-

АРЕНДАРЕНКО Г. А.

БУХАРСКИЕ ВОЙСКА В 1880 г.

Блестящее Ирджарское сражение, 8-го мая 1866 года, прославившее в Средней Азии русское оружие и пошатнувшее в глазах всех магометан значение бухарского эмира, как верховного главы мусульманства, впервые ознакомило русских с военными боевыми качествами бухарской армии. Ряд последующих затем побед над бухарцами, сопровождавшихся отобранием крепостей Ходжента, Уратюбе, Джизака, Яны-кургана и падением 1-го мая 1868 года города Самарканда, вынужденно заставили перенести границу русского Туркестана на Зёрыбулакские холмы, в 150 верстах от Бухары, чем окончательно и рассеяны политические иллюзии эмира Музафар-хана и ослаблен военный пыл его узбекского народа.

Будучи вызваны политической необходимостью принять военные меры, в конце 1868 года, из Самарканда, против инсурекции, поднятой в Карши старшим сыном эмира Абд-уль малаком Катта-Тюре с целью низложения своего отца, мы рассеяв мятежников, доказали бухарцам и наше желание мирных отношений, и безрассудство мечты юного наследника ханства об истреблении русских.

Все эти, еще не очень давние, военные и политические события на бывшей територии значительного и сильного, по убеждениям азиятцев, Бухарского ханства, при обмене с 1869 года частых сношений туркестанского управления с эмиром, упрочили русское влияние на бухарцев, установили правильные торговые отношения, способствовали также накоплению научных сведений о соседней стране и теперь дали возможность собрать путем расспросов и личных наблюдений некоторые данные о бухарских войсках.

Составляя эти краткие заметки в Бухаре, мы не имели никакой возможности пользоваться книжными и официальными пособиями для справок и уяснения вопросов о последовательном развитии военного искусства у бухарцев, начиная с древнейших времен, о тактических боевых приемах войск в их постепенном развитии, начиная хотя бы со времен походов Тамерлана [342] (1363-1405), как первого лучшего азиатского полководца. Сгрупировать такие сведения было бы трудно, полагаем, и для специалистов военного дела, потому что мусульманские летописцы и историки минувших эпох о сражениях не рассказывали подробно, а о военном деле никогда не писали.

По мусульманской азиатской литературе можно только осведомиться, что “распри известны человечеству с того времени, как люди познали, что такое хлеб”, что война (мукадыма) была орудием распространения религии восточного пророка, что священная война (газа) обязательна для каждого правоверного, как завещанная Магометом в коране.

По Наршахи, Тарихи Джиганкуши можно узнать еще, что все арабские (666), турецкие (1004-1113), монгольские (1226-1363), татарские (1363-1405), узбекские (1405-1800) завоеватели совершали свои вторжения в страны Средней Азии и свои боевые подвиги за обладание ханствами с ордами, полчищами (аламан) преданных общему делу людей, не знавших в начале иерархии, занесенной в Азию завоевателями Чингизом и в особенности Тимуром из стран запада.

Те же восточные историки отмечают, что орды Чингиз-хана, полчища Тамерлана, Бабера и других завоевателей были всегда почти конные, частью вооруженные холодным оружием и стрелами, делились на отряды (оскор), имели предводителей (лашкарбаши), беспощадно истребляли врагов и покоренное население, обращая в пустыни те страны, в которых они делались полными хозяевами.

Затем вопросы о выделении из нахлынувшей в Среднюю Азию монгольской лавы особого класса служилых (сипа) военных людей, о введении впервые, до Тамерлана, огнестрельного оружия и о влиянии его на азиятскую тактику, о давности организации в Бухарском ханстве войска (лашкар), как отдельного функционирующего элемента в политической жизни страны, остаются совершенно открытыми по книжным источникам, и мы должны спешить записать по крайней мере то, что сохранило народное предание по рассказам современников.

Все утверждают, что от времен эмира Тимура (Тамерлан) азиятский народ сохранил преданием, представление о войске имевшем общего начальника (лашкар-баши), отрядных начальников (соркарди) над десятью тысячами конников, отдельных командиров в отряде тысячных, сотенных, десяточных. [343]

Войско Тимура было исключительно конное, занималось военными упражнениями по выработанным знаменитым полководцем правилам, которые применялись и к бою.

