелона.

Ломоносов считал, что художественные вымыслы оправданны, если они содержат в себе нравоучение. Среди ряда художественных средств он высоко ставил басню. Более раннее его высказывание о басне было выражено им в следующих стихах упомянутого нами перевода оды Фенелона: [145]

Чтоб жить мне здесь начати,
И без книги почерьпати
Саму Истину могу.
А потом мне повесть знатна
Пишет Басня и приятна
В память умну Старину.

Свои мысли о басне Ломоносов выразил в ряде мест Риторики. Аналогичные мысли достаточно четко повторены в Предисловии. Так, одни и те же мысли по поводу формы и содержания романа присутствуют одновременно в ломоносовской Риторике и в Предисловии. Здесь возникает вполне законное предположение, что сходство мыслей Риторики и Предисловия может объясняться не принадлежностью их одному и тому же автору, но возможностью перенесения неизвестным автором, знакомым с ломоносовской Риторикой, некоторых высказываний из нее в свое Предисловие. Или наоборот: сам Ломоносов при написании Риторики мог заимствовать отдельные положения Предисловия.

Тем не менее приведенный ниже тщательный анализ заставляет нас отказаться от этого предположения.

Ломоносовская Риторика вышла в свет и стала известна читателям в июне 1748 года, на полгода позднее издания романа, вышедшего в свет в декабре 1747 года. В Архиве Академии наук СССР сохранился полный экземпляр Риторики, по которому Ломоносов держал корректуру типографских листов. По документам, сохранившимся в этом архиве, точно устанавливается история печатания Риторики. ⁴ Из рапорта корректора типографии Алексея Барсова видно, что печатание Риторики вследствие случившегося в 1747 году пожара в Академии наук затянулось с января 1747 года по июнь 1748 года. В некоторые листы Ломоносов вносил поправки еще в марте и мае 1748 года.

Текстовые сопоставления существенным образом подкрепляют наше первое предположение об авторстве Ломоносова. Из этих материалов видно, что написание Предисловия совпало по времени с завершением Ломоносовым Риторики, что полностью исключает возможность какого-либо заимствования.

В Риторике Ломоносов поставил роман Фенелона в один ряд с поэмами Гомера. Такое сопоставление повторяется и в Предисловии к роману. В Предисловии речь идет не только о художественных особенностях романа, но и дается краткая характеристика личности его автора. У Ломоносова имелось устойчивое представление о писателе и его общественной роли. В Риторике (§ 97) он писал о том, что успеху писателя, или ритора много способствует то, «1) когда слушатели знают, что он добросердечный и совестный человек, а не легкомысленный ласкатель и лукавец; 2) ежели его народ любит за его заслуги; 3) ежели он сам ту же страсть имеет, которую в слушателях возбудить хочет, а не притворно их страстными учинить намерен, ибо он тогда не токмо словом, но и видом и движением действовать будет». ⁵ Аналогичными свойствами Ломоносов наделяет в Предисловии и автора романа о Телемаке. Он не скрывает, что пишет ему панегирик.

Роман Фенелона привлек внимание Ломоносова политической критикой самовластного короля Людовика XIV и выдвижением нового идеала государственного правителя. Такой правитель должен стоять как можно ближе к народу. Ломоносов явно порицает в своем Предисловии тех, кто преследовал Фенелона за политические убеждения.

Имеется еще один надежный источник, окончательно закрепляющий авторство Ломоносова за этим Предисловием. Это — рукописная копия Предисловия, которая находилась у сородичей Ломоносова в его деревне. Факт этот, остававшийся до сих пор неизвестным, во многих отношениях заслуживает того, чтобы рассказать о нем подробнее.

Родина Ломоносова давно привлекает внимание ученых.

Несколько лет тому назад у меня появился соблазн посетить край Ломоносова с целью поискать у потомков его земляков писем ученого или каких-либо тетрадей с записями его произведений. Известно, что в те далекие годы в народе существовал обычай иметь такие тетради, куда записывались народные песни и произведения писателей.

Я начал готовиться к поездке. Заново внимательно перечитывал знакомую мне литературу об Архангельском крае; обратился к просмотру рукописных книг XVIII века и исторических документов, собранных в государственных библиотеках. Оказалось, что находка ожидала меня в Ленинграде. Путешествие пришлось отложить на некоторое время.

