ВВЕДЕНИЕ
Вторая Камчатская экспедиция, известная в литературе также под названием Великая Северная экспедиция, длилась более десяти лет, с 1733 по 1743 годы, к которым надлежит прибавить ещё по нескольку лет - и на её планирование, и на сворачивание. Это путешествие было не просто длительным во времени, оно оказалось в некотором смысле бесконечным, поскольку до сих пор привлекает к себе внимание и исследователей, и романтиков-мечтателей во многих частях света. Эта экспедиция относится к числу самых увлекательных приключений в мировой истории и принадлежит к тому времени, когда народы земного шара ещё не знали о существовании наиболее отдаленных соседей по планете, расстояния не были сокращены современными средствами сообщения, а понятие «мировое сообщество» не имело никакого смысла, хотя именно тогда начал закладываться его фундамент. Вторая Камчатская экспедиция стала классикой всемирных географических открытий, её события владели фантазией многих поколений по всему миру, и новые поколения продолжают восхищаться ею.
Некоторые страны, однако, имеют особые причины проявлять интерес ко Второй Камчатской экспедиции. В первую очередь это, конечно, относится к России, поскольку экспедиция являлась важным этапом в русской колонизации Восточной Сибири, героическим и первопроходческим начинанием в исследовании и картографировании сибирского побережья Северного Ледовитого океана, совершенно особой главой в истории русского военно-морского флота, предпосылкой и началом установления российского колониального господства на американском континенте, и привела к изменению внешнеполитического положения России, ставшей тихоокеанской державой. В значительной степени экспедиция является и частью американского исторического наследия, потому что она привела к открытию Аляски, а Россия тем самым включилась в круг европейских держав, соперничавших между собой, а затем и с Америкой, за господство в западной части североамериканского континента. Важна экспедиция и для Японии, поскольку отряды Второй Камчатской экспедиции открыли морской путь к Японии с севера, с неё начался отсчёт истории японско-русских отношений, и тем самым она стала важным шагом в разрушении изоляции Японии от остального мира. Для Германии экспедиция незабываема среди прочего в силу того, что она включала в свой состав академическую группу, состоявшую в значительной части из немецких учёных, работавших по контракту в Российской академии наук, ставших пионерами в описании природы и истории Сибири и заложивших основы этнографии как новой научной дисциплины. Для Дании Вторая Камчатская экспедиция важна потому, что она возглавлялась датским моряком Витусом Берингом, служившим в русском военно-морском флоте, а одним из ближайших помощников и заместителей [8] Беринга был также датчанин — Мартин Шпанберг. Англичане, голландцы, норвежцы, французы и шведы тоже могут гордиться своими соотечественниками, участвовавшими в этом огромном начинании. Хотя экспедиция была русской, вклад в неё представителей других народов был значителен. То же можно сказать и об изучении Второй Камчатской экспедиции: хотя львиная доля исследований принадлежит, как это и можно ожидать, русским учёным, но и специалисты других стран — в первую очередь вышеназванных, имеющих особый интерес к этой экспедиции, — внесли заметный вклад в её изучение.
Вторую Камчатскую экспедицию можно назвать нескончаемым путешествием также и в том смысле, что исследование её продолжается, и очень активно: список научных работ об экспедиции с каждым годом существенно увеличивается. В этой связи особенно важной становится задача сделать как можно большее число из всей колоссальной массы сохранившихся документов доступной для историков и для всех заинтересованных читателей. Предлагаемая публикация документов — вклад в решение этой задачи. Она освещает начальный период Второй Камчатской экспедиции, то есть время с появления самых первых проектов (сразу же после возвращения в Москву и Петербург Первой Камчатской экспедиции в 1730 г.) и включает отправление в 1733 г. из Петербурга в несколько этапов Второй экспедиции и продвижение экспедиции по европейской части России и по Сибири вплоть до Нового года 1734 г. Публикация, включающая 215 документов только за этот отрезок времени, становится наиболее полной из всех существующих (О предшествующих публикациях документов см. ниже, стр. 14–15.), и составители предполагают продолжить этот том серией дальнейших публикаций, которые бы с той же полнотой освещали последующие годы проведения экспедиции.