Вооружение состояло из пик, шашек, луков, батиков-дубин с булавою и ружей фитильных с рогатками для верности прицеливания. Были также чугунные пушки и тяжелые длинные большого колибра ружья (джазаиль), которые возились вьючкою на коней и требовали в бою для действия не менее четырех человек. Военные припасы приготовлялись в мастерских эмира разными знатоками, приведенными из Ирана и других западных стран. Войско делилось на кавалерию (атчапар) с холодным оружием (ярак) и на конников-застрельщиков (мергень) с фалконетными ружьями, а пушки служили только для обороны верков в крепостях, тип которых был тот самый, какой мы видим и теперь в Бухаре, окруженной одной трехсаженной зубчатой стеной с барбетами чрез каждые четыре сажени, но без оборонительного рва (За десятилетие вполне мирной жизни бухарцев все крепости Бухарского ханства, оставаясь по беспечности правительства без всякого ремонта, дошли уже до полного разрушения.).

Все войско Тимура составляло таким образом служилый (сипа) класс в государстве, получавший различное денежное, натуральное довольствие и добычу, какую давала постоянно война.

Таким образом, начавшись выделением из орд и полчищ отдельных частей под командой выдававшихся способностью храбрецов (богадур), военная организация получила при Тимуре на столько определенности, что уже различала нижних чинов (аламаны) и чиновников (амальдары), назначавшихся ярлыком эмира, по представлениям начальников, из рядовых, отличившихся в бою и усердием на службе. Амальдары - чиновники получали соответственные начальнические права в своих войсковых частях, назначались также к разным должностям по гражданскому управлению и получали как соответствующее определенное содержание, так и награждение халатами (тун), пожалованием аренды, денежными выдачами. Все повышения в чинах (амаль), все награждения и определения к должностям делались грамотою самого эмира или по его личному усмотрению или же по представлениям войсковых начальников и беков, как окружных начальников.

Контингент войск формировался и пополнялся вольным поступлением в ряды конницы всех изъявлявших желание служить [344] и получавших на то разрешение эмира с зачислением в списки соответствующей части, где каждый такой ратник и обязан оставаться до самой смерти, подчиняясь всем военным требованиям.

Для удобства содержания, войска жили по квартирам и являлись по первому призыву для похода и других надобностей.

При затруднительности содержать на определенном жалованье постоянный значительный военный контингент, эмиры после тамерлановского времени, значительно сократив оный, в необходимых случаях войны обращались к повременному призыву ратников (нау-кары - новички) из подвластного населения, выдавая им вооружение и соответствующее вознаграждение из военной добычи.

Такие наукары, составляя в бою и на походе нестройный, чуждый военного дела сброд, только обременявший армию, превращались после войны или похода в обыкновенных мирных обывателей, но так, что каждый удерживал за собою название наукара и являлся в ряды наукарии своего округа по первому говору о новой войне. Отсюда начало постоянных войск (лашкар) и призываемых (талобгар) по мере надобности (наукары).

Сорокалетнее царствование эмира Тимура, раздвинув постоянными войнами государство его до Ганга, Мраморного моря и Гоби, хотя не обеспечило политическую крепость этой монархии, но дало все же некоторое устройство гражданское и оставило вообще сильное впечатление как в Азии, так и в Европе.

Авторитет Тамерлана, как знаменитого полководца и завоевателя, держался в Средней Азии целые три столетия так сильно, что пред ним склонялись все последующие полководцы, все правительственные династии в царстве Тимура, его принимали за образец в искусстве вести войны, его считали одаренным свыше, ему поклонялись с мистическим страхом, следуя во всем тамерлановской тактике, тамерлановской системе организации войск. Такова была сила обаяния сорокалетних деяний этого замечательного азиатского завоевателя, создавшего себе надолго всемирную известность не родовитостью, не происхождением своим от простого родоправителя Тургай, из Шахрисябзя, а своим выдающимся умом, железною волею и чрезвычайной энергией.

За то наследники обширного государства, сыновья Тимура, не только не развивали созданного их отцом военного дела, как самого прочного, по тому времени, щита от всяких политических бурь и опасностей извне, но своею неумелостью довели государство [345] до постепенного раздробления, кончившегося образованием незначительного Бухарского ханства.

Позднейшие правительственные династии Шейбанида, Ашторханады и, наконец, Монгиты, по преданию следовали тамерлановской военной системе безотчетно слепо, нисколько не соображаясь с требованием своего времени, почему и терпели всегда поражения от Ирана, бывшего когда-то в составе монархии эмира Тимура.

