№ 105
Челобитная Плаутина императрице с жалобой на Беринга и других офицеров, требующих его примирения со Скорняковым-Писаревым, не дающих хода его «протесту» и арестовавших его, а также его донос на Зуева и Березина (26 июня 1735 г.)
/Л. 7/ Всепресветлейшая Державнейшая Великая Государыня Императрица Анна Иоановна, Самодержица Всеросийская
В прошлом 734-м году ноября 11-го дня был я, нижеименованы, у поручика Якуцкого полку Кузмы Шкадера 1. Тут же был Охоцкого правления командирь Григоре Писарев. И оной Писарев, напав на меня, заколол боло (Так в рукописи. Вероятно, следует читать: было.) шпагою, о чем я подал прошение в той обиде командующему моему высокоблагородному господину капитану-камендору Беренгу, понеже он, капитан-камендор, об[ъ]явил мне, что может ево судить, для тово что вь ево бутто команде и он, Писарев, обретаетца. Какову ныне в Государьственую адмиралитейств-калегию послал, понеже от него, капитана-камендора, суда не дано и не послано никуды мое прошение. А как я подал ему, капитану-камендору, оное прошение, то того же дни ввечеру прислал ко мне на квартеру мое поданое на Писарева прошение с подштурманом Васил[ь]ем Хметевским, которой у него, капитана-камендора, управляет за оютанъта (Так в рукописи. Следует читать: адъютанта.). И говорил мне тот Хметевской, что: «Приказал Вам капитан-камендор об[ъ]явить, чтоб помирилис[ь] с Писаревым, и прислал де показать протест, которой подал на Вас Писарев ему, капитану-камендору. Нежели де помиритес[ь], то Писарев возмет протест, а ты возми свою челобитную».
И как я прочел тот Писарева протест и усмотрил, что самозатеяной и нерегулной, и вымышлен для одних угроз воровских от нево, Писарева, чтоб я на него не просил в вышепоказаной обиде, и за чюжую [284] вступъся команъду, и повереного никакого писана, за кого протестует, не имеет, где ни малого дела ему, Писареву, нет. Хотя б и правда была в том протесте, то б подлежяло Якуцкой воеводцкой канцелярии об оном протендоват[ь], в чемь от меня не дано суда на служителей. И в то же бы време, а не через дава (Так в рукописи. Следует читать: два.) месеца спустя по учинившейся ссоре.
Тогда я сказал Хметевскому, чтоб он донес капитану-камендору, что я того протесту не опасен, понеже на меня затеяно, и ежели — мол — поведено будет в суде мне ответствоват[ь], тогда и оправдаюс[ь] беспорочно в тех затеях. А ему, Писареву, будет остатца в той лъжи. Тогда оной Хметевской мою челобитную положил мне на стол и сказал, что: «Камендор велел Вам одать (Так в рукописи.) челобитную за то, что в ней подписалис[ь] Вы летенанътом». Тогда я, взяв оную челобитную, и приехал х капитану-камендору и просил: «Для чего негодна та челобитная расудилас[ь]?» Тогда он сказал, что: «Я не приму, затем что Вы в ней подписалис[ь] летенантом, и мне де нелзя будет расмотря послат[ь] в Одмиральтейскую (Так в рукописи.) калегию. И подпишись, когда хочешь подават[ь] прошение, в раньге от флота лейтенанта». Тогда я ему предлагал, что: «Когда б я не пожялован по указу от калегии, ни Вам прислан в команду не лейтенантом, тогда б не получил от Вас ордеров имено «летенанътом», толко в «раньге летенанта». И Вы с наняла еще в Питербурхе меня изволили ордироват[ь] «лейтенантом», и во оные два года много ордеров получал, и все «летенантом». И репорты принимаете и о других каманьд и каньцеляреи (Канцеляреи повторено писцом дважды и взято во втором случае в квадратные скобки, что означает зачёркивание.) как губерской Тоболской, так и от прочих по Вашему об[ъ]явлению об нас в указех и других делах пишут, имено «летенантами» ж, а не «в ранге»». Тогда капитан-камендор сказал, что: «Ты мне не указывай! Нежели не перепишешь челобитной и не подпишеса, что «пожялованой из штурманов в ранг от флота летенанта», то не приму. А в других делах /Л. 7 об./ как хочю, так принимаю и пишу».
И я, увидев от него, капитана-камендора, к Писареву поманку, а на меня посяшку, чтоб зачем-нибудь не просил и осталса без сетисвакъции, тогда я, нижяиши, написал другую челобитную и подал и подписалса: «пожялованой из штурманов в раньг от флота лейтенанта», чтоб не пропала моя сатисфакция. И видно, была нерегула, и после оного говориль мне онь, капитан-камендор, как я подал челобитную, чтобь мне [285] помирица и уступить Писареву, в чем обидел меня: «А как де не помириса и велю следоват[ь] по протесту Писарева, то будет велик огонь и потушить не можно». Тогда я доносил, что я не опасен и вины за собой не знаю никакой. А ежели ему уступлю, не получя ни малой сатисвакъции, тогда он, Писарев, по природной своей злобе не оставит меня в покое, и более может обидеть. К тому ж объявлял, чтоб мне по афицерской чести в стыде и в пороке не остатца безо всего оным уступлением.
