(Nordlander I. Real estate transfer deeds in Novgorod, 1609-1616. Text and Commentary (Acta Universitatis Stockholmiensis. Stockholm Slavic Studies, voi. 18). Stockholm: Almqvist and Wiksell, 1987, IX, 171 p., 21. ill.)

Одним из наиболее трагических эпизодов в истории средневекового Новгорода явилась его оккупация шведами в 1611-1617 гг. Давно известные специалистам источники о повседневной жизни обитателей крупнейшего провинциального центра России под властью иноземных захватчиков весьма скудны. Среди причин, обусловивших такую ситуацию, главной является утрата новгородских архивов (в результате вывоза части их в Швецию, а также вследствие пожара губернской канцелярии в 1809 г.).

Восполнить до некоторой степени пробел в наших знаниях о состоянии Новгорода оккупационного периода позволяют сведения, сообщаемые недавно опубликованной Описью 1617 г. Этот интереснейший документ обнаружен в фонде «Сношения России со Швецией» ЦГАДА и подготовлен к печати В. Л. Яниным и М. Е. Бычковой ¹. Однако в нем отразилось в основном положение в городе, сложившееся уже непосредственно к моменту возвращения Новгорода в состав Российского государства по условиям Столбовского мира.

Тем большую ценность представляют подлинные актовые материалы, освещающие со многими подробностями жизнь новгородцев практически за весь почти шестилетний период существования оккупационного режима, введенные теперь в научный обиход [220] шведской исследовательницей Ингегерд Нордландер. Рецензируемая книга, представленная как докторская диссертация к защите на Отделении славянских и балтийских языков Стокгольмского университета, является одновременно комментированным изданием актов перехода из рук в руки недвижимости в Новгороде 1609-1616 гг., находящихся ныне в Шведском Национальном архиве. Тексты, помещенные в публикационном разделе книги, передаются печатным кирилловским шрифтом и сопровождаются только двумя фотовоспроизведениями скорописных подлинников.

Судьбы данного архивного комплекса определялись бурными событиями начала XVII в. После вероломного захвата Новгорода шведскими войсками (взявшими город штурмом 16 июля 1611 г.) их предводитель Якоб де Ла Гарди стал фактическим его наместником. Ему принадлежала реальная власть в городе, где в то же время продолжал функционировать местный административный аппарат. По заключении Столбовского мира 1617 г. Якоб де ла Гарди, эвакуируя свои войска, увез с собой часть новгородских правительственных архивов сначала в Лифляндию, а затем, в 1628 г., в Швецию. Более двух столетий эти документы лежали безвестно в королевском архивохранилище в Стокгольме, пока не были обнаружены там в 1839 г. С. В. Соловьевым. Впоследствии историки не раз обращались к материалам «Новгородского оккупационного архива» ². Но использование последних в полной мере становится возможным только после тщательной проработки и публикации на современном научном уровне. Осуществление именно этой задачи взяли на себя шведские русисты в рамках издания «Стокгольмских славянских исследований». В указанной серии вышли сначала «Новгородские кабальные книги 1614-1616 гг.» — две регистрационные книги заемных контрактов, детально изученные и подготовленные к печати X. Сундбергом ³, а теперь, благодаря стараниям И. Нордландер, — «Акты передачи недвижимости в Новгороде 1609-1616 гг.».

Как показывают документы, шведская оккупация Новгорода не отразилась на структуре и принципах функционирования органов городского управления. Оказавшись подчиненными королевскому наместнику, они продолжали работать по-прежнему. В частности, регистрация контрактов по купле-продаже недвижимости регулярно производилась в возглавляемых русскими дьяками канцеляриях согласно давно установленному порядку. Без особых затруднений удается, как отмечает И. Нордландер, представить себе процедуру составления и последующего официального утверждения актов передачи недвижимого имущества в Новгороде начала XVII в. Желавшие оформить законным образом такого рода сделку, как правило, обращались за помощью к профессионалам — площадным подьячим, но иногда прибегали и к услугам иных грамотных лиц, достаточно сведущих в составлении подобных документов. Согласованный обеими заинтересованными сторонами и зафиксированный письменно договор-купчая предъявлялся заведующим соответствующей канцелярией одному или двум дьякам. Получивший одобрение документ вносился с полным воспроизведением его текста в специальную «купчую книгу», что сопровождалось уплатой пошлины, обычно 3-процентной (назначавшейся из расчета один алтын с рубля).

И. Нордландер публикует три купчие книги, в которые внесены 114 прошедших регистрацию документов, а также 23 отдельных оригинальных акта. Вместе они представляют собой единый в тематическом и хронологическом отношении комплекс ⁴. [221] В книгах цитируются документы, датированные с 3 сентября 1611 г. по 22 августа 1613 г., а разрозненные купчие грамоты распределяются внутри более широкого промежутка времени — со 2 августа 1609 г. (10 из них написаны еще до прихода шведов) по 11 апреля 1616 г.

Данная группа памятников письменности дает подчас уникальную информацию о современных им условиях экономической, а отчасти и политической жизни в оккупированном шведами Новгороде. Содержание актов купли-продажи, подчеркивает И. Нордландер, очень ярко отражает обстановку, сложившуюся в завоеванном городе- весьма трудную и тревожную для его обитателей.