Однако наиболее сметливый бухарский эмир Шахмурад-Махзум (1784-1803), выдержав при помощи своих нафанатизированных тогда узбеков несколько удачных битв с войсками персидского государя Абасс-Шаха, первый почувствовал необходимость в военных преобразованиях, первый завел полевую артилерию и весьма ограниченное число пехоты.

Внук Шахмурада, войнолюбивый эмир Насрулла-хан (1826-1860), хотя не воевал с Персией, а изредка праздновал только победы над своими мятежными васалами и Коканом, но, чувствуя приближение грозы с запада, еще более усиленно хлопотал о военных усовершенствованиях во всей армии, где вольница - наукария все таки имела значительный численный перевес над списочными войсками (Наукария из узбеков существует и теперь в Бухарском ханстве, без определенного, впрочем, назначения и только по спискам.).

При Насрулла-хане улучшается значительно полевая артилерия, для которой вводится артилеристами афганцами искаженный английский устав, усиливается контингент тяжелой кавалерии - хасабордаров с фальконетами, несколько увеличивается количество пехоты, которую начинают применять для прикрытия в бою артилерии и для штурма крепостных верков (уратюбе).

Всеми этими преобразованиями, включительно с придачею артилерии ездовых нумеров и орудийных лошадей, вместо быков, как было до того времени, эмир Насрулла-хан обязан был некоему проходимцу, персиянину Абд-Самату, который, побывав предварительно в Индии и в Афганистане, сумел на столько блеснуть в Бухаре своими военными способностями, что мечтавший всегда о титуле Шаги-Шаган (царя царей) Насрулла-хан сделал его генералисимусом и всегда вверял ему свои войска во всех походах против Кокана. Наиб Абд-Самат, хотя и был счастлив в военных делах против коканцев, хивинцев и шахрисябцев, но кончил все-таки тем, что, заподозренный [346] Насрулла-ханом в заговоре против него, был казнен на девятом году своей деятельности в Бухарском ханстве.

Преемник Насрулла-хана, единственный сын его, ныне эмирствующий Музаффар-хан (с 1860 г.), в начале своего царствования не только вел частые экспедиции против Кокана и Шахрисябзя, но и мечтал восстановить славу предков расширением могущества своего государства на счет русских завоеваний в Средней Азии.

Молодому, ничего не изведавшему еще эмиру, всегда остававшемуся под нелепым влиянием своих приближенных сановников, льстецов и обманщиков, казалась “посильною борьба с русскими туркестанскими войсками, тогда очень немногочисленными, и мечта стала реализироваться в задорной политике, враждебной уступчивости и в постепенных значительных военных приготовлениях, для которых потребовалось обратиться отчасти и к Персии.

Таким образом, уже в первое пятилетие царствования Музаффар-хана в его армии сразу увеличивается контингент пехоты до шести тысяч, усиливаются полки (доста) фалконетчиков-хасабардаров, полевая артилерия доводится до пятнадцати взводов четырех орудийного состава при усиленном комплекте прислуги.

Рядом с этими преобразованиями армии в ее числительном составе, велись улучшения в правильном довольствии выдачею пехотинцам определенного жалованья, вознаграждением начальников разными поощрениями, назначением кавалеристам, артилеристамы хасабордарам, постоянного списочного состава, определенного натурального довольствия из хераджно-поземельной подати, уплачиваемой бухарским населением соответствующими земледельческими продуктами.

Тогда же бухарцы начали озабочиваться о литейном, пороховом, оружейном производстве и о введении в пехоте точного военного устава.

Как для первого, так и для второго дела скоро подыскались из Персии и кое-какие знатоки, которым ничего несведующие бухарцы были, разумеется, очень рады, серьезно воображая, что при помощи своих различных боевых запасов и военного образования им удастся победить русских без труда.

Таким внушителем для Музаффар-хана относительно силы его армии был персидский выходец Мирза Шахрух, который командовал всей пехотой, им же обученной по уставу, принятому в [347] персидских войсках, но с немалой прибавкою и фантазии вместо знания, которым не обладал этот инструктор.

Действительно, плоды усилий Шахруха над обучением сарбазов и над преобразованием вообще в бухарских войсках не замедлили обрисоваться наглядно на Ирджаре, близ левого берега Сыр-Дарьи, где двухтысячный отряд генерала Романовского разбил сорокатысячную армию Музаффар-хана, захватив укрепленную батарею в 46 орудий и весь лагерь включительно с ставкой самого эмира, едва успевшего ускакать, не подобрав даже донесений с поля битвы своих военачальников об успехах, будто бы, бухарского оружия и обещавших “перевязать всех русских целиком”.