Передо мной лежала объемистая тетрадь из плотной, слегка пожелтевшей от времени бумаги в 4° листа, в темно-коричневом кожаном переплете. Она исписана разными почерками. Время и место внесенных записей точно указаны основным владельцем. На одном листке в середине тетради написано: «Кончено <нрзб.> на горе при речке Мишанке августа 14 дня 749 году». Через две страницы тем же почерком сделана вторая надпись: «Писана в <нрзб.> на горе при Мишанке августа 30, 749 году».

Обратимся к расшифровке этих надписей. [146]

Где находится названная речка Мишанка? Таких мелких речек с названием и без названия существует в нашей необъятной стране бессчетное количество. Многие из них даже не обозначаются на географических картах. Искать их почти невозможно. Точно так же и в данном случае мы, вероятно, никогда бы не смогли определить, в каком краю России течет такая речка с местным названием Мишанка, если бы это название не нашло свое отражение в исторических документах.

Речка Мишанка — это родина М. В. Ломоносова. От наименования этой речки по обычаю тех времен получила название деревня Мишанинская, в которой жила семья Ломоносовых и где родился Михаил Васильевич.

Длительное время родиной М. В. Ломоносова считалась деревня Денисовка, но более тщательное исследование показало, что такое определение являлось не точным.

В XVIII и XIX веках для многих родина Ломоносова представлялась глухим краем, и казалось чудом, как из подобной глуши мог выйти на широкий путь общеевропейской культуры такой гениальный человек.

В 1772 году посетил этот край академик Иван Лепехин, в 1788 году собирал там материалы проф. Н. Я. Озерецковский; в 1791 году побывал в деревне Ломоносова друг студенческих лет Радищева П. И. Челищев и составил описание ее.

Первоначальное упоминание о деревне Мишанинской имелось в выписке из переписи 1722 года, напечатанной Н. Я. Озерецковским в IV части «Путешествий академика Ивана Лепехина» (СПб., 1805, с. 301), в которой отмечено, что в деревне Мишанинской, «по сказке 719 года», жили: «Лука Леонтьев сын Ломоносов, у него сын Иван, его же внук Никита Федоров, Василий Дорофеев сын Ломоносов, 38 лет, у него сын Михайло, 7 лет».

Наибольшую ясность в решение данного вопроса внесли М. И. Белов, Александр Морозов и А. И. Андреев. ⁶ М. И. Белов на основе обстоятельного изучения документов Архангельской губернской канцелярии установил, что род Ломоносовых происходил из крестьян деревни Мишанинской, что дед и отец великого ученого и другие его родственники жили в этой деревне.

М. И. Белов, уточняя название деревень на родине М. В. Ломоносова, дает следующую справку: «Денисовка и Мишанинская — деревни разные не только по названию, но и по местоположению. Известно, что Денисовка, в просторечья — Болото, стояла на низком заболоченном месте, у берега р. Курополки, тогда как Мишанинская занимала склон той горы, к которой сходятся обе береговые низменности Курострова, образуя как бы одну центральную возвышенность». ⁷

В XIX веке деревни Мишанинская и Денисовка, увеличившись в своих размерах, слились в одно село под общим названием Ломоносовского.

Возвращаясь к приведенным нами записям в тетради, отметим, что эти записи точно передают характер местности деревни Мишанинской.

Прошло 230 лет с тех пор, как была заведена тетрадь. Исключительная историко-литературная ценность ее заключается в том, что основное ядро содержащихся в ней записей составляют литературные труды Ломоносова: неопубликованное вышеназванное мною Предисловие к роману Фенелона «Похождение Телемака» и рукопись этого романа, в переводе которого Ломоносов принял активное участие. При этом весьма интересна одна деталь: текст записанных в тетради произведений Ломоносова точно соответствует той рукописи, которая хранится в Архиве Академии наук СССР (разряд II, оп. 1, № 91).

Возникает два вопроса: каким образом удалось мишанинскому читателю переписать академическую рукопись? И второй: как сохранилась данная тетрадь до наших дней?