И он, капитан-камендор, за оное осталса на меня в сердце и приказал ввечеру при приказе, чтоб летенанту Валтону по (По повторено два раза.) присланному протесту к нему, капитану-камендору, от Писарева со обретающимися с тобою в камиси лейтенанътом Прончищевым, штурманом Елагиным, шкипором Белым исследовать о лейтенанте Плаутине. А того ж ноября 19 числа был приказ, чтоб иследоват[ь] по протесту Писарева. А как оное дело конъчитца, то прочае дела следоват[ь]. Того ж ноября 28 числа приказ был, чтоб по протесту Писарева иследовать о лейтенанъте Плаутине вскорости как до полудни, так и после полудни. И оные приказы все были для страху, чтоб я взял мою челобитную, хотя и невинен. И думал он, капитан-камендор, что я могу и безвино от скорого следствия испужятца. А как ко мне прислал из камисии ноября 19 числа Валтон с продчими выше показаными салдата, чтоб явилъса в камисию. И как я пришел в камисию, тогда оные выше показаные Валтон с товарищи велели мне ответствовать того ж чясу. И я им об[ъ]явил, что: «Мне против протесту ответствоват[ь] не надлежит, понеже не токмо повеления писменого, ни же приказу словесного не имею и не знаю, в какой силе за мной прислали, понеже Вы и сами об[ъ]являете, что ордера никакова не имеете на оное следствие, как напечятано по артикулу воинъскому указу быть от высокого нанялства, к тому, которому быть презыдентом. Тако ж не написав никаких допросов и не имею копии с протесту. И ежели Вы меня принудите в такой скорости, то не можете перед судом ответу дать, что имено форма суда и другие регулы повелевают».
И по оных моих к ним словам Валтон и другие еще меня принуждали. И положил Вальтон на стол чернилницу и бумагу и заставливал, чтоб конечно ответствовал, чтоб капитан-каменъдор на нас не стал сердица. А штурман Елагин мне сказал на вышепоказаные слова, что: «Не дело изволишь говорить, и слушят[ь] де нельзя. И мы-скат[ь] (Так в рукописи. Имеется в виду: дескать.) знаем, что велено нам следоват[ь], и Выскать ответствуйте или откажис[ь], а оные [286] речи постороние говорите». И я, опасайся, чтоб от капитана-камендора не преклос[ь] мне за ослушание, хотя приказы ко мне и не гласят, чтоб по тому делу быт[ь] в ответствии и в послушяни у Валтона с товарищи, однако опасалса, что вижу и так от него, капитана-камендора, нападение. И хотел ответствовать того ж чясу, токмо лейтенант Прончищев, пришел, и взял от меня бумагу, а Валтону стал говорить, чтоб меня не принужьдать, и говорил он с мною, Прончищев, что: /Л. 8/ «Подлино де оное нерегулно, да што ж делать, когда велят, и об оном надобно Валтону предлагать], что он старше при камиси».
Тогда я говорил ему, Прончищеву и другим, чтоб мне дат[ь] копию, а Писарева требовать в камисию для доказания, и дат[ь] билет ему, как регулы повелевают. Тогда Прончищев мне велел ити ис камней: «А мы будем докладыват[ь] капитана-камендора». И того ж чясу пришел я х капитану-камандору и об[ъ]явил, что меня призывали в камисию и принуждали ответствовать, не дав копии, токмо смотря на тот протест и не зделав пунктов для допросов, и кому уличят, того не было, и сроку никакова не дав. Тогьда мне капитан-камендор сказал, что: «Писареву быт[ь] незачем. От нево протест подан, а копию велю дать. И ты де, получя копию, ответству (Так в рукописи.) того же дни. А думат[ь] не о чем долго, когда сказываеш[ь], что прав. И оной суд не приказной, военой».
И того ж ноября 28 дня копию я получил при партикулярном писме и буто не очень принудителном, за рукою Валтоновою, а копия за рукою, что читал писарь Пигалев, толко подписано на той копии. Однако ж по приказу капитана-камедора (Так в рукописи.) не съмел просить, чтоб дан срок по регуле и о прочем. И ответствовал, а как ответствие мое получил лейтенанът Валтон с продчими, и отослали х капитану-камандору, то и поныне никакой резелюци не имеетъца.
За такую явно затеяную ложь ево, Писарева, на меня ниже писано, куда подлежит. Ежели он, капитан-камендор, не имеет власти ево штрафовать за оное напрасное на меня составление в протесте и по моему оправъданию, и поныне ничего не упоминаетца.
А сего 735 году генваря 19 числа в Якуцке в соборной церькви перед начятием благодарного молебна, понеже того дни торъжествуют возшестъвие на всеросийски престол Вашего Имьператорского Величества, пришел Охоцкого правления команды Григорья Писарева сылочной и много уже в Сибире за ево вины розыскиваной и наказаной Иван Зуев [287] весма пьян. И знатно по ево, Писарева, научению навалился на меня спиной для офронту моево, которого я отсылал. Однако он не слушял. Тогда я говорил означеному Писареву, чтоб оного пьянова вывесть вонь велел из церквы. А по окончяни молебна говорил я Писареву, чтоб он взял ево, Зуева, под караул и учинил по указу за то, что пьяной ходит в церковь и стоит несмирно, в чем и меня обидел. И Писарев на оное мне ничего не сказав, и пошел. Тогда я оное засвидетелствовал (Далее написано слово оное, взятое в квадратные скобки, что означает зачёркивание.) воеводе и капитану Заборовскому и другим. А капитан-камедор (Так в рукописи.) в то време не был у благодарного молебна. И я воеводе Заборовскому говорил, чтоб он ево велел взят[ь] под караул. И он, Заборовской, сказал, что: «Он не ево команды, а какой человек — не знаю, для тово что недавно приехал в Якуцк, а Писареву и самому оное не надлежит упустить». И говорил я в воевоцком доме протопопу Андрею Тарлыкову, что: «Для чево они пускают и не велят смотрить, чтобь пьяные не ходили в церьковь, что надлежит Вам запрещять». И оной (Исправлено; в рукописи оно.) протопоп мне сказал, что: «Я не смею де Писарева команду унимать и сам от него в гонении, что не убил. Да он и сам, Писарев, делывал преж сего мятежи болше етого во време благодарных молебнов, что неможно было служить в такие шь дни /Л. 8 об./ торжественые, о чем (Исправлено; в рукописи чм.) я писал в Ыркуцк на него, Писарева».