Ирджарская неудача бухарцев стоила Шахруху головы и выдвинула на военное поприще беглого сибирского казака, татарина Османа. Этот смелый и изворотливый русский дезертир, с первых же месяцев своего приближения к эмиру и со времени командования на Ирджаре небольшою пехотною частью, сумел убедить Музаффар-хана и всех его приближенных, что вся суть неудачи была в непригодном персидском уставе, который надо заменить русским уставом, вооружив также пехоту пистонными ружьями со штыками, вместо кремневых и фитильных ружей, преобладавших в то время в бухарских войсках.

Эмир рад был, конечно, слушать “знатока” военного дела, и, не теряя надежды дать русским реванш, предоставил Осману вводить в его армии преобразования, как он сам знает. Беглому сибиряку, никогда не видевшему пехотного строя, трудно было и приступить к делу, а потому пришлось начать преобразования с постепенной замены оружия, с обмундирования пехоты по европейскому образцу, а затем, когда разными усилиями ряды сарбазов начали значительно пополняться беглыми русскими солдатами из магометан, военный реформатор развернул свои природные способности, насколько позволяла бухарская косность, подозрительность и недоверие вместе с природными качествами бухарцев: трусостью и неспособностью к военному делу.

В результате всех усилий Османа по преобразованию бухарской армии, которого он все-таки заметно достиг, была уже значительная стойкость бухарской пехоты при защите Чапанатинских высот пред Самаркандом, равно как и отчетливость маневрирования баталионов на Зерыбулакских холмах за Катта-Курганом была лучше прежнего, хотя дело и кончилось все-таки [348] поражением бухарцев четырьмя туркестанскими баталионами с двумя батареями и шестью сотнями кавалерии.

Окончательное разочарование бухарцев в своей военной силе после Зерыбулака, заставившее эмира Музаффар-хана искать мира, было также причиной недовольства новой военной системой.

Осман был обвинен в том, что действовал на Зерыбулаке развернутыми баталионами, не подчинялся командам главного начальника войск Токтамыш-бека из бухарцев, не поддержал, когда требовалось, баталиона некоего турецкого выходца Ходжи, обучавшего свой баталион по турецкому уставу, и за все это дезертир-инструктор сложил свою голову под ножом палача в 1868 году, на пять лет раньше казни его соперников, Токтамыш-бека и турка Ходжи. Такова участь всех новаторов в стране дикого невежества, всеобщей развращенности, считающей лесть, шпионство, обман, коварное предательство высшими людскими добродетелями, которым самый благочестивый (суфи) мулла способен подыскать в священной книге фетву (оправдание), лишь бы выслужиться пред своим повелителем, управляющим ханством посредством шпионов и палачей.

Как бы ни было, Осман все же принес бухарцам значительную пользу, дав пехоте некоторую определенную организацию и дисциплину, насколько оказался способен к ней забитый вековым деспотизмом узбекский народ и иранцы, попавшие массою в ряды бухарских войск из невольничьих цепей.

Этот последний элемент - шииты - и теперь считается в Бухаре надежнейшим оплотом для своего правительства, на столько, что иранцы занимают высшие должности по управлению, по командованию войсками и составляют в преобладающем числе личную гвардию (сарбазы Джиляу) эмира Музаффар-хана, потому и получившую название кул-батча - дети-невольники, что набраны преимущественно куплею на невольничьих рынках и от хозяев-бухарцев.

Переходя теперь к сообщению сведений о современном состоянии бухарских войск, насколько нам удалось познакомиться с ними при недавнем личном наблюдении и посредством расспросов в Бухаре, скажем сначала о пехоте, как о таком роде оружия, который получил настоящую оценку боевой пригодности только с шестидесятых годов, и притом под руководством чужестранных инструкторов, а главным образом Османа, по уставу которого пехота бухарская учится и теперь. [349]

Отметив уже раньше, что назначение первых насруллахановских еще пехотинцев было охранение орудий и штурм крепостей, скажем, что как войска остальные, так и народ смотрит на своих сарбазов с полным уважением, как на таких защитников родины, которые всегда готовы сложить свои головы (сор) с великим наслаждением (баз).