Само побуждение переписать академическую рукопись несомненно было обусловлено исключительной популярностью романа о Телемаке. Этот роман пользовался в России на протяжении всего XVIII века большим успехом. Вскоре появились в народе рукописные списки. В деревне Мишанинской решили сами сделать такой список. Не подлежит сомнению, что без содействия Ломоносова никто из мишанинцев не мог получить академическую рукопись. Наличие в тетради ломоносовского неизданного произведения свидетельствует о том, что связи ученого с своими сородичами были более тесными, чем предполагалось до сих пор.

Как же сохранилась эта тетрадь?

Первое десятилетие после создания она находилась в деревне Мишанинской Об этом свидетельствуют записи местных народных песен и поговорок, сделанные теми же почерками, которыми был переписан роман о Телемаке и Предисловие к нему.

Ровно через десять лет тетрадь попала в дом одного генерала. Об этом свидетельствует запись на внутренней стороне задней крышки переплета: «Сия [147] книга дому его высокопревосходительства генерала порутчика Александра Васильевича (управитель ево Софрон Степанов). Февраля 23 дня LIХ (1759, — Д. Б.) году». Фамилию этого генерала не удалось установить. В конце XIX или в начале XX века тетрадь купил коллекционер Николай Яковлевич Колобов (1866-1930). Это был петербургский купец 2-ой гильдии, человек достаточно культурный, умевший ценить приобретаемые им материалы. В его собрании находилось более двух тысяч экземпляров книг, документов, рукописей. По преимуществу оно содержит русские рукописные книги XVI-XIX веков, архивный материал, рисунки. Н. Я. Колобов собирал рукописи без определенного плана, поэтому собрание его чрезвычайно разнообразно и неоднородно по содержанию. Большинство рукописей относится к XVIII — началу XIX века. Среди рукописей в его собрании находятся четыре уникальных списка книги Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву». Кроме описываемой здесь тетради в собрании имеются рукописные сборники стихотворений Ломоносова и редкий список его Риторики.

В первые годы Октябрьской революции Н. Я. Колобов сдал свое собрание в Государственный книжный фонд. Одна часть собрания поступила в Библиотеку АН СССР; ⁸ другая — в Государственную публичную библиотеку им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде. ⁹ В составе этого поступления имеется и тетрадь из деревни Мишанинской.

Тетрадь эта заставляет над многим задуматься. Переписчик ее не назвал своего имени. Но судя по близости его с Ломоносовым, который доверил ему академическую рукопись для переписывания, можно предполагать, что он являлся кем-либо из двоюродных братьев ученого, живших в недавнем прошлом под одной кровлей с его отцом, Василием Дорофеевичем, или кем-либо из ближайших соседей, навещавших Ломоносова в Петербурге.

Из рассказа племянницы Ломоносова, Матрены Евсеевны Лопаткиной, записанного П. П. Свиньиным, нам известно, что ученый с большим радушием принимал у себя в доме своих земляков. «Несмотря на преклонные лета свои (80 лет, — Д. Б.), — сообщает П. П. Свиньин, — Матрена Евсеевна весьма бодра и наслаждается всеми чувствами; глаза ее столь же живы, как гибок язык, как сильны мышцы, как легка поступь; только память несколько изменила, но она с удовольствием вспоминает о своем житье-бытье у дядюшки в Петербурге, в небольшом каменном домике, на берегу грязной Мойки. В особенности словоохотливо рассказывает она о гостеприимстве Михайла Васильевича, когда на широком крыльце накрывался дубовый стол и сын Севера пировал до поздней ночи с веселыми земляками своими, приходившими из Архангельска на кораблях и привозившими ему обыкновенно в подарок моченой морошки и сельдей. Точно такое же угощение ожидало и прочих горожан, приезжавших по первому зимнему пути в Петербург, с трескою. Надобно заметить, что Матрена Евсеевна играла на сих банкетах немаловажную роль, ибо, несмотря на молодые лета свои, заведывала погребом, а потому хлопот и беготни ей было не мало». ¹⁰

В деревне Мишанинской, как уже не раз отмечалось в литературе, имелось много грамотных крестьян. Некоторые из них имели свои библиотеки. Такая библиотека была у Осипа Христофоровича Дудина, замечательного резчика по кости. Его работы в настоящее время можно видеть в собраниях Государственного Эрмитажа и Оружейной палаты Московского кремля. О. X. Дудин, по-видимому, был дружен с Ломоносовым. Известно, что в юношеские годы Ломоносов часто бывал в доме Дудиных, куда его привлекала библиотека последних, содержащая большое число интересных книг.