И то жь 19 числа обедали мы у капитана-камандора, и по обеде отозвал меня (Исправлено; в рукописи мня.), нижайшего, вышепоказаной подштрьман (Так в рукописи.) Хметевской и говорил мне: «Приказал капитан-камендор Вам говорить, чтоб Вы помирилис[ь] с Писаревым, чего де многие желаю (Так в рукописи. Вероятно, следует читать: желают.). И капитаншя-камандоръшя 2 желает, чтоб с кумом 3 ее Писаревым помирилис[ь]». Тогда я сказал Хметевскому, чтоб донес капитану-камандору и прочим в том, что: «Я готов мирица с такою коньдициею в чем подлежит, толко б зделано удоволствие в моей обиде хотя небол[ь]шее, чтоб мне беспорочно остаца. И хотя б меня и равной со мною имеющей честь афицер столко обидел, то бы без покорности ево не мог с ним смирица, кроме суда. А он, Писарев, сылошьной и был в палачевых руках, и я ему прежней (Исправлено; в рукописи прежне.) чести не могу дать». Он же, Хметевской, говорил: «Приказал еще Вам обьявить капитан-камандор, что Вы будете [288] виноваты, понеже взял он писменое свидетелство человек от четырех 4, и оные-скать ни один не показал о шпаге, чтоб вынимал Писарев». Тогда я сказал, что слышял, что свидетелство от наше команьды ундер-афицеров взято от некоторых. И оные, может быт[ь] видя склоность камандорскую к Писареву, а ко мне угрожения в глаза отнятием моего ранга, не смели показать правды, что видели, да и то не так, как артикул военой гласит, чтоб с присягою, а без присяги и архиепискупу не велено верить. А оные свидетелствы пишут на домать (Так в рукописи.), и я теми свидетелми доволен не буду, которые будут бес присяги на домах ответствовать.
И луче мне остаца в обиде от капитана-камандора, нежели помиритца безо всего с Писаревым. А шпагу у него держял и не давал вынимат[ь] летенант от флоту Валтон и хозяин дому, Якуцкого полку летенант Шкадер. И Валтон ныне говорит, что принужден за бесилием, то говорит Писареву, что ежели он более станет приниматца за шпагу, Писарев, то он вынет свою в зашишение, чтоб он и ево не повредил в серцах, понеже другие нихто не помогали держять ему, кроме Шкадера. К тому ж присягу учинив, всякой может ближе к правде сказат[ь] и беспристраснее. И Хметевской тем залючил (Так в рукописи.) мне: «Я Вам сказал, что мне приказано».
Того ж чясу пришел ко мне летенант Валтон, воевода Заборовской, поручик Шкадер, штурман Хитров да Дементьев и говорили, чтоб я Писарева простил и помирилса: «И возми свою челобитную, на нево поданую, а он протест». И я им сказал: «По протесту он же виноват, а простить без удоволствия не могу». И оные очень меня не принуждали, чтоб я безо всего с ним помирилса, понеже ведали, что есть мне обида.
И потом я поехал вскорости из дому капитана-камандора, и по от[ъ]езде моем он, капитан-камандор, при многих после меня говорил афицерах и при воеводе Заборовском, что он отнимет у меня, нижяйшего, характир мой безо всякого суда, ежели я не послушаюс[ь] ево, капитана-камандора, и стану искать суда на Писарева. И о вышеписаных угрозителных словах на другой /Л. 9/ день я получил писмо от вышепоказаного летенанта Шкадера 5. И после того слышял и от воеводы Заборовского, с которого писма при сем прошени посылаю копию.
