-

Неизвестные послания Ивана Грозного

В 1571 году вновь повеяли над Русью отравленные ветры чумы. Смертоносное поветрие накатывалось одновременно с юга — из Персии и с запада — из Германии ¹. Опустошительная сила этой эпидемии хорошо видна из челобитья архимандрита Троице-Сергиевского монастыря Феодосия на имя царя Ивана Васильевича, пересказанного в царской жалованной грамоте: «... а сказывал, что у них во всей Троецкой вотчине стало божье посещение: крестьяне от глада и от поветрея вымерли и нынеча, деи, наши посланники нашу дань и кормы всякие, наши подати и пошлины с пуста емлют … деи, у них в Троецкой вотчине осталось ни тридцатого жеребья … и нам бы, богомольца своего архимандрита Феодосья с братьею пожаловати: Троецкой отчины сел и деревень с пуста дани и кормов и всяких пошлин имати не велети, до тех мест, до коих мест на те пустые места жилцов не назовут» ².

Публикуемый документ наглядно показывает, что борьба с эпидемиями на Руси того времени носила вполне осознанный характер, проводилась как важнейшее государственное мероприятие, направлялась и строго контролировалась из центра.

4 октября 1571 года на Кострому, воеводам, специально посланным туда с войсками — «беречь от поветрея», была направлена царская грамота. Выговаривая воеводам за то, что долго не сообщают ему данных о поветрии, царь в резкой форме напоминает им, что ему нужны систематически представляемые сведения. Его интересует немедленная информация: о количестве умерших; об отношении их числа к плотности населения; о внешних признаках болезни — со «знаменем, или без знамяни»; о колебаниях силы эпидемической вспышки.

Естественно, что такие сведения царь хотел иметь в Москве не из праздного любопытства. Интерес к ним указывает на то, что, обобщая статистические данные об эпидемии, надеялись выработать, на основании их изучения, новые эффективные меры по борьбе с чумой, сверх тех, которые уже применялись. Царь напоминает воеводам, какие они должны проводить мероприятия в целях локализации эпидемии, ссылаясь при этом на свой «первый указ», к сожалению, до нас не дошедший. Из текста грамоты вырисовываются два основных направления борьбы с чумой: строжайшая изоляция [428] пораженных болезнью районов и применение огня как решительного средства уничтожения очагов инфекции ³.

Еще более значительный интерес, как нам кажется, публикуемый документ представляет с другой точки зрения. Перед нами еще одно, неизвестное ранее, произведение Ивана Грозного. По ряду признаков можно заключить, что эта грамота не только подписана, но и написана или продиктована царем. Об этом свидетельствует своеобразный стиль грамоты, присущий сочинениям Грозного, и даже самый тон державного окрика, обращенного к воеводам ⁴: «А ты, князь Михайло, почему к нам о поветрии не пишешь?! А послан ты на Кострому беречь для поветрея наперед Дмитрея и Данила Салтыковых. И ты для которого нашего дела послан а то забываешь, большоя бражничаешь, и ты то воруешь!».

В этих словах весь Грозный. Неисполнение государственной службы для него, как обычно, так и здесь, выглядит личным оскорблением, вызывает прилив ярости, которая не мешает ему в следующей же за этим фразе перейти к деловому изложению, а в конце послания прорывается вновь свирепой угрозой: «А будет в вашем небрежении и рознью ис поветренных мест на здоровые места нанесет поветрея — и вам быть от нас самим сожженными».

Несмотря на жестокую реальность этой грозы напрашивается мысль о литературном характере ее происхождения. «... и вам быть от нас самим сожженными», подобно тому как вы там, в Костромском уезде, сжигаете трупы и имущество заболевших, — таков ход мыслей автора этих строк, пришедшего к угрозе — казнить именно сожжением, а не как-либо иначе, — через сравнение. Перед этими словами в грамоте ни разу не говорится ни о каком сожжении. Таким образом, предыдущий текст не давал оснований сказать: «быть вам самим сожженными» — и словосочетание это казалось бы не оправдано и неправомерно. Происхождение этого словосочетания могло быть только таким: когда автор грамоты говорил об эпидемической вспышке в Костромском уезде, перед ним возникали зрительные образы «поветренных мест», где в смрадном безмолвии омертвелых селений трещали костры из трупов и скарба их вчерашних жителей. Зрительные представления о том, о чем шла речь, могли возникать у всякого. Но такая сила образного мышления, при которой почти нет расстояния между образом и реальностью, когда мысль, порожденная образом, тут же принимает конкретно-деловое нaпpaвлeниe, — это уже не обычное явление. Это характepнaя, хорошо извecтнaя, многократно проявленная черта царя-писателя Ивана Грозного ⁵.

Публикуемая одновременно другая грамота царя, от 21 августа 1580 года, является ответом на донесение воевод из Стародуба о захвате пленных и перебежчиков при отражении набега литовцев. Грамота, приказывающая повесить изменников и доставить в Москву пленных, явно продиктована царем в ответ на зачитанное донесение. [429]

Признавая публикуемые грамоты новыми для нас произведениями царя Ивана, мы считаем уместным по этому поводу еще раз поднять вопрос о желательности начать подготовку издания его сочинений. В распоряжении исследователей их накопилось теперь немало. Все они, хорошо ли, плохо ли — но опубликованы, когда под именем автора, когда без него. Нам представляется, что необходимо, создав сначала полный список сочинений царя Ивана, издать их полностью, так же хорошо, как изданы теперь его послания.