В 1750-х годах Ломоносов принимал участие в покупке Академией наук для Кунсткамеры у Дудина мамонтовой кости. В 1756 году в Академическую гимназию в Петербурге был принят учиться сын Дудина — Петр. Протокол о приеме его в гимназию был подписан Ломоносовым.

Личная связь Ломоносова с Дудиными, установившаяся еще в его юношеские годы, не прерывалась и в последующие десятилетия. Дудину были знакомы труды Ломоносова; в частности, на основании «Краткого российского летописца» Ломоносова Дудин позднее отчеканил ряд портретов русских князей и царей. Можно предполагать, что при непосредственном общении земляков с Ломоносовым они могли знакомиться с его работами и получать их из его рук.

Чем объяснить, что мишанинцы заинтересовались этим романом? Надо полагать, что этот интерес был обусловлен теми высокими художественными качествами, [148] на которые указывал Ломоносов в Предисловии к нему: «И хотя в один год было более двадцати выходов в разных местах, но тем любопытство людское не могло удовольствоваться и чтением сея книги полезной и приятной насытиться никто не может».

Сюжет романа взят из античной мифологии. В романе действуют люди, боги, герои поэм Гомера. Юный Телемак мужественно претерпевает сложнейшие приключения на земле и на море; в поисках своего отца Одиссея он спускается в подземное царство Плутона, беседует с тенями умерших. Он участвует в кровопролитных битвах. Много раз ему угрожали смертельные опасности, но всегда он находил благополучный выход из них.

Роман начинается с рассказа Телемака нимфе Калипсо о страшном кораблекрушении, в результате которого он был выброшен морскими волнами вместе с обломками корабля, на котором плыл, на ее остров. Такое описание бури несомненно импонировало жителям деревни Мишанинской. Они считали себя потомственными мореходами; не раз плавали они вместе с отцом Ломоносова по Белому и Баренцову морям и подвергались подобным бурям. Одну из таких бурь Ломоносов описал в поэме «Петр Великий».

В подобной буре погиб отец Ломоносова. Постоянные морские опасности, которым подвергались мишанинцы во время своих плаваний, несомненно способствовали пониманию приключений Телемака. Но эта морская география, как нам кажется, была не главной в их восприятии романа. Основной почвой, которая подготовила их интерес к роману, была их суровая жизнь и сравнительно высокий для сельской местности уровень духовной, эстетической культуры. Без развитого эстетического чувства не могло быть должного интереса к книге.

О духовном уровне мишанинцев свидетельствуют записи, сделанные рукой переписчика на изготовленном им списке романа. Это — рифмованные моральные сентенции. Вот эти записи:

«Тому подобает мне узнать паутру рана вставать... бога на помо<щ> звать.

Аще кто хощет много знати, тому подобает мало спати.

А рано вставати — бога на помощ призывати.

Пить — воды не мутить.

Ума зелен, виноград не слаток. А млад ум не крепок.

Но да и во всяком мудреце довольно простоты» (л. 53).

«Всемилостивый г<осподь> бог любит праведника. А черт ябедника.

Во всей деревни Катинка премилая была» (л. 54 об.).

Приведенные записи по своей форме и содержанию относятся к тому жанру народных сентенций и поговорок, которые Ломоносов обильно использовал в своей Риторике и привел в материалах, собранных им в конце 1740-х — начале 1750-х годов для Российской грамматики. В рукописном кратком руководстве к Риторике (1744) читаем:

Твой лавр достоин вечных хвал (§ 88).

По сажи гладь, хоть бей,

Ты будешь черн от ней (§ 89).

В Риторике (1748):

Кто хочет большим быть,
Тот должен всем служить (§ 42).

Молебен пет,
А польги нет.

Либо полон двор,
Либо корень вон.

И всяк спляшет, да не так,
как скоморох (§ 192).

Не всяк то делать смеет,
Что всяк умеет (§ 209).

Один из примеров, записанных Ломоносовым в материалах к Российской грамматике, текстуально совпадает с записью мишанинского переписчика. В списке: «Аще кто хощет много знати, тому подобает мало спати». У Ломоносова: «Кто хочет много знать, Тот должен мало спать».