Того ж генъваря 21 дня прислал ко мне капитан-камандор гранодера, чтоб я к нему приехал. И как я пришел, тогда он высал (Так в рукописи. Вероятно, следует читать: выслал.) за от[ъ]ютанта Хметевского вон из передней горницы, а других никово не было. А мне [289] велел итит[ь] за собою в каморку, и затворя двери мне говорил: «Ну-де, Плаутин, я тебе много раз говаривал, чтоб ты помирилса с Писаревым и не искал сатисвакьци. И ныне еще упрямиса, а сам виноват кругом и спесивисса, надеяса, что ты афицер и буто нелзя тебя штрафоват[ь]. И ежели б у капитана-камандора Вильбоя 6 едак не послушялся, то бы давно тебя оштрафовал и не посмотрел бы, что ты афицер. И не знаю, в каких ты слабых командах служил, что столко упрям. Опомнис[ь] и побереги, ежели жял, головы. Вод Березина дело зачинаетьца». При том же говорил: «Отнимают честь, которые знают навигацию и пракьтику, как — де — ты о себе много думаешь. Ныне ведаю, что хочет бит[ь] челом на тебя Березин-камисар, которой от меня отослан к Писареву в команду. Видишь, какое твое продерзновение, что ты ево бил на улице, когда меня не было в Якуцку. И даром, что он сылной и бежял от Шпанберха 7, токъмо оное стало преступление указов, что бил на улице. А когда подаст прошение и будешь с ним в суде, то может быть, что ты не помнишь, что в то време ево бивше, говорил. А как придет к делу, худу быт[ь] как тебе давена (Так в рукописи.) поминал, а ты не догадалса. А он, Березин, может вытерпеть кнут болше твоево, ежели придет до дела. Как я слышал, луче уступи Писареву, хотя и есть ежели тебе обида. И ежели помириса с Писаревым, то можно знат[ь], что Березин ныне у Писарева в команде, и он ему не велит на тебя бит[ь] челом и показывать, что ты говорил. А с Писарева я — де — ей-ей ничего не взял, толко мне тебя жял[ь], что пропадешь. А Писарев хотя б хотел меня чем дарить, то не примус[ь] ни за что от нево. И ты — де — сам знаешь болше моево, каков Писарев, и в то живет, и луде (Так в рукописи. Вероятно, следует читать: лучше.) кажетца, когда бешеная собака бежит, то ототти от нее, не тронь. Других кусает, а нам дела нет».
На оное я, нижяйши, ответствовал, что бил я Березина по ево ослушянию, понеже он арестант, а не камисар, а хотя и был камисаром и за вины ево отнято и сослан в сылку, и бежял от капитана Шпанберха, оставя судно на реке Алдане, на котором он был, Березин, в работе, где великая нужда в работниках таких была. И как я наехал на нево в Якуцке и велел итит[ь] в канътору за собой, где дела Качятцкой екъспедици отправлялись, /Л. 9 об./ тогда он меня, Березин, просил, чтоб не брал и не посадил ево под караул, а отпустил бы в Ыркуцк. И я велел взять ево салдату. Тогда он молъвил, что: «Мне де подлежит быт[ь] у Писарева в команде, и яскать был у него», — и побежял к Писареву двору. И я ево [290] велел ловить и послал к Писареву того ж моменту и велел сказать, что: «Для чево он принимает беглых?» И посланой привел оного Березина и сказывал, что Писарев ево одал от себя из дому. Тогда я салдату велел ево бить плет[ь]ю и отвесть под караул. А слов я никаких худых не говаривал, не токъмо за что б мне с ним, Березиным, сылошным, перепытыватца ниже постороних. И за оную лож[ь] и прошу, чтоб Вашему благородию взят[ь] ево от Писарева и учинит[ь] по указу. А что Вы изволили приказом об[ъ]явить при команде в нынешнем месеце, чтоб не счислять (Чтоб не счслять повторено писцом дважды и взято во втором случае в квадратные скобки, что означает зачёркивание.) при команъде камисара Березина, а отослан он к Писареву. В том Ваша воля, токмо от Шпанъберха-капитана к Валтону писано, что бежял с Алдану арестант Березин. И ежели б приказали ево одат[ь] к суду, как и продчих беглецов, повелел нам судить, то великого штрафу подлежит за побег и за отрицание от команды и непослушание, о чем по регуле надлежит нам Вашему благородию предлагать, чтоб на то смотря, другие в слабость не пришли и бегат[ь] не стали. А он, Березин, ныне и шпагу носит, что, надеюс[ь], сылошным весма неприлично. А беглецов ныне видим от капитана Шпанберха, так же и от меня, и от других афицеров в хлебных местах и от доволного провиянту, когда плыли по Лене, многие розбежялис[ь].
Тогда капитан-каменьдор еще говорил: «Ты-де — может быт[ь] не помнишь в серца (Так в рукописи.), что говорил Березину. Попомни, чтоб не было худа. Да надобно знат[ь] и християнъство, и нихто своего счястия не знает. Может быт[ь] ты будешь адмиралом, как ныне произошел Николай Федоровичи Головин, а прежде сего был у меня в команде подпоручиком 8. Посмотришь на Шяфирова 9 — ныне видиш[ь], какую честь получил, как по писмам слышим. И Писарева счястие закрыто и даром что с наказаниемь сослан, может Ее Императорское Величество в прежнюю честь пожяловат[ь], а ты требуешь: хто шпагу дал Писареву?» 10 И многие иные мне угрожения чинил, что будет по Писаревой ссоре и по Березинову об[ъ]явлению снята шпага. «А по суду что будет — увидиш[ь]». И я не смел ему ответствоват[ь] против всех ево слов, толко просил, что ежели возможно, чтоб хотя малое наказание учинит[ь] Березину и Зуеву, понеже они недостойны, чтоб на них челобитные подават[ь] и быт[ь] с ними в суде. А о Писареве не смел в то време и помянут[ь], усмотри ево в великом серце, х тому ж и никово нет, чтоб не учинил мне какого офронту. [291]
Тогда мне каменъдор сказал: «Зуев перед (Исправлено; в рукописи пере.) тобою не виноват. Сказывают толко, што пришел пьян в церковь — и тебе тут дела нет. А Березин на тебя на самого хочет подават[ь] челобит[ь]е и доказывать]», — и пошел в другие покои. А как /Л. 10/ я вышел в передню горницу, тогда уже был Хметевской и может быт[ь] слышял некоторые угрозы.