Весьма существенным представляется шведской исследовательнице тот факт, что новгородские купчие грамоты заключают в себе обильные сведения по исторической топографии и микротопонимии одного из крупнейших русских средневековых городов. Каждый такой акт содержит помимо описания недвижимого имущества еще и подробное указание его местоположения. Наиболее привычными ориентирами при локализации городских усадеб служили для составителей купчих сторона — левая или правая — какой-либо конкретной улицы (при обязательной конкретизации маршрута движения по ней) и ссылка на хозяев соседних дворовладений (ср., напр., с. 86, I-26: «...а стоит тот двор на Дослане улицы, идучи от Волхова реки на гору по левой стороны, подле Микитина двора Кузнецова, а по другую сторону двор Федосея отъезжего купчины, противо Васильева двора сапожника...»). Нередко дополнительно упоминаются близлежащие церкви и монастыри, городской оборонительный вал, берега Волхова и соединявший их мост и т. п. (ср. с. 89, I-30: «...а стоит тот мой приказной двор брата моего Ивановской в Щурове улице, от реки от Волхова в поле идучи, по левой стороне, подле Онаньина двора Кожевникова, а лицом к реке к Волхову, через вал против Бориса и Глеба...»).

Когда речь шла о лавке на городском Торгу, непременно указывалось, в каком ряду она находилась (ср. с. 122, I-74: «...а стоят те мои обе лавки в одной связи в мясном ряду, идучи от Николы Чюдотворца х курятному ряду на большой ряд, подле Васильевской лавки мясниковы, а по другую сторону подле Власовы лавки Опарина, а лицом против мясного ряду, а задом те обе лавки стоят к Пятницы Великомученицы на Дворищах...»).

И. Нордландер справедливо констатирует, что купчие грамоты наряду с летописями, писцовыми и лавочными книгами предоставляют в распоряжение историка наибольший объем топонимических данных для реконструкции плана древнего Новгорода.

Но пояснение, локализующее положение недвижимости, — всего лишь один из целого ряда пунктов, систематически образующих в своей совокупности содержание документов. Стандартизированный формуляр актов купли-продажи включал в себя также: поименный перечень участников и свидетелей сделки, иногда мотивацию ее (обычная причина продажи — бедность дворовладельца, отсутствие возможности выплачивать полагающиеся налоги ⁵), указание на тип недвижимой собственности (двор, дворовое место, лавка, прилавок в торговом ряду, лавочное место), реестр надворных построек, перечисление переходящих к новому хозяину особо ценных бытовых предметов и произрастающих на усадебкой земле плодовых деревьев и огородных культур и т. д. и т. п. При внесении в книги купчих, прошедших регистрацию, фиксировались дата их оформления и имена дьяков. В некоторых случаях в качестве официального посредника, передающего документ на утверждение и запись в регистрационную книгу, выступает представитель уличанской администрации — «староста улицы» или «сотский улицы». [222] Обязательно называлась продажная цена собственности, которая очень сильно колебалась (от одного рубля и менее до 50 рублей).

Очень важным моментом в содержании купчей являлось заявление продавца о том, что его недвижимость не была ранее заложена кому-либо. Если же все-таки обнаруживалась задолженность прежнего владельца, то он обязан был погасить ее. В 9 случаях купчей оговаривались условия, регулирующие право продавца продолжать жить на его прежнем дворовладении постоянно или в течение ранее оговоренного срока.

Крайне важна информация рассматриваемых И. Нордландер актов для изучения состава надворных построек городских усадеб в Новгороде рубежа XVI-XVII вв. Как известно, многочисленные органические остатки, в том числе всевозможные предметы из дерева, прекрасно сохранились в насыщенном влагой новгородском культурном слое. Множество законсервировавшихся таким образом фрагментов деревянных строений обнаружено археологами при долголетних раскопках. Однако эти материалы относятся преимущественно к строительным ярусам X — первой половины XV в. Причиной тому — сооружение в XVIII в. городской дренажной системы, осушившей верхние напластования культурного слоя, отложившиеся позднее середины — конца XV в. В лишившемся влаги грунте остатки деревянных зданий подверглись процессу гниения и безвозвратно погибли. Поэтому археология дает очень мало материалов по новгородскому домостроительству XVI-XVII вв. И данные письменных источников, уже в силу своей специфики обращающих особое внимание на многие детали застройки в жилых кварталах города и в его особом, торговом, районе, здесь трудно переоценить.

В описаниях недвижимости встречаются около 50 различных обозначений строений. Историку русской архитектуры купчие дают возможность проанализировать состав надворных построек, характерный в различных вариантах для Новгорода эпохи позднего средневековья. Удается наметить, в частности, несколько типов городской усадьбы, отличающихся друг от друга как набором жилых и хозяйственных строений и их взаимным расположением, так и особенностями устройства самих зданий (ср. «изба наземная», «горница на подклете» и т.д.). Представленная в купчих богатая строительная терминология отражает разнообразие функций сооружений (ср. «баня», «мыльня», «поварня», «кузница», «погреб», «ледник», «сушило», «мшаник», «печь», «колодец» и т. д.), схему их планировки (ср. с. 144, II-8: «...горница на подклете, да сени, да подсенье, да клеть на подклете, да в той же связи лестница...»), конструктивные и декоративные детали (ср. с. 145, III-1: «...повалушка тритцать венцев с мостом, а другой повалушке семнатцатъ венцов с потоки и с курицы...»; с. 144, II-8: «.....а у клети вверху и высподи личинные замки...»).