Поскольку предлагаемый читателю том посвящён началу Второй Камчатской экспедиции, то он включает в себя значительное число всевозможных рассуждений, планов и проектов, предваряющих собственно путешествие. Отправке экспедиции предшествовал процесс принятия политических решений на самом высоком уровне, где участвовали одновременно и во взаимодействии правительство, Сенат и Адмиралтейств-коллегия; как часть этого процесса выдвигались и обсуждались различные задачи и цели экспедиции, а также возможные пути к их достижению и средства, учитывая их недостатки, достоинства и материальные затраты. Задачи экспедиции постепенно оттачивались в инструкциях, пересылаемых между различного уровня инстанциями государственного аппарата, и приобретали всё более и более чёткие контуры детально проработанных планов и конкретных действий. Как обычно, дальнейшая практика показала, что отдельные пункты проектов трудновыполнимы или вообще невыполнимы — но это уже другая история; во всяком случае, разработчики прилагали [9] усилия к тому, чтобы предусмотреть все детали. Огромное количество служебных бумаг циркулировало между Сенатом, Адмиралтейств-коллегией и руководством экспедиции вплоть до того момента, когда, наконец, вся экспедиция, включающая морских офицеров, солдат, матросов, ремесленников, профессоров и студентов, а также огромный багаж, начала постепенно, один караван за другим, покидать Петербург и двигаться на восток, в Сибирь и ещё дальше.
Руководители экспедиции были определены на довольно ранней стадии разработки планов — ими стали те же три человека, что стояли во главе Первой Камчатской экспедиции (1725–1730 гг.): два выходца из Дании, находившиеся на русской службе — капитан-командор Витус Беринг (1681–1741 гг.) и капитан Мартин Шпанберг (ум. 1761 г.), и русский капитан Алексей Чириков (1703–1748). Три главных героя экспедиции вызывают ассоциации с богатырским эпосом, но в действительности наиболее известными всегда были Беринг и Чириков, им посвящена богатая литература (См., например: Берх 1833; Lauridsen 1885; Lauridsen 1969; Вахтин 1890; Островский 1939; Лебедев 1951; Пасецкий 1982; Дивин 1993; Lind, Moeller 1997.). Шпанберг долгое время оставался наименее известным, но в последнее время и этот пробел оказался восполненным, и его биография и роль в обеих Камчатских экспедициях подробно исследованы и описаны (См., например: Lensen 1959; Файнберг 1960; Lind, Moeller 1997; Fjodorova et al. 1999.).
Публикуемые в настоящем томе документы дают представление о роли трёх руководителей Второй Камчатской экспедиции на её подготовительной фазе. Совершенно ясно видно, например, что руководитель экспедиции Беринг был центральной фигурой в выработке планов. Его отчёт, описывающий состояние Восточной Сибири (которое он имел возможность наблюдать во время Первой Камчатской экспедиции), а также сопутствующие отчёту предложения по улучшению положения этого края (док. 1) оказали очень большое влияние на выработку задач экспедиции и составление инструкций для неё. Некоторые публикуемые документы освещают отдельные события частной жизни Беринга, в том числе касающиеся его материального положения. К примеру, док. 139 рассказывает, как капитан-командор организовывал условия для учёбы своих старших сыновей в ревельской гимназии, куда они были отправлены на всё время пребывания родителей в экспедиции. Большой интерес представляет частное письмо Беринга его тёте в родной город Хорсенс в Дании, где он описывает свои дорожные впечатления от Первой Камчатской экспедиции (док. 5).