Приведенные записи переписчика несомненно свидетельствуют о его душевном настрое. В них отражается размышление на нравственно-философские темы. Роман Фенелона давал достаточный повод для таких размышлений. Но мишанинский переписчик задумчиво напевает русскую народную песню «Во всей деревне Катинька премилая была», вплетая тихую мелодию в собственное идиллическое настроение. Так на основании записей переписчика на страницах романа о Телемаке раскрывается один из компонентов духовной культуры на родине Ломоносова.

В связи с романом о Телемаке уместно рассказать о том, в какой степени мысли Ломоносова о Фенелоне получили отражение в народе и в печатной литературе. Предисловие Ломоносова к роману было адресовано широким слоям русского народа. С такой же установкой на широкого читателя была написана им и Риторика, в которой, как мы уже отметили выше, было приведено немало интересных высказываний о романе Фенелона.

Ломоносовское Предисловие к роману о Телемаке, по-видимому, было известно многим читателям. Об этом свидетельствует еще один известный нам список его, хранящийся ныне также в Государственной публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, в собрании Петра Фролова (F.XV.13). [149]

Список сделан, вероятно, в начале 1750-х годов (не позднее 1759 года). Об атом можно судить на основании помещенного на обороте последнего листа отрывка оды следующего содержания: «Ода ея императорскому величеству по случаю победы, одержанной роскою армиею над королем пруским при Франкфурте 1759 году августа 1-го дня: “Внезапно сон объемлет члены. Спокойно льет в мысли и ум“».

Где и кем был изготовлен этот, список-никаких записей о том на рукописи нет.

Ниже приводим полностью Предисловие — этот интересный памятник русской эстетической и публицистической мысли — по рукописи, хранящейся в Архиве АН СССР (разряд II, оп. 1, «№ 91).

ПРЕДИСЛОВИЕ

Похождение Телемака достойно похвалы от всех разумных людей. Любопытные люди в великом почтении имеют, и хотя в един год было более двадцати выходов в разных местах, но тем любопытство людское не могло удовольствоваться и чтением сея книги полезной и приятной насытитися никто не может. Ради того все книжники с такою охотою печатали, что не было до сего времени ни единого выходу справедливого и чтоб освидетельствован был самим автором, и печатаны были без его ведома.

Господин де Камбре сложил сию басню в научение господину дюку де Бургомье, которого учил, и вместо награждения надеялся от трудов своих получить плод, то есть дати своему отечеству короля доброго и премудрого, который бы любил мир и воевати не боялся.

Когда сию книгу писал, тогда един его писарь, которой ему при том деле служил, и писарь написал две копии, одну автору, а другую себе. Потом учинил себя от службы господина де Камбре свободным, и манускрипт свой одному книжнику парижскому продал; и от того времяни протекла его книга не токмо Францию, но и всю Европу, и все приемлют с радостию.

Хотя господин де Камбре нечаянно книгу свою напечатанную видел, но не хотел ее исправити, ни утвердити и ни малого к тому усердия не показывал или ради своего целомудрия или боялся прогневати монарха своего, которому зело подозрителен стал. Понеже как скоро печатная книга на свет явилася, тогда неприятели господина де Камбре начали его злословити, и называли его басню злым и лукавым описанием всех дел Людовика 14. И ненавистники его как возможно слух сей повсюду разглашали, и дабы его более привести в подозрение, сложали сию басню: «Фенелон своим писанием внука учил розгами деда его мучить».

В том подозрении и от неприятелей своих гонений скончал живот свой и в архиепископском своем городе Камбре умре 1715 году.

По смерти его наследники его нашли в письмах манускрипт подлинник, и с того подлинника напечатали вновь, и первой выход был в Париже 1716 году, потом во многих местах, и все прежняя печати некое несходство на многих местах не только в словах и слоге речей, но во многих пространных речах и многих речей в прежних печатях не обретаются, которые в оригинале написаны.

Господин де Камбре разделил сочинение на двадцать на четыре книги по обычаю Илиады Гомеровой. И не точию разделением книг, но и самим стилем так доброго меду последовал, что ученыя люди нынешнего века сумневаются, кто большей похвалы достоин: древней ли Гомер или наш господин де Камбре.

