№ 68
Донос Плаутина императрице на Скорнякова-Писарева после ссоры во время обеда у поручика Шкадера из-за авторства «Геометрии» (12 ноября 1734 г.)
/Л. 13/ Всепресветлейшая Державнейшая Великая Государыня Императрица Анна Иоанновна, Самодержица Всеросиская
Сего ноября 11 дня был я, нижеименованный, у поручика Якуцкого полку Козмы Шкадера 1. Тут же был Охоцкого правления Григорей Писарев и протчие. И оной Писарев розъказывал мне, что буто он сочинител[ь] геометрии и механики. И на то я ему, нижеименованы, сказал, что науки геометрии сочинител[ь] Евклид 2. На что он сказал, что буто ему в честь оная Геометрия есть и напечатана на имя ево имяно. И упомянуто в той Геометрии, что он сочинитель, которую велел принесть он, Писарев. И по тому ево приказу принесена Геометрия писменая, а не печатная, и то не ево руки 3. Тако ж и фигуры те, которые прежних авторов сочинения, а не ево, Писарева.
На что я ему говорил, чтоб он не возвышался и не сказывал на себя, что прежде ево зделано и не он учинил. И на оное он, Писарев, с великим мне серцем закричял, что: «Ты де не веришь за своею спес[ь]ю, от чего де потерял свой смысл, не зная ничего. И знаю де, какой ты человек!» На что я ему говорил, что: «Я — беспорочной человек и не унижаюся, но надеюсь болше получит[ь] честь, а не потерят[ь]». Тако ж говорил я ему, что он сердит, и ежели б знал за мною что худое, то бы не вытерпел, понеже и прежде сего, будучи он в здешней Якуцкой воевоцкой канцелярии в судейской полате, бросалса драца с палкою [150] безо всякой причины на вахмистра Давыдова, от чего воздерьжян был от судей той канцелярии.
Как я оные слова ему, Писареву, выговорил, то, вскочя, он, Писарев, с места своево на меня драца и называл меня «детинишкой» и «сукиным сыном». И принимался за шпагу свою с пять раз, иногда и обнажял до половины из ножень. И браня меня, говорил: «Я-де тебя /Л. 13 об./ заколю!». А иногда говорил: «Зарежу!». И подлинно б оное учинил, ежели б не ухватили ево и шпагу не удержяли поручик от флота Валтон и хозяин дому тово поручик Шкадер, тако ж и другие. На что я ему, Писареву, говорил, что: «Каналия, не вынимай шпаги и не заколи меня, понеже нихто не знает о тебе в Якуцком, что ты достоин ли еще шпагу и носит[ь], для того что от тебя взята была 4. А по какому указу надел, того неизвесно». Тогда она на меня еще бросился, принимался за шпагу. А при том были свидетели: от флота служители лекар[ь] Фейг, штурман Елагин, подштурман Хметевской, подшкипер Каростелев 5, камисар Чоглоков, прапорщик драгунского сибирского полку Бажянов, якуцкие жители: с припис[ь]ю под[ъ]ячей Борисов 6, из дворян и детей боярских Федот Амосов, толмач Гуляев, Иван Шестаков, Семен Лыткин, управитель столов шихместер Солов[ь]ев.
Всемилостивейшая Государыня Императрица, прошу Вашего Императорского Величества, да повелит Держявство Ваше вышеписаных порутчика Валтона и поручика Шкадера и прочих свидетелей, которые показаны выше сего, во об[ъ]явленом помянутого Писарева наглом продерзновении и в показаной мне обиде допросить. Буде он, Писарев, в том запреца, и по допросам учинит[ь] ему, Писареву, чему он по указам Вашего Императорского Величества достоин будет.
Вашего Императорского Величества нижяйши раб, от флота летенант Михайла Гаврилов сын Плаутин 7.
Ноября 12 дни 734 году.
К поданию надлежит в Государственую адмиралитейств-колегию.
Прошение писал я, нижяйши, своею рукою.
К сему прошению летенант Михайла Плаутин руку приложил.
РГАВМФ, ф. 216, оп. 1, д. 15, л. 13-13 об.
Подлинник. Весь текст написан рукой М. Плаутина. Гербовая бумага. Вдоль правого поля л. 13 идёт сделанная другим почерком запись: «Якутцской с приписью дьяк Иван Борисов».
Этот донос Плаутина известен нам и по нескольким копиям, отложившимся в делах Тайной канцелярии и Сената (РГАДА, ф. 7, [151] оп. 1, д. 516, л. 21а — 23; РГАДА, ф. 248, оп. 12, кн. 669, л. 131-132 об; там же. Л. 95-96 об.).