Чириков внёс не очень большой по объёму, но важный по значению вклад в подготовку Второй Камчатской экспедиции, написав тщательно продуманные и взвешенные замечания и поправки к инструкциям, например о выборе типа судов для плаваний по Северному Ледовитому океану, о месте для постройке большого судна, предназначенного для плавания в Америку, и о том, в каком направлении [10] следует искать Американский континент (док. 89). Трудно переоценить роль Шпанберга в практической организации экспедиции и как начальника авангардного отряда, прокладывавшего путь для остальных участников экспедиции, организовывавшего их расквартирование и снабжение провиантом, а также строительство судов, ведшего объёмную служебную переписку с многочисленной местной сибирской администрацией, через подведомственные территории которой проезжал его отряд — с Тобольской губернской канцелярией, Сибирской гарнизонной канцелярией, Енисейской провинциальной канцелярией и другими.
Задачи экспедиции, как это можно наблюдать на основании публикуемых документов, разделяются на две основные группы. Одна из них охватывает вопросы укрепления и дальнейшего освоения и колонизации русскими Сибири, в особенности Восточной Сибири и Камчатки. Другая группа охватывает собственно географические исследования, в том числе картографирование новооткрываемых берегов, определение расстояний и нахождение морских путей к американскому континенту, к Японии и к другим предполагаемым неизвестным землям в северной части Тихого океана, а также первые попытки подготовить русскую колонизацию отделённых морем территорий, сопровождающуюся взыманием ясака с местного населения, и установление торговли с этими заморскими землями.
Очевидно, однако, что внутри обеих этих групп существует тесная связь между географическими и политическими целями — они в сущности неразрывны. Возможность достижения политических задач — касается ли это упрочения уже существующей колонизации, или претензии на господство в новооткрытых областях, или же установления торговых отношений с теми соседями, с которыми раньше вообще не было никаких контактов, — подразумевает логически вытекающую необходимость картографирования и географического описания этого неизведанного уголка земного шара. В новейших исследовательских трудах, начиная с книги Р. Фишера (Fisher 1977.), ведётся оживлённая дискуссия о том, была ли истинная и основная цель обеих Камчатских экспедиций научной или политической. Проблема представляется особенно острой для Первой Камчатской экспедиции, от которой сохранился лишь скудный материал, относящийся к задачам и планированию экспедиции, и те источники, которые имеются в распоряжении историков, трудно поддаются толкованию как раз в силу их краткости. На наш взгляд, в ходе этой дискуссии противоположность, полярность двух задач экспедиции оказалась преувеличенной полемизирующими, тогда как для тех, кто в своё время составлял планы и принимал решения об отправке экспедиции, этот вопрос скорее всего не был особенно актуальным. Для них географические открытия и политическая экспансия вряд ли выглядели задачами, исключающими одна другую, а скорее [11] являлись двумя необходимыми сторонами дела. Значительно более полно сохранившиеся материалы по планированию и разработке целей Второй Камчатской экспедиции подтверждают, по нашему мнению, это наблюдение.
Также представляется ясным, что Россия была заинтересована в том, чтобы закамуфлировать свои исследования в северной части Тихого океана перед зарубежными странами, возможно исходя из реалистичного признания того, что положение России в тихоокеанском регионе ещё было довольно непрочным. Именно с этой целью, к примеру, Шпанбергу была выдана фальшивая инструкция (док. 111) специально для показа иностранцам, если с ними придётся встретиться на пути. Из текста фальшивой инструкции можно было сделать заключение, что задачи отряда Шпанберга сугубо научно-географического свойства, и его исследования проводятся по заказу и под наблюдением научных обществ разных стран. Среди прочего, он якобы должен был выяснить, соединяются ли Азия и Америка или разделены проливом (см. для сравнения истинную инструкцию — док. 110). Экспедиция должна была избегать контактов с европейскими державами, владения или интересы которых простирались вдоль американского западного побережья далее на юг. Прямо противоположно Первой Камчатской экспедиции, Вторая экспедиция получила совершенно чёткое указание не плыть так далеко вдоль американских берегов к югу, поскольку там может появиться опасность затронуть зону испанских интересов (см. док. 96). Экспедиция также должна была остерегаться предпринимать какие-либо действия, которые могли бы привлечь другие европейские морские державы в ту область, во избежание риска, что эти державы могут заинтересоваться не только северной частью американского тихоокеанского побережья, но и Камчаткой и сибирским берегом Тихого океана. О том, что у европейцев действительно существовал немалый интерес к тому, что затевает Россия на Дальнем Востоке, свидетельствует, например, секретное донесение голландского посланника в Петербурге своему правительству в Гааге (док. 146).