Описания лавок, констатирует И. Нордландер, содержат мало сведений об их устройстве. Зато названия тех рядов, в которых они находились на Торгу, красноречиво говорят о наиболее популярных видах товаров; рыбный просольный и свежий, мясной, курятный, сусленой и пирожный, льняной, шубный, ременной, шапочный женский, подошвенный, железный, саадачный, коробейный, ветошный, свечной, бобровный и т. д. Нельзя не сказать и о том, что постоянные указания в актах на род занятий участников сделки купли-продажи обоих видов недвижимости — дворов и лавок (или их мест) — позволяют по наименованиям отдельных профессий составить представление о степени специализации ремесленного производства и иных сфер трудовой деятельности горожанина-новгородца. Среди приобретателей и владельцев усадеб оказываются уроженцы других русских городов, ближних и дальних: Старой Руссы, Орешка, Корелы, Торжка, Вязьмы и Москвы. Выходец из Твери покупает лавку для торговли в свечном ряду. Всего в купчих упоминается около 600 лиц (из них примерно 60 женщин), что существенно пополняет новгородский просопографический материал рубежа XVI-XVII вв.

Описывая состояние недвижимости, рассматриваемые документы нередко говорят о пожарах и сожженных домах. В ряде случаев уточняется, что городские усадьбы пострадали от огня именно во время «немецкого взятия». Некоторые из этих дворов [223] надежно локализуются на территории Неревского конца на Софийской стороне и вокруг Антониева монастыря на Торговой стороне, то есть как раз в тех районах города, которые, согласно другим источникам, подверглись разрушениям в ходе штурма 16 июля 1611 г. Встречаются в актах и упоминания о гибели в бою со шведами новгородцев — прежних обитателей усадеб.

Лишь в двух документах фигурируют лица, известные как видные деятели той эпохи. Купчая, датированная 31 июля 1612 г., свидетельствует о продаже двора гостя Степана Иголкина его женой. Сам Степан Иголкин находился тогда с дипломатической миссией в Швеции (с. 121, I-72: «...сказал Василий Трусов: как де гость Степан Иголкин поехал в Свию для государя королевича и поедучи приказал жене своей Устинье двор свой, в котором жил брат его Иван Иголкин, продати...»). Упомянутые там два брата Иголкины, а также дьяк Третьяк Копнин, зарегистрировавший один из контрактов в своей канцелярии 11 октября 1611 г. (с. 139, II-1), были членами делегации, отправившейся 25 декабря 1611 г. из Новгорода в Стокгольм для обсуждения вопроса о передаче российского престола одному из сыновей шведского короля Карла IX. Василий Трусов, являвшийся, судя по цитированному выше акту, лицом, близким к братьям Иголкиным, выступает политическим деятелем той же ориентации как участник переговоров с принцем Карлом-Филиппом в Выборге летом 1613 г.

Оценивая в целом значение изданного И. Нордландер комплекса новгородских купчих грамот 1609-1616 гг., можно согласиться с мнением исследовательницы, что «акты продажи представляют здесь весьма слабое отражение политических событий, но они снабжают значительной информацией о повседневной жизни в городе и дают нам редкую возможность увидеть реалии бытия некоторых индивидуумов» (с. 61). Введение этих архивных материалов в научный обиход заметно расширяет источниковую базу изучения позднесредневекового Новгорода.

Комментарии

1. Опись Новгорода 1617 года. — Памятники отечественной истории, вып. 3. М., 1984.

2. Ср.: Черепнин Л. В. Материалы по истории Русской культуры и русско-шведских культурных связей XVII в. в архивах Швеции. — Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР, т. XVII. М.-Л., 1961, с. 454-470.

3. Sundberg Н. The Novgorod Kabala Books of 1614-1616. Text and Commentary (Acta Universitatis Stockholmiensis. Stockholm Slavic Studies, vol. 14). Stockholm: Almqvist and Wiksell, 1982.

4. Исключения здесь составляют три закладных акта на недвижимость и одна челобитная о закреплении брошенного двора за новым хозяином.

5. Мотивировать требовалось только передачу земли, включенной в систему налогообложения. Без объяснения причин продавались «белый двор» и «белое место», лавка и лавочное место, а также недвижимость, приобретаемая дьяком или подьячим.

Текст воспроизведен по изданию: Новая публикация новгородского актового материала начала XVII в. из Шведского Национального архива // История СССР, № 1. 1989

© текст - Молчанов А. А. 1989
© сетевая версия  - Тhietmar. 2022
© OCR - Николаева Е. В. 2022
© дизайн - Войтехович А. 2001
© История СССР. 1989

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info