№ 18
ЖАЛОБА В. В. ПАССЕКА ГЕНЕРАЛ-ПРОКУРОРУ БЕКЛЕШОВУ
Милостивый государь!
Я просил губернскаго прокурора и писал к военному губернатору о жалком положении городовой тюрьмы, которую последний ни разу во все время свое теперешней должности не навестил; но вотще, мы еще не облегчены. Все вообще заключенные свой глас соединяют с моим: мы прибегаем к законам, а тут поступают противу их по данным инструкциям военных прежних губернаторов и настоящаго. Здесь нет различия между должниками осужденными, временным заключением наказанными, обвиняемыми и уличенными: со всеми единая и та строгость, которая употребляется по законам с обвиняемыми в великих преступлениях. В три часа пополудни вход в тюрьму уже возбранен, а большая часть из навещающих нас по человеколюбию и дружбе занята целое утро по своим делам; письма наши подлежат цензуре караульнаго офицера, дежур-майора, надзирателя, помощника надзирателя, коменданта и военнаго губернатора. Где же отыскивать и как на них право, когда кто из них нас угнетает и захочет утаить жалобы? Чем более сношения имеет должник вне тюрьмы, тем более обретает он средств к удовлетворению своих заимодавцев. Как их и приговоренных, просто наказанных заключением и уличенных вольное письменное и личное сношение не только не опасно, но полезно; с обвиняемым же не может другая никакая по законам быть строгость, как пресекающая ему побег и наблюдающая, дабы он посредством переписки и личнаго сношения пронырствами не затмил свое преступление или не запутал дело для выигрыша времени в надежде дождаться милостиваго манифеста. Домашния дела, счеты и тяжебныя бумаги не всегда могут быть обнаруживаемы и требуют личнаго и письменнаго, вольнаго и деятельнаго сношения, без коего чувствительная особа, не могущая по каким либо обстоятельствам иметь свидания с другою особою и не получая нужных для себя извещений, может неизвестностию быть умерщевленною. Ценсура для обвиняемых должна быть введена иная в тюрьмы. Один присяжный ценсор на сие станет. Ему надо быть ученому, проницательному, приверженному к правительству, человеколюбиву и скромну. Он будет руководствоваться особенно долженствующим быть на сие [316] изданным наставлением. Есть комнаты, в коих считают слишком 50 задержанных, а иногда и до 80-ти бывает в одной. В стесненном воздухе, парами, исходящими нередко из людей, находящихся в заразительных болезнях (которыя многие скрывают, избегая больниц), нужно употребление умеренное горячих напитков; а здесь совсем они возбранены. Все живут тут своим иждивением, и большая часть так бедна, что еслиб сотоварищи имущие не доставляли в первыя для человека надобности, принуждены бы были питаться воздухом: ибо и за конвоем милостины просить нас отсюда не выпускают. Я пишу сие между солдатскою и офицерскою караульнями. С одной стороны шум стражей, а с другой — просящихся о дозволении навестить какого из членов тюрьмы или приказать выпустить, вящше сжимают сердце и мысль тюремщика и сим одним лишают его средств сделать порядочное защищение по суду. Таковое заключение есть верное средство терпящих чрез несчастный какой случай до конца раззорить и разстроить безповоротно здравие. Я предпочитаю крепостное заточение: там по крайней мере иметь можно в четырех стенах покой. Когда все заключенные тут, как я, говорят откровенно и уверены в своей правоте, то немалое число есть недолженствовавших быть здесь и задержанными.
С глубокопочитанием есмь, милостивый государь, ваш покорный слуга. Подлинное подписал Василий Пассек. Истина сего была засвидетельствована многими подписавшимися заключенными.
Его высокопревосходительству господину генерал-прокурору Александру Андреевичу Беклешову. Надворный советник Василий Пассек.
19-го Майя 1802-го года. Из градской тюрьмы.
Архив князя Воронцова, кн. XXIV. М.: Университетская типография, 1880, л. 381-382.