Ни в коем случае не должна была экспедиция провоцировать Китай и Японию. Для этого руководителям экспедиции не только вручили копии текстов соответствующих русско-китайских договоров, но им было также дано строжайшее запрещение захватывать японские суда — а именно это Беринг поначалу предлагал как средство избежать постройки судов в суровых сибирских условиях (см., например, док. 30). В то же время, потерпевшие кораблекрушение у российских берегов японцы Становились предметом пристального интереса со стороны русских властей, отчасти как потенциальные переводчики и учителя языка, которые могли бы в дальнейшем облегчить контакты с Японией, отчасти же — по предложению Беринга — жертв кораблекрушений предполагалось возвращать на родину на российских кораблях, и тем самым Россия надеялась завоевать расположение со стороны японских властей. Ряд публикуемых здесь документов (например, док. 133) [12] позволяет проследить судьбу трёх занесённых в Россию японцев, которые были вызваны из Восточной Сибири в Петербург и удостоены аудиенции императрицы Анны Иоанновны.
Вполне естественно, что разработка такого грандиозного и сложного проекта, как Вторая Камчатская экспедиция, обратила внимание центральных властей Российской империи на недостаточную цивилизованность сибирской периферии; вследствие этого появился интерес к усовершенствованию местной администрации тех краёв, инфраструктуры и экономики. Ряд проектов об упрочении русской колонизации на востоке страны или был передан в государственные учреждения — Сенат или Сибирский приказ, или был включён в число задач, которые призвана была решить Вторая Камчатская экспедиция. Важным элементом плана была идея о превращении Охотска в более приспособленный порт для плаваний по Тихому океану (см., например, док. 6 и 9). Но хотя это и был многообещающий проект, его последствия, как известно, оказались довольно печальными, так как был порождён глубокий принципиальный конфликт между руководством экспедиции и командирами Охотского порта. Другой идеей было создать более благоприятные условия для православной церкви в недавно присоединённых землях — как для миссионерской деятельности среди местных народов, так и для удовлетворения духовных потребностей русских переселенцев.
В ряде случаев потребности экспедиции и желания правительства о развитии Сибири полностью совпадали. В интересах как центральных властей, так и руководства экспедиции было улучшить сообщение на просторах огромного государства, где рапорты и приказы должны были достигать из одной самой отдалённой точки в другую. Потому экспедиции было поручено установить регулярное почтовое сообщение в Восточной Сибири — мера, которая, помимо потребностей самой экспедиции, должна была послужить к упрочению связей между восточными окраинами империи и столицей (док. 122). Аналогичным примером единства заинтересованности в развитии региона и практической пользы экспедиции служат планы по созданию железоделательных заводов в Восточной Сибири. Железо нужно было для строительства морских судов экспедиции, и чем ближе к Охотску можно было бы производить это железо, тем меньше было бы проблем с транспортировкой как для самой экспедиции, так и в будущем. Другие планы касались улучшения условий для производства продуктов питания в Восточной Сибири — опять, в первую очередь, на нужды экспедиции, но в дальней перспективе это было важно для увеличившейся колонизации в те края и для более интенсивных плаваний по Тихому океану. Многие из этих планов развития дальневосточного края, которые в конце концов было поручено приводить в исполнение Берингу, были основаны на его же собственных предложениях.