И хотя господин де Камбре о написании своей книги зело не радел, но все народы великую охоту и почтение к его Телемаку непрестанно имели. И не дивно тому, понеже приятность сложения, нравоучение чистое и непорочное и економия и порядок всея книги, объяснение честное и ясное, разговоры приятныя и вразумительный, разность случаев и множество их, одним словом, высокоумие авторово известное и всем ведомое, всех людей на похвалу построили. И еще более авторово изгнание всех людей любопытство возбудило и многие хотели за него мстити.

Некоторые автора осуждают, что писал стилем поезическим. Правда, стиль господина де Камбре поезической, но еще наилутчей поэзии, какой после Гомера не видали, но тем его осуждати не возможно, но надобно похвалити, понеже он продолжил Телемаковы случаи, о которых Гомер в четвертой книге своей Одиссеи писал. Ради того надобно всякому смотреть, во всем ли господин де Камбре Гомеру последовал и добре ли написал. Потом всяк будет принужден сказать правду, что книга господина де Камбре так совершенна, что больше того желати не возможно.

Иные не хвалят, что поезическим стилем писал просто, а не рифмами, понеже не видят, что господин де Камбре писал ради князя молодого, которого надобно учити стилем приятным и вразумительным и жестокое учение покрыти сладостию. Ибо всякое учение догматическое юным людям кажется свирепо, и вскоре огорчается. Ради того сыскал средство сим безгрешным обманом учити.

Другим неприятно, что написал басню, а не историю, и правое нравоучение прилепил к случаям мысленным. Но напрасно басни осуждают. Святое писание [150] их не отъемлет. Жестокие учители не употребляют. Младенцы любят и больше могут к учению имети охоты, и желания все их надобно претворяти в играние и забавы. Ради того господин де Камбре великой похвалы достоин, что сим образом учил юного принца, которые больше желают почтения и играния, нежели жестокого учения и принуждения.

Надобно было написати в похвалу господину де Камбре панегирик совершенной и его дела, учения, разум и все добродетели и таланты описати. Но довольно единого Телемака. Всяк, кто его прочтет, увидит, каков был господни де Камбре. Познает его учение и мысль, скажет о нем, как царица Савская сказала Соломону о славе его: «И истинна суть словеса еже слыша в земле моей о словесах твоих и помысле твоем... веры глаголющим ми дондеже придох семо и вижу уже очима моими и се несть ни полтого еже ми поведоша» (3 царств., гл. 10).

Комментарии

1. Фенелон. Похождение Телемаково, сына Улиссова, ч. II. СПб., 1767, с. 139.

2. Ломоносов М. В. Поли. собр. соч., т. 7. М.-Л., 1952, с. 223.

3. Там же, с. 168-169.

4. См.: Архив АН СССР, ф. 3, оп. 1, № 118.

5. Ломоносов М. В. Поли. собр. соч., т. 7, с. 167-168.

6. Белов М. И. О родине Ломоносова по новым материалам. — В кн.: Ломоносов. Сб. статей и материалов, т. III. М.-Л., 1951, с. 226-245; Андреев А. И. О дате рождения Ломоносова. — Там же, с. 364-369; Морозов А. 1) Юность Ломоносова. Архангельск, 1953, с. 100-170; 2) Родина Ломоносова. Архангельск, 1975.

7. Белов М. И. Указ, соч., с. 237.

8. Исторический очерк и обзор фондов Рукописного отдела Библиотеки Академии наук СССР, вып. II. XIX-XX века. М-Л., 1958, с. 133-134.

9. См.: Краткий отчет рукописного от дела 1914-1938 гг. Л., 1940.

10. Библиотека для чтения, 1834, т. II, с. 213. Матрена Евсеевна — дочь сестры Ломоносова Марьи Васильевны и матигорского крестьянина Евсея Федоровича Головина, сестра академика М. Е. Головина — была замужем за куростровским крестьянином Федором Яковлевичем Лопаткиным (см.: Модзалевский Б. Л. Род и потомства Ломоносова. — В кн.: Ломоносовский сборник. 1711-1911. СПб, 1911, с. 335-336).

Текст воспроизведен по изданию: Новонайденная работа Ломоносова // Русская литература, № 3. 1980

© текст - Бабкин Д. С. 1980
© сетевая версия - Thietmar. 2023
© OCR - Николаева Е. В. 2023
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Русская литература. 1980

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info