Плаутин обладал очень характерным прыгающим почерком психически неуравновешенного человека. Видимо, также признаком особенной нервной возбудимости можно считать многочисленные описки, повторы, недописанные слова, пропуски и перестановки букв и слов. Для его орфографии свойственно смягчение шипящих согласных (напр.: удержяли), обилие мягких знаков для смягчения согласных, частое употребление твёрдых знаков в середине слова.
Комментарии
1. Майор Кузьма Шкадер (Schkader) был сыном майора Михаила Шкадера — шведского офицера, попавшего в русский плен во время Великой Северной войны и служившего с 1721 г. в Якутском гарнизонном пехотном полку (Шебалдина 2005, с. 144). Кузьма Шкадер был послан в 1732 г. в Жиганское зимовье для расследования злоупотреблений воеводы Жадовского, комиссара И. Шимаева и других (Андреев 1965, с. 51), в дальнейшем он также продолжат расследовать в Сибири другие злоупотребления сборщиков ясака (см., например, ВКЭ 2001, № 118, с. 331-340), но ему приходилось выполнять и разнообразные административно-хозяйственные поручения и помогать организации снабжения Второй Камчатской экспедиции (см.: ВКЭ 2001, № 135, с. 381). Шкадера и Скорнякова-Писарева связывало сотрудничество по смещению с должности якутского воеводы Ф. И. Жадовского в 1732-1733 гг., при том при аресте последнего Шкадер и Скорняков-Писарев организовали военные действия по охране Якутска от осадивших город сторонников воеводы (док. № 100 и Зуев, Миненко 1992, с. 49-51).
Описываемые ниже события разворачивались на следующем фоне: город Якутск насчитывал в те годы 249 дворов и 99 юрт (Сафронов 1978, с. 182); средняя температура января в Якутске-40° С, часто мороз бывает ниже-50° С.
2. Евклид — древнегреческий математик. Работал в Александрии в 3 в. до н.э. Разработанные им основы элементарной геометрии вошли в его труд «Начала», состоявший из 15 книг. Плаутин обучался в Морской академии как раз по классу геометрии, так что он имел представление о предмете и о литературе.
3. Трудно сказать, напрасно ли Плаутин горячился и источал столько сарказма. Серов считает, что «Геометрия» и «Механика» — это одна и та же книга (Серов 2000, с. 101), но из содержания следующего документа видно, что книг было две. По версии самого Скорнякова-Писарева, он действительно был «сочинителем геометрии», только она, в отличие от его другого сочинения, по механике, не была напечатана (Подробнее см. комментарии к следующему документу). Однако в библиотеке Петра I не сохранилось рукописной «Геометрии» пера Скорнякова-Писарева. Рукописная «Геометрия и фортификация» там есть, но принадлежит она Абраму Петрову (Ганнибалу) — т. 1 и 2, 1725-1726 гг., с посвящением Екатерине I (Боброва 1978, № 166, с. 38). У Петра была и печатная «Геометрия практика» на русском языке, в переводе Мартина фон Кварта, СПб., 1714 г. (Боброва 1978, № 394, с. 64).
4. Плаутин говорит о статусе ссыльного Скорнякова-Писарева, формально не имевшего права носить шпагу. Скорняков-Писарев пал жертвой политических интриг между «птенцами гнезда Петрова»: в последние дни жизни и правления императрицы Екатерины I находившийся в зените своей власти князь А. И. Меншиков узнал, что существует группа недовольных (генерал-полицмейстер Девиер, Бутурлин, Скорняков-Писарев), противящихся планам Меншикова выдать свою дочь замуж за царевича Петра и справедливо опасающихся, что в таком случае вся власть окажется в руках светлейшего князя. Меншиков жестоко разделался со своими противниками, сослав их всех в 1727 г. в Сибирь (Соловьёв 1993, кн. 10, с. 71-80; РБС 1962, т. 18, с. 603-608; Алексеев 1958, с. 42-47; Анисимов 1994, с. 132-143; Серов 2000, с. 101-105). Скорняков-Писарев был отправлен в Жигайское (или Жиганское) зимовье в низовье Лены. Идея назначить его начальником Охотского порта не освобождала его от ссылки; амнистию он получил только при восшествии на престол Елизаветы I в 1741 г. — и это как раз интересная особенность сибирской жизни первой половины XVIII в., где ссыльные легко занимали высокие административные должности (Сафронов 1975, с. 18-25).
5. Подшкипер Дмитрий Коростелев, участник Второй Камчатской экспедиции.
6. Подьячий с приписью — должность канцелярской административной системы XVII в. При столбцовом ведении делопроизводства подьячий с приписью сверял правильность переписанного документа и скреплял его по склейкам на обороте столбца своей подписью, разбитой на слога, с таким расчётом, чтобы заканчивалась придись на лицевой стороне столбца под основным текстом. При полистном ведении делопроизводства сохранялась главная функция подьячего с приписью — гарантировать своей подписью правильность считанного им документа. «Якутский с приписью дьяк Иван Борисов» (как он сам себя называет) скрепил своей подписью и это доношение Плаутина на имя императрицы. На квартире у подьячего Ивана Борисова жил в Якутске Беринг с семьёй (см. док. № 229).