В мирное время таких охотников выискивается всегда много, и это дает возможность правительству формировать и пополнять не только пехоту, но и кавалерию и артилерию, вольным призывом. Обыкновенно, желающий служить в войсках, узнав о существующей где-либо вакансии, обращается к соответствующему начальнику части, который и получает приказ (Мубарат-нома) эмира внести его в подлежащий список “такого-то” баталиона, “такой-то” роты. Новичок получает казенное ружье с натронными сумками на кожаном поясе, красную суконную однобортную коротенькую куртку (ключа) без всякой пригонки, одни штаты (чальбар), желтые из бараньей кожи - годовые, как и куртка, и 4 рубля монетою в год единовременной выдачей на сапоги с длинными голенищами (таштабан), в которые запускаются штанины чальбар. Если еще скажем, что каждый рядовой пехотинец получает в год одну черную баранью мерлушку (каракуль), из которой сам шьет себе низкую татарскую шапку, то этим и познакомим читателя с полной обмундировкою бухарского сарбаза-пехотинца.

Сделавшись пехотинцем рядовым (аламан), каждый новобранец обязан вечной службою в войсках, не взирая ни на какие обстоятельства и подвергаясь жестоким палкам за каждый побег, как и за уклонение от службы. Единственный выход из такой добровольной кабалы - побег подальше, чтобы не розысками, или же сделка с ротным командиром, который, под страхом лишиться головы и под влиянием, с другой стороны, денежного соблазна, решается нередко показать подчиненного аламана умершим или же заменить его другим добровольцем, принимающим в таком случае имя аламана, освободившего вакансию. Прежде эти ухищрения в пехоте практиковались весьма часто, но когда в 1878 году эмир обнаружил такое злоупотребление и уморил в тюрьме голодной смертью своего молочного брата Баратбека, получавшего семь лет жалованье на тысячу сарбазов своего корпуса, в действительности не существовавших, доходы (пара) ротных и баталионных командиров значительно сократились и извлекаются исключительно из таких сарбазов, которые, [350] по каким либо причинам, не могут являться всякий раз на ученье.

Пехотная служба сарбазов не велика; она состоит в трехчасовом учении всех баталионов каждодневно, кроме среды и пятницы, в лагерной жизни во время обычных походов с эмиром в Карши и Шахрисябзь на летнее время, - и только; караульной службы не существует.

Бухарский солдат, привычный к домовитости, к занятию земледельческому и промысловому, тяготится, однако, и такой службою; он неохотно тащится с раннего утра из своего дома верхом на осле на военный плац в самой Бухаре; он не любит своего, все-таки стеснительного, пехотного костюма, надевая его пред самым фронтом; он положительно ворчит, когда главнокомандующий войсками Тупчи-баши вздумает, - что бывает весьма редко, - оставить баталионы на лишние полчаса для приучения к выстрелам по-шереножно холостыми патронами. За то с какой довольной торопливостью, неся под мышкою и куртку, и штаны, с ружьем за плечом или на седле, возвращается сарбаз с ученья в свой дом, подталкивая ишака штыком. Особенно не нравится пехотинцам походная и с нею лагерная жизнь, когда приходится отрываться от семьи на 3-4 месяца, нести лишний денежный расход на наем для переезда ишака или лошади, без чего сарбаз не может совершить поход и на 20 верст, мерзнуть иногда в лагере, потому что сарбазам выдается только на все сезоны одна бязевая круглая палатка на 10 челов., да плохая подстилочная кошма и котелок чугунный, которые и возятся на наемном от казны же верблюде или на арбе.

Вяло выступают баталионы, после списочной переклички (карук) из Бухары в поход, посылая самую отборную, секретную конечно, ругань самому эмиру, как единственному виновнику таких передвижений.

Уныло плетутся сарбазы врассыпную, без всякого строя и порядка, без всяких признаков военного костюма, по степям походного пути, останавливаясь на пунктах привала и ночлега, где и как кому вздумается, но больше в зависимости от хозяина наемного осла, который также плетется за своими животными, наблюдая, чтобы солдаты не садились бы подвое, не вьючили бы больше двух ружей с военным скарбом одного человека.