Что касается собственно военно-морского аспекта экспедиции, то надо заметить, что плавание в морских водах составляло лишь [13] незначительную часть общей рабочей программы. Поэтому следует обратить внимание на то, что именно от представителей военно-морского флота на этапе разработки планов экспедиции поступили предложения исследовать Камчатку и северную часть Тихого океана, послав туда два фрегата, которые должны были бы плыть в Тихий океан вокруг мыса Горн — по маршруту, хорошо известному и обычно используемому европейскими морскими державами. Первоначальный проект (док. 42) принадлежит перу вице-адмирала Сандерса — близкого человека и свояка Беринга; и можно предполагать, что этот план обсуждался между двумя родственниками и коллегами. Из проекта плавания на Камчатку вокруг Южной Америки, однако, ничего не вышло, возможно из соображений осторожности — как внешнеполитического свойства, так и из-за технических сложностей мореплавания, и только в XIX в. такие кругосветные плавания на океанских кораблях стали обычным способом коммуникации между Петербургом и Русской Америкой.
* * *
Грандиозность масштабов Второй Камчатской экспедиции, помноженная на бюрократическую практику середины XVIII в., требовавшую длительной переписки не только по принципиальным вопросам, но и по поводу каждого гвоздя, привели к тому, что Вторая Камчатская экспедиция оставила после себя колоссальное архивное наследие, хотя, как отмечал ещё А. И. Андреев, строго говоря, архив Камчатской экспедиции как некий комплекс документов не сохранился (Андреев 1965, стр. 57–59.). То, с чем мы сегодня имеем дело, — это документы, отложившиеся в центральных учреждениях (в первую очередь в Сенате и в Адмиралтейств-коллегии) и попавшие туда фрагменты собственно архива Камчатской экспедиции. Как пример последнего можно назвать РГАВМФ, ф. 216, оп. 1, д. 6 — канцелярия Шпанберга, но следует признать, что какая-то часть документов Второй Камчатской экспедиции утеряна безвозвратно.
Сохранившиеся документы, связанные с Камчатской экспедицией, разбросаны сегодня по различным хранилищам в первую очередь Москвы и Петербурга. Наиболее крупные коллекции хранятся в Российском государственном архиве военно-морского флота (Богатейший фонд 216, так называемый «фонд Беринга» (состав которого в действительности значительно шире, чем дела, относящиеся к Камчатским экспедициям), фонд Адмиралтейств-коллегии (ф. 212), ф. 913 (Архив гидрографии) и некоторые другие.), Российском государственном архиве древних актов (В первую очередь фонд Сената (ф. 248) и портфели Миллера (ф. 199), а также Сибирский приказ (ф. 24 и 214), Тайная канцелярия (ф. 7) и отдельные документы во многих других фондах.) и Петербургском филиале [14] архива Российской Академии наук (Документы, относящиеся к морской части экспедиции, сохранились в СПбФ АРАН начиная с 1734 г., поэтому в настоящем томе не публикуется ни один документ из этого архива.). Отдельные документы можно встретить в Российском государственном историческом архиве, в Архиве внешней политики Российской империи (Куда документы попали в 1946 г. из РГАДА.), в Архиве Петербургского филиала Института российской истории, в Музее Арктики и Антарктики, а за пределами России — в Публичном государственном архиве Голландии, и частные документы Витуса Беринга — в Государственном архиве Северной Ютландии (Дания). Судя по всему, ничего не осталось в сибирских архивохранилищах, во всяком случае, попытки А. И. Андреева (Андреев 1965, стр. 55–56.) найти там что-нибудь дали негативный результат, а за прошедшие с тех пор годы никаких сведений о следах Второй Камчатской экспедиции оттуда не поступало.