На четвертой день, то есть генъваря 24 числа, призвав меня, и никово в то време не было, кроме аттьютанъта Хметевского. И оной Хметевской выходил вон и входил, и он, капитан-каманъдор, почитай, те ж речи и угрозы говорил, а внов[ь] объявил, что: «Березин подавал на тебя челобитную, и я, посмотри, за тем не принял, что нерегулно написана была, а завтра подаст. И, конечно, тебе не вытерьпет[ь] против ево». А как я хотел вон итит[ь], тогда он, камендор, говорил: «Посоветуй-скат[ь] з друз[ь]ями своими, и наде тех слушят[ь], которые к миру приговаривают, а те тебе не пособят, что зделаетца как я тебе напоминал. Аяскат[ь] знаю, что тебе отговаривают некоторые».
Февраля 1 числа приехал я х капитану-камендору, чтоб просит[ь], будеть ли мне дана сетисвакъция на Зуева и Березина по словесному прошению, також де на Писарева пошлеца ли мое прошение куда подлежит, ежели сам не может судить, для того что мне объявлено было ехат[ь] в Охоцк и выдано жалованье, чтоб мне без удоволствия не остатца. А ежели не получу, то чтоб приказал мне послат[ь] в Одмиралтейств-калегию, понеже я просил летенанта Валтона на словах, чтоб просит[ь] ему, Валтону, капитана-камендора о удоволстви, хто меня обидел. И оной Валтон требовал у меня на писме, о чем бы просит[ь] ему капитана-камедора. Тогда я ему написал и писмо. А как увидялса с ним, Валтаном, в камиси (Исправлено; в рукописи какамиси.), где мы обще присутствовали, и спрашивал, что доносил ли о чем камендору, о чем я просил. Тогда Валтон мне сказал, что: «Я не токмо говорил на словах и писмо того ж дни вечеру показывал, и камендор на оное ничево не сказал и говорили с ним долго, токьмо не об Вашем деле». К тому ж я слышял, что Березин заочно поносит, что будет тово искать, чтоб меня били плетми.
И как я стал ему, камендору, пришед, говорит[ь] о том, тогда каменадор (Так в рукописи.) пресек мои слова тем, что: «Для чево ты писал писмо к лейтенанту Валтону, и мне-скат[ь] есть в том писме повреждение чести, а не просил ты на Березина и на Зуева писменым челобит[ь]ем, а говорил на словах». [292] Тогда я сказал, что: «Затем я приехал, что ежели по словесному прошению не учинено будет наказания, то буду просит[ь] писмено, понеже мне Валтон объявил, что Вашему высокоблагородию доносил, и Вы на оное буто ему ничего не сказали. А в писме моем к Валтону никакого поношения Вашей чести не учинено, толко писал, чтоб просить, понеже сам о томь же многократно просил, и от Вас ничего не получил». И оное выслушав, капитан-камендор и веле того же чясу призвать летенанта Прончищева, а летенант Валтон тут был, у капитана-камендора, штурманов Хитрова, Дементьева, Петрова, Елагина, шкипора Белова. И как оные собралис[ь], тогда капитан-камандор одал им в руки писмо /Л. 10 об./ при мне, которое я писал Валтону (Исправлено; в рукописи Калтону.), и велел читат[ь] вслух, и чьто они признают о том писме. И оные, прочед, молчяли, хотя от него, камандора, раза два спрашиваны. Тогда он велел им выдьти в другую светлицу и ростолковали б то писмо, понеже есть в том писме буто повреждения чести ево, капитана-камандора. И быв оные в другой светлице, вышли, то шкипор Белой стал говорить, что есть ему, капитану-каманьдору, офронът в том писме.
Тогда каманъдор сказал, что: «По их мнению, надлежит ли арестоват[ь] ево, Плаутина?» Тогда они ничего не ответствовали, и он, капитан-камендор, приказал, чтоб они вторично вышли в ту ж светлицу и подумали: «А ежели де не надлежит арестоват[ь], то напишите и подайте писмено мне». И оные, вышед, думали. Потом вышли к нам, и говорил мне летенант Прончищев, чтоб я дал протест, которой буто прислан от вышенаказаного Якуцкого полку летенанта Шкадера ко мне на капитана-камандора. «Понеже мы осведомилис[ь] чрез Хметевского-подштурмана сего чясу, в котором протесте есть повреждение чести капитану-камандору». Тогда я сказал, что протесту у меня нет, а ежели б и был, тогда б оное суетьное, понеже я сам в команьде у ево, господина капитана-камандора. А писмо у меня есть от Шкадера, в котором писал, что: «Хочет капитан-каменъдор отнять у меня харатир (Так в рукописи. Вероятно, следует читать: характир.) безо всякого суда и следьствия за то, что прошу буто нерегулно и не искал бы своей реванзи», — которое давал я прочитат[ь] Хметевскому, когда я призывал ево, Хметевского, к себе и напоминал, чтоб он не забыл, что капитан-камендор говорил мне, что кнута против Березина не вытерпеть, и о прочем.