Одни бухарцы солдатские маркитанты (урдо-базарчи) [351] испытывают удовольствие, сопровождая баталионы, видя, что, сколько бы поход ни продлился, торговля все же будет, потому что на получаемые от казны, сверх обыкновенного жалованья, 10 коп. ежедневного порциона, каждый сарбаз обязательно съест три лепешки, чашку гороха и запьет сорока-копеечным (за фунт) чаем, купив, пожалуй, еще и дыню, арбуз или виноград и жевательный табак (нас), употребляемый всеми бухарцами. Маркитанты и располагаются потому с своими походными лавчонками-шалашами о бок с лагерем, похожим на цыганский или караванный табор, потому что хотя пехота становится по баталионно, но палатки расставляются не рядами, а как придется, местами скученно до тесноты, местами с большими промежутками, занятыми лошадьми, арбами, верблюдами, ишаками ротных, баталионных командиров и офицеров (амальдары). Все признаки военного лагеря обозначаются только кое-где валяющимися, огромными, как бочки, турецкими барабанами, да подвешенными на колу палатки ружьями. К вечеру однако лагерь дает о себе знать, потому что пред закатом солнца все баталионные командиры щеголяют с полчаса пред дворцом эмира своей нестройной музыкой, а вечером, после девяти часов (гуфтан), как и перед восходом солнца, трубач играет обычную зорю такого же почти мотива, как и зоря в русской пехоте.

Лагерная походная жизнь солдат без всяких занятий, кроме обычных ротных, баталионных учений с ружейными приемами, фехтовальным упражнением, построением колонн, церемониальным маршем и маневрированием с перекатной цепью, крайне монотонна, подавляющим однообразием. Эта жизнь зимою исполнена также и физических страданий, потому что топлива не отпускают, а согреть палатку никак невозможно иначе, как поддерживая жар углями, которые очень дороги, или дровами хвороста, которые не без риска добываются солдатами в ближайших обывательских садах, или же недешевою покупкою более зажиточною артелью. Не удивительно поэтому, что как только сарбазы проведают о скором возвращении эмира в Бухару, все ждут не дождутся, когда назначат выступление, а как только объявили день, солдаты забывают всякую подчиненность, зависимость от начальника и тащутся беспорядочной вереницей, и пешие, иконные, делая на этот раз по шестидесяти верст и более в сутки. Одна артилерия, сопровождающая всегда эмира, в количестве шести [352] небольших медных орудий (Таких же 6 орудий полевых имеется еще у Гисарского бека, сына эмира.), оставшихся после поражений, сохраняет как будто бы свое военное достоинство и при обратном походе. Пушки эти, на невообразимо безобразных тяжелых лафетах, всегда стоят при ставке эмира и караулятся рослыми, здоровыми артилеристами из персиян, одетых в зеленые, длинные, однообразные кафтаны, подпоясанные кожаной портупеей шашки - единственного их оружия. Артилеристы эти составляют отдельную роту в 300 челов., хотя предназначенную быть орудийной прислугой, но в сущности умеющей только запрягать в каждое орудие две пары коней уносом и ездить при этой гладкоствольной батарее, но уж никак не действовать, потому что за последние двенадцать лет бухарская батарея не сделала ни одного, даже холостого выстрела. Нечего и спрашивать, следовательно, у “заведывающего” артилерией тупчи-баши, по какому уставу обучены артилеристы, потому что этот старший генерал бухарский не задумается соврать, ответив вам: “наша артилерия учится по уставу английской артилерии”, завезенному сюда - надо припомнить - инструктором Абды-Соматом.

Чтобы покончить с артилерией, мы должны сказать, что, кроме подвижной батареи, еще имеются сложенными при бухарской цитадели (арк) до двадцати больших медных единорогов, до сорока медных и чугунных вьючных орудий, до пятнадцати мортир медных, разного калибра. Все это лежит без стелажей и наводится глянцем (под заведыванием особого цитадельного тупчи-баши - коменданта) только в те дни, когда эмир въезжает в крепость, возвращаясь из своей поездки.

Если мы скажем еще, что рота артилерии знает лишь двух-шереножное построение и отдание чести шашками “на краул!”, что батарея определенного комплекта не имеет, а пушки возятся лошадьми, доставляемыми по мере надобности зиаветдинским беком, заведывающим также чрез своих людей и довольствием коней во все время похода, то этим будет сказано о бухарской артилерии все, что только можно сказать, и остается заметить лишь, что эта артилерия без разрывных снарядов очень слабого достоинства.