Можно сказать, что документов Второй Камчатской экспедиции сохранились тысячи — но сколько точно, никто никогда даже не пытался подсчитать из-за полной нереальности этой задачи. И хотя любого исследователя может только радовать такое обилие источников, но на практике это достоинство зачастую обращается в недостаток, так как «нельзя объять необъятное» и материал становится просто необозрим, особенно если он раскидан по разным архивам и практически ни в одном из них не описан, систематической информации о составе фондов не имеется (Счастливым исключением является только РГАДА, где существует традиция составлять довольно подробные и информативные описи фондов.), и исследователи вынуждены продвигаться «наощупь», опираясь на уже имеющиеся в литературе сведения и на собственную интуицию. В результате, историки вынуждены оперировать фактически одним и тем же кругом источников. Расширить этот круг позволяют новые публикации документов, и если обратиться к историографии Камчатских экспедиций, то хорошо видно, что появление новых публикаций всегда давало толчок к свежим и интересным исследованиям и концепциям.
Первые публикации документов Камчатских экспедиций появились ещё в XIX в. (Записки Гидрографического департамента Морского министерства, СПб., 1851, ч. 9.). Если же говорить не об изданиях отдельных документов, а о фундаментальных сборниках публикаций, то по сути исследователи имеют на сегодня две с половиной книги: «Экспедиция Беринга», сост. А. А. Покровский (1941 г.) (Одновременно с Покровским подготовил том публикаций под названием «История освоения Крайнего Севера и Северного морского пути в документах» и А. И. Андреев, но из-за начавшейся войны его книга так никогда и не увидела свет.), «Русская тихоокеанская эпопея», сост. В. А. Дивин (1979), где приблизительно половина тома отведена Камчатским экспедициям, и «Русские экспедиции по изучению северной части Тихого океана в первой половине XVIII в.», сост. Т. С. Фёдорова и др. (1984). Особенно последнее издание — [15] солиднейший труд с представительным набором документов и хорошими комментариями — является настольной книгой всех, занимающихся Камчатскими экспедициями. Несмотря на это, нам кажется актуальной задача составления нового сборника публикаций.
Предлагаемый читателям том охватывает период с рубежа 1730/1731 г. до конца 1733 г. Всё внимание сосредоточено только на истории Камчатских экспедиций, и материалы по другим отрядам, исследовавшим Тихий океан, в него не входят. Настоящий том не охватывает материалов академического отряда Второй Камчатской экспедиции, так как им будут посвящены отдельные тома в «Источниках по истории Сибири и Аляски из российских архивов». Издание мыслится также как построенное исключительно на документальных материалах, и не включающее картографические источники, публикация которых является задачей для профессионалов-картографов.
В ходе подготовительной работы над изданием составителями были просмотрены de visu все архивные материалы (с той оговоркой, что никто никогда не может гарантировать полноты охвата материала — всегда есть шанс, что где-то ещё лежат никому не известные документы). Следующей проблемой был отбор документов для публикации. Здесь тоже есть отличия от принципов предыдущих публикаций. Нам представлялось важным дать не только основополагающие документы типа правительственных указов, инструкций, проектов, рапортов (часть которых публиковалась и нашими предшественниками и которые, вне всякого сомнения, являются наиважнейшими историческими источниками), но и показать документы, составляющие бо́льшую часть архивных фондов и отражающие ежедневную и прозаическую сторону жизни экспедиции — нескончаемую и монотонную переписку по хозяйственным, административным, организационным вопросам, документы более личного характера (которые так редко попадаются, что представляют интерес уже в силу этого), а иногда и просто курьёзные. Иначе говоря, нам хотелось показать не только «героическую», но и «будничную» сторону Камчатской экспедиции — ведь героические деяния и исторические плавания занимали только месяцы и были бы невозможны без многих тяжёлых лет подготовительной работы. Нам представлялось также важным дать представление о том, как шла выработка решений по каким-то