Тогда оной Прончищев говорил: «Писмо или протест, толко надо к делу». Тогда капитан-каменъдор приказывал, чтоб я одал то писмо. [293] Тогда я просил, что: «Писмо мьне не надлежит одать, понеже то надобно мне во оправдание и в доказание. А ежели изволите чяять повреждения в том писме, то прикажите взять с него копию». Тогда он, капитан-камандор, велел со мною ехать на мою квартеру клирку (Так в рукописи. Вероятно, следует читать: клерку.) Захарову и списат[ь] копию. А при нем послал штурманов двух да Хметевского-подштурмона. И как копию привезли, тогда капитан-камандор велел мне подписатца под тою копиею.
И потом Валътон с прочими, получя копию, вышли перед капитана-каменьдора из другой светлицы и читали написаное сеньтеньцию или канъсилиум свой учиненой, понеже я назвать того не могу, затем что допросов мне, тако ж и выписки никакой не было. Толко слышял, что надлежит арестоват[ь] меня, нижяйшего 11. И велел камендор Хметевскому-подштурмону шпагу от меня взят[ь] и приказывал Валтону, чтоб меня отослать под караулом в мою квартеру и определить четырех человек салдат да уньдер-афицера, и чтоб обобрать (Так в рукописи. Вероятно, следует читать: отобрать.) ружье. А унъдер-афицеру чтоб начеват[ь] у меня и чясовым безвыходно быть.
И по тому приказу отвез меня коптенармус Филинов, а февраля 2 числа пришел на смену Филинову сержянът Кузнецов. И я спрашивал ево, Кузнецова: «В каком порядке велено меня содержать и что мне запрещено?» Тогда он сказал: первое, чтоб не спускать меня з квартеры. Второе: чтоб сътоять по одному чясовому у меня безвыходно. Третей: чтоб /Л. 11/ писем мне не посылать своими людми, ни постороними никуды. А ежели пошлю, чтоб ему, сержянъту, приносить х капитану-камандору те писма. Четвертое: хто ежели придет дьля посещения и долго ли хто просидит, и что станем говорит[ь], имено репортовать велено. А когда я тому сержянъту напоминал, что я сам слышял от камендора, что велел и руж[ь]е обобрать: «И ежели приказ имеешь, то возми в другой светлице для тово, что имеетца руж[ь]и и шпага. И я тебе объявляю». Тогда он сказал, что он при смене и от Хметевского того приказу не имеет. А когда я по прозбе летенанъта Шкадера послал к нему францускова языка вакаболы при писме на третей день моего аресту, запечатав, понеже на малых тетратях писаны, и чтоб относительно оных не ростерял, тогда оные принесены были капитану-камендору и роспе-чятывали с Писаревым. И оные вакаболы и писмо пришли к нему, Шкадеру, на трете (Так в рукописи.) день. [294]
Марта 14 дня приехал ко мне летенант Валтон и об[ъ]явил, что: «Приказал капитан-каманьдор об[ъ]явить, чтоб готовились] ехать в Охоцьк. А как пришлеца Вам шпага и список служителям при ордере, которым быт[ь] у Вас в команде, то чрез три дни Вам выехать конечно из Якуцка безо всякой отговорки, что у Вас не готово и не собралис[ь]. Да велел же де Вам об[ъ]явить: ежели думаете Вы, что арестованы занапрасно, то проси суда после». И оной Валтон по прозбе моей прислал ко мне подштурмона Ртищева. Тогда я послал Ртищева х капитану-камандору и велел донесть, что: «Мне было того дни об[ъ]явлено от него, капитана-камандора, что когда арестован, ежели прибудет на судах капитан Чириков с прочими афицеры, и в то време будет судить, за что арестован, и с того времени не готовилса и лошядей не наимовал, и что к такому трудному походу надлежит многова нужнова у меня не изготовлено. Однако я должен и безо всего хотя ехать и ослушяца (Исправлено; в рукописи ослушяшяца.) не могу. А ежели возможно, чтоб послат[ь] другова, понеже афицеры имеютьца кроме меня, ежели нельзя ундер-афицера послат[ь]. И ежели мне скажет ехат[ь] конечно, то проси ево, чтоб изволил приказат[ь] требоват[ь] от Якуцкой воевоцкой канцеляри за собственые мои прогоны, на чем бы я мог вести провиянът, понеже он сам ивестен (Так в рукописи. Следует читать: известен.), что там купить негде». Тако ж велел просить, чтоб объявлено было, скоро ли езда будет. И оной Ртищев, пришед ко мне от капитана-каменъдора, и сказывал, что: «Вам ехать конечно, а лошядей требовать, сколко льзя будет в то време. А езда когда будет, тогда пришлетца ордер». А скоро ль, того не об[ъ]явил.