ПРИЛОЖЕНИЕ.

Лета 7080 году на Костроме были для поветрия моровова на заставе князь Михайло Федорович Гвоздев-Ростовской, да Дмитрей, да Данило Борисовичи Салтыковы. А с Костромы были в Свияжском. И от государя грамоты посланы на Кострому.

Список з грамоты от царя и великаго князя Ивана Васильевича всеа Русии на Косторому князю Михаилу Федоровичю Гвоздеву, да Дмитрею, да Данилу Борисовичам Салтыковым:

«Приехали, есте, на Кострому сентября в 26 день. И того месяца преставилось на Костроме семьдесят три человека до двадцать осьмаго числа. А того, есте, к нам не отписали подлинно: на Костроме ли, на посаде, или в Костромском уезде; и какою болезнью умерли — знаменем ли, или без знамяни. А ты, князь Михайло, почему к нам о поветрии не пишешь?! А послан ты на Кострому беречь для поветрея наперед Дмитрея и Данила Салтыковых. И ты для которово нашего дела послан, а то забываешь, болышоя бражничаешь, и ты то воруешь! И как к вам ся наша грамота придет и вы б отписали подлинно, на борзе: уж ли на Костроме, на посаде и в уезде от поветрея тишает, и сколь давно, и с которова дни перестало тишеть? А буде от поветрея не тишеять, и вы б однолично поветреныя места велели крепить засеками и сторожами частыми, по первому нашему указу. И сами бы, ecтя, обереглись того нaкpeпко, чтобы из поветреных мест в неповетреные места не ездили ниxто, никаков чeлoвeк, никоторыми делы. Чтоб вам однолично из поветреных мест на здоровые места поветрея не навезти — розни бы у вас в нашем деле однолично не было ни которые. А будет в вашем небрежении и рознью ис поветреных мест на здоровые места нанесет поветрия и вам быть от нас самим сожжеными.

Да послал, есмя, на Унжю, ко князю Осипу Гвоздеву грамоту. И вы б ту грамоту ко князю Осипу отослали тотчас, не распечатывая.

Писано в Слободе, лета 7080 году, октября в 4 день.

(«Разрядная Книга». Эрмит. собр. ГПБ, № 390, лл. 370 об. — 371).

... в Стародуб прислана от государя грамота, а в грамоте пишет, — список з грамоты:

«От царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии в Стародуб намеснику нашему князю Михайлу Васильевичю Мезецкому, да Ортемью Ивановичю Колтовскому, да Юрью Пятрову сыну Левонтьеву. Писали, есте, к нам, что приходили на Стародубские места литовские люди и вы за ними посылали с охочими людми, с козаки Федора Шелимова; и Федор [430] за теми людьми ходил и, дошед, литовских людей побил, а взял у них четыре человека живых: Ивашка Филипова, Фетку Иванова, Яшку Гаврилова да Гришку; и скозал Гришка, что он перебежал в Литву ис Почапа, а был у Кучеслава у Старова; и вы тех мужиков посадили в тюрму до нашева указу. И как к вам ся наша грамота придет, и вы б того переметчика да ку- чанка Старова да Гришку повесели, а Ивашку и Фетку и Якушку прислали б к нам к Москве з детьми боярскими и с россыльщики, а велели их вести перековав, чтоб з дороги не ушли и дурна б какова над собою не учинили б. Да ты, Юрьй, почему глупаешь, не пишешь ся меньши Ортемья? Нечто будет тебе то зделали Щелкаловы, а мы тебе так наперед Артемья писатца не велели, и ты б впредь писался с Ортемьям, и делом нашим промышляли вместе со князь Михайлом и с Ортемьем. Писана на Москве лета 7088-го, августа в 21 день.

(«Разрядная книга». Эрмит. собр. ГПБ, № 390, лл. 594 об. — 595).

Д. Н. Aльшиц

Комментарии

1. Ф. А. Дёрбек. История чумных эпидемий в России с основания государства до настоящего времени. СПб., 1905, стр. 39.

2. Эта грамота ошибочно датирована издавшим ее князем Хилковым 1579 годом, что является результатом недосмотра при переводе даты «7079, марта 17»: вместо 1571 года — напечатано 1579-й (см.: Сборник кн. Хилкова. СПб., 1879, стр. 160-161).

3. Ср.: А. Ф. Змиев. Наши первые карантины не там, где их искали. «Еженедельная клиническая газета» от 9 февраля 1888 г., стр. 112-113; Н. Новомбергский. Врачебное строение в допетровской Руси. Томск, 1907, стр. 322-323.

4. «В массе грамот, дошедших от времени Ивана, и при том данных от лица его, мы встречаем несколько таких, которые как будто стоят на грани литературных произведений и официальных документов» (И. Н. Жданов. Сочинения царя Ивана Васильевича. Сочинения, т. I, СПб., 1904, стр. 85).

5. «Тем и выдаются писания Ивана IV в ряду других памятников старорусской письменности, что в них резко отпечатлелись личные особенности душевного настроения и характера автора» (И. Н. Жданов. ук. соч., стр.156; разрядка И. Н. Жданова).

Текст воспроизведен по изданию: Неизвестные послания Ивана Грозного // Труды отдела древнерусской литературы, Том 14. 1956

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info