7. Перед нами первый в длинной цепи доносов Михаила Плаутина (биографические сведения о нём см. в комментарии к док. № 36). На основании этого самого первого доноса можно видеть лишь частную ссору двух людей с равно горячими темпераментами и скандальными характерами, но конфликт будет нарастать и в размере и разрастаться в ширину, вовлекая в свой круговорот всё новых и новых людей. Постепенно станет ясно и нам, читателям, и самим участникам событий, что Плаутин — патологический скандалист и доносчик, его страсть к обличениям и доносительству граничит с душевным нездоровьем.
И как часто бывает с такого рода людьми, сам себя он воспринимал как несправедливо обижаемого «борца за правду», который «выводит на чистую воду» все прегрешения окружающих его людей.
На основе публикуемых в этом томе доносов Плаутина можно проследить динамику развития событий и динамику изменений его взаимоотношений с разными людьми. Плаутин не сразу поссорился с Берингом, как считает Т. С. Фёдорова (Фёдорова 2003, с. 37-40). Напротив, в начале, во время конфликта со Скорняковым-Писаревым, он видел в нём и в других офицерах Камчатской экспедиции своих защитников и сторонников. Уже позже его гнев и раздражение обратились на Беринга, при этом на голову Беринга он, по неписанным правилам доносчиков, выливал всю грязь, какую он только мог найти или придумать. Самое грустное в этой истории то, что доносы психически неуравновешенного Плаутина серьёзно отразились и на личной судьбе Беринга, и на истории Камчатской экспедиции. Хотя предполагавшееся расследование по доносам Плаутина так никогда и не было проведено, но Адмиралтейств-коллегия явно придерживалась правила: «дыма без огня не бывает» и «раз донесли, значит было за что». По сути, обвинения Плаутина были приняты на веру; во всяком случае, вопрос об их достоверности и объективности никогда не ставился. Позднее (1737 г.) недовольство Адмиралтейств-коллегии медленным продвижением экспедиции и недостаточным радением самого Беринга было в значительной степени основано на толкованиях и описаниях Плаутина, истинность которых никогда не проверялась. Ещё более грустно то, что сведения доносов Плаутина на Беринга зачастую некритично используются и в современной литературе как непреложный факт, который пишущие не подвергают анализу или сомнению (один из недавних примеров: Богданов 2001, с. 67-75). На губительную роль несправедливых доносов на Беринга и для формирования общественного мнения в середине XVIII в. и для историографии обращал внимание и А. А. Сопоцко (Сопоцко 1983, с. 28-34).
Всё же доносы Плаутина можно считать блестящим историческим источником, хотя к приводимым им сведениям надо относиться с большой критичностью и осторожностью. Плаутин обладал редким талантом рассказчика и умением точно и ярко создавать картины событий. Он — не очень-то образованный человек и его рассказ строится по схеме: «А он сказал... А она сказала...». Благодаря этой примитивной манере изложения и его несомненно блестящей памяти мы получаем почти стенографическую запись диалогов, где отчётливо можно «слышать» голоса разных людей с их индивидуальными особенностями. Такой точной передачей прямой речи не обладют даже «сказки» того времени. Весь красочный эпизод ссоры Плаутина и Скорнякова-Писарева из-за авторства «Геометрии» был введён в научную литературу всезнающим Натаном Эйдельманом в его книге «Лунин» (Эйдельман 1970, с. 8-9). Он приводит цитату из доноса Плаутина (в книги нет сносок, но автор несомненно наткнулся на этот документ в РГАДА — или в фонде Тайной канцелярии или в фонде Сената. Первое наиболее вероятно, поскольку в кн. 669 Сената есть и донос самого Скорнякова-Писарева, оставшийся неизвестным Эйдельману). Цитата приводится Эйдельманом среди рассуждений об «эпохе просвещения» в России, поэтому комментарий автора к этой истории звучит так: « Плоды просвещения: разве лет за 50 до того дворянин взялся бы за шпагу, доказывая, что геометрия и сами фигуры — не евклидовы, а его собственные? Скорняков-Писарев норовит окончить спор увесистым «а ты кто таков?». Но оппонент, не оробев, разит постулатом — «лучше донести первым, чем вторым». (Эйдельман 1970, с. 8-9). Характеристики Эйдельмана как всегда психологически точны, но только в одном автор ошибся: Скорняков-Писарев тоже не был каким-нибудь скандалистом-дилетантом и правило доносить первым ему было прекрасно известно. Оба доноса спорщиков были написаны одновременно, на следующий же день после инцидента (см. следующий док. № 69).