конкретным вопросам, как проворачивалась бюрократическая машина Российской империи, какие инстанции проходили документы, какие люди и силы были задействованы в этом процессе, поэтому в предлагаемой читателям книге зачастую публикуются документы, во многом по содержанию, на первый взгляд, повторяющие друг друга, но дающие возможность проследить работу скрытого бюрократического механизма. Можно надеяться, что эта книга даст свежий материал не только для узких специалистов по Камчатским экспедициям, но и вообще для историков, занимающихся Россией XVIII в., поскольку публикуемые документы дают широкую картину самых разнообразных сторон жизни того времени. [16]
И, наконец, в предшествующих публикациях не очень большое внимание уделялось археографической подготовке текстов — встречаются поновления языка, неоговоренные пропуски текста и просто не очень хорошо считанные по оригиналам тексты; а публикации указов в «Полном собрании законов Российской империи», на которые в литературе принято ссылаться как на авторитетные источники, вообще содержат массу ошибок, если сравнить их с оригиналами, и просто не выдерживают никакой критики с точки зрения современных представлений о правилах публикации исторических источников. Так что составители настоящего издания без ложной скромности могут говорить, что археографическая передача текстов в новом издании значительно более надёжна и последовательна, чем в предыдущих.
Все документы публикуются по оригиналам (Исключение составляет только док. 5, оригинал которого не дошёл до наших дней.) (если известен подлинник — то по подлиннику), даже если они публиковались раньше. Сведения о наличии копий документа специально не собирались, но указываются в том случае, если они известны составителям. Сами понятия «подлинник» и «копия» в данном случае довольно расплывчаты: например, какой-то указ может быть известен по нескольким черновикам, готовившимся в Сенате, по решению, записанному в протоколах Сената, по беловому варианту, поданному императрице, и, наконец, по утверждённому указу — по сути все они являются подлинниками. В зависимости от того, какой из вариантов такого «подлинника» выбран для публикации, зависит и датировка документа. Мы хотели бы обратить внимание читателей книги на эти два важных момента и призвать их всегда помнить неоднозначность датировок документов и каждый раз подходить к ним критически.
Документы в сборнике расположены в хронологическом порядке. Если известен только месяц написания документа, но не его число, то он помещён в конце данного месяца, после точно датированных документов. В тех случаях, если дата отсутствует в документе и восстанавливается составителями по косвенным данным, в легенде обязательно указывается, на каком основании предлагается возможная датировка. Недостатком хронологического принципа публикаций является то, что некоторые более поздние документы, в которых говорится о событиях 1730–1733 гг., не включены в этот том, и поэтому следует помнить, что информация, вошедшая в данную книгу, не является исчерпывающей.
В легенде после каждого публикуемого документа указывается его современное место хранения: архив, номер фонда, опись, дело, листы. Расшифровка названий архивов и фондов приведена в «Списке использованных архивных фондов и дел». Названия дел в подавляющем большинстве случаев или не несут никакой информации о их содержании или вовсе отсутствуют. В тех редких случаях, когда заголовок [17] дела может оказаться полезным исследователям, он приводится в легенде в скобках после номера дела.
В сборнике не указывается, кому принадлежит почерк документа, что объясняется характером материала: все документы переписывались писцами-канцеляристами и определить принадлежность почерка тому или иному человеку можно лишь в том случае, если он сам оставил об этом на документе помету. Все канцелярские и иного рода пометы на документе даются в легенде с указанием на их положение.
При отборе иллюстраций для книги составители стремились в первую очередь показать образцы различных почерков, типов документов и оригинальных подписей.
Текстологические комментарии (отмеченные латинскими буквами) помещаются внизу каждой страницы, фактические комментарии (отмеченные цифрами) даются после каждого документа.