Служба в бухарской артилерии тоже считается почетною, хотя солдат получает одинаковое с пехотинцем содержание и одинаковое количество палок в случае побега со службы. [353]

Привлекательно для бухарца служить в артилерии только потому, что вне похода время остается совершенно свободное, а передвижения приходится совершать верхом на казенных лошадях, которых доставляет всякий раз со сбруею и седлами тот же зиаветдинский бек. Это все же составляет расчет, потому что за осла от Бухары до Карши (150 верст) пехотинцу приходится платить особым извощикам (кирокеши) два рубля монетой, которые достаются бедному бухарцу очень трудно, вследствие крайне низкой заработной платы, оценивающей обыкновенно труд поденьщика только десятью копейками.

Так как пехотинцу-сарбазу трудно жить на четыре рубля, уплачиваемые ему эмировской казною каждомесячно, то солдаты, не имеющие по близости Бухары своей собственности, заработывают еще деньги кое-каким мастерством, мелким торгашеством, услугами в караван-сараях, а многие кончают и тем, что, взяв себе две законные жены, везут их в Ташкент и устраиваются в домах терпимости, после чего уж, конечно, не возвращаются в Бухару.

Положение бухарских пехотинцев действительно таково, что условий к улучшению своего быта на службе представляется весьма мало. Счастливым может считать себя тот рядовой сарбаз-аламан, который получил эмировский ярлык (грамату), хотя на первый чин чурагасы, открывающий иногда дорогу для дальнейших повышений в следующие чины: мирзабаши, дживачи, караулбеги, мирахур (капитан), токсоба, ишик-ага-баши, бий, датха (генерал), парманачи, диван-беги, - все установленные еще Тимуром и дающиеся в наши дни как служилым войсковым, так и не войсковым бухарцам. Но выслужиться удается только протекцией ротного пред баталионным, баталиониого пред тупчи-башием, и то весьма немногим, потому что в ротах полагается только по девяти офицеров (амальдары), а также оттого, что протекция покупается всегда недешево и на перебой, лишь только смерть амальдара или призыв к другой должности откроют вакансию.

Вакансии чиновников-амальдаров занимают обыкновенно родственники ротных и баталионных или дальние родственники беков и приближенных эмира, вообще люди, за которых есть кому не только замолвить словечко, но и заплатить. Точно также и дальнейшие повышения в чины идут не без влияния посторонних близких людей, не без подкупов, искательств, и только в редких [354] случаях личной пронырливостью в услуге самому эмиру каким нибудь выдающимся шпионством.

Трудно добраться, говорят бухарцы, из первых чинов до караулбеги, а там уже можно отличиться пред своим повелителем и получить или должность ротного, пожалуй, баталионного командира, или место по управлению.

Четвертый чин важен для бухарцев и потому еще, что он дает им своего рода дворянское достоинство и жалуемые атрибуты - нож в золотой оправе и кушак кашемировой шали. Караулбеги гордятся своим званием, получая от самого эмира граматы с титулованием “Мубаризат-пона” - “воинственному”, а жена его называется уже бика - дворянка и сыновья беги-джан - дворянчик. Для диких узбеков и сартов все это, разумеется, на столько заманчиво, что каждый служилый - сипай - только и думает, как бы ему добраться до караулбеги, а там и выше, до ишик-ага-баши, титулуемого уже в граматах “амирот-пана” - “властвующему”. Такими баловнями счастья бывают обыкновенно сыновья любимых беков, казиев, старших должностных, получающие всегда почти сразу чин караулбеги, мирахура и даже токсаба независимо от своих иногда очень юных лет. Этим же привилегированным предоставляются, усмотрением самого эмира, и вакансии баталионных командиров, хотя бы они никогда и не видели пехотного строя.

Только в весьма редких случаях баталионы получают ротные командиры из числа отличнейших, усерднейших, преданнейших и непременно благонадежных, как иначе и быть не может, потому что неблагонадежные спускаются без промедлений в подземную тюрьму (зиндан), а то и дальше.

За то роты достаются исключительно лучшим по знаниям и поведению баталионным офицерам и чаще всего помощникам (могалим) ротных - или же особым инструкторам, палочникам (эсаулы), назначение которых (всего 5 человек), при баталионных командирах, ходить с палкою во время ученья по фронту и выравнивать шеренги, или передавать приказания командира, отдающего все команды сигналами трубача (корнойчи), неотлучно бегающего за своим баталионным начальником, хотя бы он скакал на лошади, как это и полагается ему.