Потом чрез несколко дней спустя я посылал ево ж, Ртищева, просить, чтоб мне приехат[ь] повелено х капитану-камандору, о чемь бы я сам мог ево просить. «А ежели не прикажет, то проси, чтоб дать мне из морских или из служилых людей от каманды несколко человек для набивания в сумы хлеба и прочего провиянту, для того что работных людей в Якуцку сыскать с наймом не можно, хотя б и не под караулом был, понеже чрез несколко лет пришедшей воспе 12 не токъмо якуты, но и руские все, которые не бывали в оной болезни и свободны от службы, раз[ъ]ехалис[ь] в далные юрты. И чтоб мне хотя один человек дан от команды вместо денщика, понеже у всех не токмо обор-или ундер-афицеров живут по одному человеку, но и у Меровичя, которой от него, капитана-камендора, взят и (Так в рукописи. Должно быть: из.) сылошных /Л. 11 об./ к подарочным [295] вещям за камисара, живет с позволения ево, капитана-камандора, один человек». И на оное на все получил отказ не токъмо чрез подштурмана Ртищева, но когда и сам призыван к нему, капитану-камандору в квартеру для росписки в жялованье, где и дела правились Камьчяцкой экъспедиции. И в то време мне отказано и еще угрожял отнятием моего ранъгу: «Когда будем вместе с капитаном Шпанъберхом и с капитаном Чириковым, то можем розжяловать для тово, что мы тебя требовали и удостоили в здешнюю экъспедицию». Тогда я молвил, что: «Разве вы, мол, изволили получить особливой на оное указ, о котором я не могу ведат[ь] и о том говорит[ь] не смею? А что по Морскому уставу от Ее Имъператорского Величества никому кроме Адъмиралтейств-колеги власти не дано афицеров рожялывать, а търебовать в свою команду не запрещяетца и тем удостоинствы дават[ь]». Тогда капитан-каменъдор сказал, что: «Здес[ь] я — калегия, и могу тебя ражяловать, а в калегию отрепортую». И другие к моему повреждению имелись выговоры, что буто мы в небытность ево, капитана-каманьдора, ездили много по гостям и пили, а дела не смотрили. Однако ж я более оных вышеписаных слов ко оправданию моему не ответствовал, чтоб более не пришел в серце, хотя и видел себя во всем права и непорочна, не токмо в пьяньстве, в котором все знаюши меня могут засвидетелствоват[ь], сколко склоности имею до вина. А в делах никакого жь не токмо несмотрения и опушения, ни же погрешения не имею.
А сего июня 14 числа прибыл на судах господин капитан Чириков (Исправлено; в рукописи Чиририков.) с команъдою в Якуцк. И того ж дни отпущен я, нижяши, к нему на судно с караулным салдатом и просил, чтоб предложить господину капитану-камандору, долго ли мне сидеть под караулом, и учинить бы определение мне, понеже я не признаваю никакой моей вины не токъмо против регул Ее Имьператорского Величества, ни же в собственных делах ево, капитана-камандора. И он мне сказал, что: «От капитана-камандора ему то дело не показано, за что арестован. А когда об[ъ]явить — будет по должности свое мнение предлагать». А когда ему показал капитан-камандор и другим некоторым приплывшим при нем афицерам, тогда он, господин капитан Чириков, с прочими афицеры предълагали ему, господину капитану-камандору, что они не могут видеть моего, нижяйшего, погрешения, за что арестован, кроме того разве, что по суду сышетца. А други из летенанътов говорили лейтенанту Валтону и Прончищеву и прочим, которые присоветовали и подписалис[ь], что меня надлежит [296] арестовать, в лаза (Так в рукописи.) где видалис[ь], что они очень неосмотърително присудили заарестоват[ь] меня капитану-камендору. И капитан Чириков и продчае афицеры об[ъ]явили во мнени своем обо мне писменой, когда (Когда повторено писцом два раза и во втором случае взято в квадратные скобки, что означает зачёркивание.) призываны х капитану-камандору для консили об отправленой Камчяцкой экъспедиции, что надлежит по окончяни дела моего, за что содержусь, определить к делу.
/Л. 12/ А сего ж июня 25 числа посылал я доношение к нему, господину капитану-камандору, чтоб дать мне военой суд, понеже я, нижяйши, к служьбе Вашего Императорского Величества не употребляюсь. И он, капитан-камендор, прочел мое доношение и отослал ко мне и велел сказать мне: «Военной суд можно дать. А то не ево, Плаутина, расуждение, что имеетьца в Камьчятцкой экъспедици нужда в афицерах, и многие отправления чинитца афицерам по делам экьспедицьким».
Всемилостивешая Государынии (Так в рукописи.) Императрица, прошу Вашего Императорского Величества, да повелит Державство Ваше, что по челобит[ь]ю он, капитан-камандор, моему не дал мне на Писарева суда и не послал моего прошения, ежели неможно ему судит[ь], тако ж велел следоват[ь] по поданному нерегулному протесту Писарева, и в том, что нерегулно меня заставил ответствовать, а ево, Писарева, не призвав. А как я обличил нерегулной протест и лож[ь] ево, Писарева, то и поныне ничего не учинено, ни же писано на него (Исправлено; в рукописи негого.) куды подлежит, тако ж принудил меня подписатца «в ранъге лейтенанта» по Писареву делу, для того чтоб я на него не искал, Писарева, суда, и в том, что не дано на сплошных Зуева и Березина сетисвакъци, которой Березин знатно солгал, боло (Так в рукописи.) великое дело на меня, в чем грозил мне капитан-камандор, что кнута не вытерпет[ь] против ево, а дела не следовал, когда ему тот Березин подавал, как он сам, капитан-камандор, мне об[ъ]являл, тако жь за сви-детелство взятое не при камисии на домах и без присяги на Писарева, которые ныне не могут по регулам Вашего Императорского Величества годитца во оное свидетелство, також в страшянии с угрозами отнятием моего раньгу и в том, что занапрасно я, нижяйши, заарестован, и за такое крепкое содержяние под караулом и поныне держус[ь], чтоб я уступил и помирился с ним, капитаном-камандором, и думаю, что он не похочет [297] до тех пор свободит[ь], пока желаемого по своему мнению конца не получит.