При передаче русских текстов использовались следующие правила: по возможности сохранена орфография подлинников; написания под титлом раскрываются и выносные буквы опускаются в строку без комментариев. Буквы «ять», «юс», «кси», «пси», «омега», «и десятеричное» заменены на их современные аналоги; «й» всегда пишется по современным правилам; «твёрдый знак» в конце слова опущен; «мягкий знак» восстанавливается только там, где он необходим после выносной буквы, опущенной в строку. Однако если в середине слова требуется разделительный твёрдый или мягкий знак, то он восстанавливается по современным правилам (например: объявление). Деление на слова, употребление строчной или прописной букв, пунктуация — по современным правилам орфографии.
Сделанные составителями купюры в тексте обозначаются многоточием в ломанных скобках <...> и обозначаются в примечаниях. Непрочтенные из-за дефектов рукописи фрагменты текста обозначаются отточием в квадратных скобках и оговариваются в примечаниях. Пропуски в тексте, сделанные писцом, обозначаются отточием в квадратных скобках и оговариваются в примечаниях: [...]. Скобки, встречающиеся в самой рукописи, специально оговариваются в примечаниях.
Очевидные описки, не имеющие смыслового значения (пропуски букв и слогов, повтор букв и слогов, замена одной буквы другой), исправлены без оговорок. Ошибочное по смыслу написание сохраняется, в примечаний пишется: «Так в рукописи» и предлагается правильное чтение, если его возможно восстановить.
Помимо русских документов, которых в сборнике подавляющее большинство, в издание включены также документы на немецком, датском, голландском и французском языках, которые публикуются на языке оригинала с переводом на русский язык — это документы № № 5, 42, 146 и 182. При транскрибировании этих документов их текст подвергался насколько возможно минимальной модернизации. Принципиальным отличием от публикации русских текстов является в первую очередь сохранение системы пунктуации оригиналов и [18] употребления заглавных букв — это сделано потому, что для Европы этого времени уже можно говорить о более или менее сложившейся «системе», и знаки препинания, и заглавные буквы расставлялись писавшими достаточно осознанно и они легко понятны. Сокращения раскрываются в квадратных скобках, в отдельных случаях квадратные скобки употребляются и для не вызывающих больших сомнений редакторских добавлений. При передаче немецкого текста (док. 42) делается различие между готическим и латинским почерком, при этом последний даётся курсивным шрифтом.
* * *
Составители считают своим приятным долгом сказать «большое спасибо» всем тем, кто советами, делами, организационной и финансовой поддержкой помогал нам в создании этой книги на всех этапах — от нашего первого появления в архивах и до работы с издательством. Наша работа вообще была бы невозможна без благожелательного отношения к нашему проекту архивов, и нам хотелось бы поблагодарить за постоянную и безотказную помощь сотрудников Российского государственного архива военно-морского флота, Российского государственного архива древних актов, Архива внешней политики Российской империи, Российского государственного исторического архива, архива Санкт-Петербургского филиала Института российской истории, Государственного архива Северной Ютландии (Дания) и Публичного государственного архива (Голландия).
Мы хотели бы поблагодарить фонд Карлсберга (Carlsbergfondet), с помощью которого составители получили возможность в течении трёх лет (1996–1999 гг.) планомерно работать в русских архивохранилищах, фонд семьи Хеде Нильсен (Familien Hede Nielsens Fond) за предоставление нам возможности дополнительных поездок, и Восточноевропейский институт Копенгагенского университета, в стенах которого делалась бо́льшая часть работы.
Составители выражают глубочайшую признательность А. Боброву, Дж. Линду, Е. Рычаловскому, М. Файнштейну, В. Хинтцше за многократные и неоценимые советы и помощь, и наши совершенно особенные чувства сердечной благодарности — Татьяне Сергеевне Фёдоровой, без консультаций, поддержки и живого интереса которой книга получилась бы, вероятно, беднее.
Составители получили огромное удовольствие от работы над этой книгой и надеются, что несмотря на все её недостатки (которые, конечно же, найдутся, как и в любой работе) она окажется полезной читателям.