А в вышеписаном страшянии думаю я, нижяйши, невозможно мне и миру учинить с ним, тако ж писем моих за роспечятавание, буто по великому делу держусь, чтоб я, нижяйши, не послал на него моево прошения. И в продчем, что в моем, нижяйшего, сем прошени показано, в таких обидах дат[ь] мне с ним, господином капитаном-камандором, военой суд или меня, нижяйшего, взят[ь] в Одмиралитейств-колегию или определить указам до времени в команду господина капитана Шпанберха или господина капитана Чирикова, чтоб от него не изнурен и не обижен был безвино и более, как поныне стражду под караулом /Л. 12 об./ пятой месец.
А по суду Вашего Императорского Величества милостивой указ учинить.
Вашего Императорского Величества нижяйший раб, от флота летенанът Михала Гаврилов сын Плаутин июня 26 дня 1735 году. К поданию надлежит в Государственую адмиралитейств-колегию. Прошение писал я, нижяйший, своею рукою. К сему прошению летенанът Михала Плаутин руку приложил.
РГАВМФ, ф. 216, оп. 1, д. 15, л. 7-12 об.
Подлинник, автограф самого Плаутина. Гербовая бумага. Вдоль правых полей л. 7, 8 и 9 другим почерком повторяется канцелярская запись: «Якутцкой с приписью под[ъ]ячей Иван Борисов». В тексте встречаются подчёркивания более позднего времени особенно интересных мест и имён, сделанные, скорее всего, Соколовым, использовавшим этот документ в своём труде.
Копии этого документа: РГАДА, ф. 7, оп. 1, д. 516, л. 6а-14 об.; РГАДА, ф. 248, оп. 12, кн. 669, л. 82-90 об.
Комментарии
1. См. док. № 68 и 69.
2. Анна Кристина Беринг, жена Витуса Беринга, урождённая Пюлсе (Anna Christina Puelse), год рождения неизвестен, умерла после 1750 г. Дочь богатого немецкоговорящего купца из г. Выборга Матиаса Пюлсе. С Витусом Берингом она была обвенчана 8 октября 1713 г. в выборгской церкви шведского прихода (Lind, Moeller 1997, s. 52; Охотина-Линд 2004). Анна Беринг с двумя младшими детьми сопровождала мужа во Второй Камчатской экспедиции и уехала из Охотска в Петербург к старшим сыновьям 19 августа 1740 г.
3. Плаутин указывает на то, что Анна Кристина Беринг и Григорий Скорняков-Писарев выступали в роли крёстной матери и крёстного отца на чьих-то крестинах. Анна Беринг была лютеранского вероисповедания, но в истории Камчатских экспедиций много примеров тому, что лютеране становились крёстными при православном обряде. Кумовство Скорнякова-Писарева с семьёй Берингов не спасло их, однако, от конфликтов и вражды в дальнейшем.
4. См. док. № 78 и комментарии к нему.
5. Док. № 83.
6. Франц Вильбоа или Вильбуа (Frans Wilboy), француз, на русской службе с 1697 г. В капитаны-командоры произведён в 1724 г. Ум. в 1760 г. в ранге вице-адмирала (ОМС 1885, ч. 1, с. 76-79).
7. Шпанберг просил наказать комиссара Петра Березина за распространение оскорбительных слухов о Шпанберге (ВКЭ 2001, № 204 и 205, с. 549-551). Вероятно, Березин бежал после этого из его команды из-за страха наказания или мести.
8. Н. Ф. Головин, впоследствии адмирал и с 1733 г. президент Адмиралтейств-коллегии. Имел чин подпоручика, по ОМС, совсем недолго, в 1717 г., после возвращения в Российский флот со службы в Англии и Голландии. Уже 3 ноября 1717 г. он был произведён в лейтенанты (ОМС 1885, ч. 1, с. 106). Вероятно, Головин служил под началом у Беринга на корабле «Перл», которым Беринг командовал в 1716-1717 гг., во время Северной войны (ОМС 1885, ч. 1, с. 41).
9. Барон Петр Павлович Шафиров (1669-1739), крупный дипломат Петровского времени. В 1723 г., после неудачной для него попытки бороться с всевластием Меншикова, был обвинён в казнокрадстве и приговорён к смертной казни, заменённой пожизненной ссылкой. После смерти Петра I Екатерина I вернула его из ссылки в 1725 г., назначив президентом Коммерц-коллегии. При Петре II он в отставке, затем посланник в Тегеране (1730-1732), с 1733 г. вновь президент Коммерц-коллегии и сенатор. Несомненно, в эту эпоху можно было бы составить длинный список лиц, судьба которых была переменчива и которые неоднократно попадали то в фавор, то в опалу. Возможно, в избранном Берингом примере содержался и другой подтекст: Шафиров и Скорняков-Писарев были политическими врагами; Берингу несомненно было известно об их скандальных ссорах в Сенате в 1723 г., которые и привели Шафирова к первой опале (См.: Павленко 1994, с. 505-510).
10. А. Соколов приводил большую цитату с этим высказыванием Беринга и характеризовал его как «увещательные, истинно отеческие слова» (Соколов 1851, с. 210-211).
11. Определение офицеров от 1 февраля 1735 г. — док. № 87.
12. В якутских и северо-тунгусских улусах оспа свирепствовала в особенности в 1681, 1691 и 1695 гг., а в 1731 г. — среди енисейских остяков. В 1691 г. вымерло почти всё племя юкагиров (Словцов 1995, с. 193-194, 292-293).