Все эти амальдары-офицеры (Состав бухарского баталиона такой: 1,000 нижних чинов, 56 офицеров, 5 эсаулов 1 горнист-адъютант, 16 музыкантов.) палочники-эсаулы, трубачи и [355] даже музыканты (боджа), которых полагается в каждом баталионе 16 человек с двумя барабанами, флейтами, волторнами, тарелками, треугольниками, пользуются, разумеется, некоторым значением у рядовых, но вне фронта акуратно обращаются в лепешечников, пельменщиков, маскорабазов-шутов, а мальчишки - музыканты все делаются предметом обожания не только солдат, но и самых простых сартов.

Наружные отличия всех названных не рядовых довольно рельефные: новичок-солдат, обучаясь в одиночку три месяца военной мудрости, ходит в своем домашнем костюме; назначенный ротным командиром из лучших рядовых десяточный-догбаши выделяется во фронте нашивками (на обыкновенной красной куртке) продольных белых тесемок на спине, на плечах и на груди; ротные фронтовые офицеры, альмадары, одеваются в длинные, белые бязевые кафтаны и имеют только сабли, которыми салютуют и делают приемы, становясь всегда одной шеренгой в четырех шагах впереди фронта своей роты; палочники-эсаулы бегают по фронту в своих обыкновенных халатах с длинными тонкими палками; трубач, одетый в синий камзол, имеет русские обер-офицерские эполеты; музыканты стоят на левом фланге баталиона в кафтанах синего сукна и в барашковых низких шапках; ротные командиры щеголяют, в рядах, при построениях, или впереди фронта на церемониале, в длинных суконных серых, черных, коричневых, однобортных кафтанах с русскими штаб-офицерскими, преимущественно докторскими, эполетами, в высокой барашковой шапке, в широчайших кожаных штанах на выпуск и с шапкою, жалуемою каждому самим эмиром; баталионным командирам полагается быть на учениях в длинных бархатных ярких камзолах с золотым шитьем на рукавах и на груди, но без эполет, в суконных штанах на выпуск, в низкой бобровой шапке и с саблею на поясной портупее; наконец, сам Тупча-баши, командующий всею пехотою и артилериею, украшен золотым шитьем по бархатному камзолу с пуговицами и шестью нашитыми на груди в два ряда генеральскими звездами, при генеральских эполетах бухарского изделия, жалуемых каждогодно, вместе с золотою шапкою и золотым поясом, самим эмиром.

Вся эта форма, начиная от рядовых сарбазов и кончая главнокомандующим, введена после Ирджарской битвы и с тех пор к ней только прибавились в 1880 году по две серебряных [356] генеральских звезды у каждого ротного командира, придуманных самим эмиром не как служебное отличие, а неизвестно для чего.

Падкие до всяческих украшений, бухарцы еще более падки на денежные оклады, которые так соображены в военной иерархии, что действительно делают службу в чинах привлекательною и заманчивою.

Как мы сказали уже выше, рядовой аламан получает в месяц четыре рубля на месте и семь рублей в походе при казенной обмундировке; такое же содержание десяточных догбашей, палочников-эсаулов, трубачей и музыкантов. Но с первого же чина амальдаров жалованье выдается по-полугодно согласно издавна действующим годовым окладам: чурагасы 48 рублей и 144 нуда пшеницы; мирза-баши 56 рублей и 192 пуда пшеницы; дживачи 72 руб. и 240 пудов пшеницы; караулбеги 96 руб. и 400 пудов пшеницы; мирахур 120 руб. и 480 пудов пшеницы; токсаба 280 руб. и 640 пудов пшеницы; ишик-ага-баши 400 руб. и 640 пудов пшеницы; бий 400 руб. и 800 пудов пшеницы; датха 800 руб. и 1500 пудов пшеницы (На основании точных расспросных сведений, мы принимаем средним годовое содержание ротных командировок в 800 рублей каждому, баталионных в 3,000 руб. каждому, сотенных командиров в 600 руб. каждому, полковых командиров в 4.000 рублей, главнокомандующего в 12,000 руб. строевых офицеров в 300 руб. каждому. Независимо этого содержания, в походе, нижние чины и строевые Офицеры получают 3 руб. суточных, ротный командир 60 руб. суточных, баталионный командир 100 руб. суточных, ежемесячно. Все содержание выдается серебряной и золотой бухарской монетой.).

Таким образом ротные и баталионные командиры получают жалованье, соответствующее их чинам, а в походе, кроме жалованья, им выдаются еще суточные в размере 60 рублей ротному, 100 рублей баталионному в месяц.

Денежная выдача чистой серебряной монетой, называемая танаб-ана, делается в установленные сроки, а для сарбазов ежемесячно, самим визирем, кушбеги, вместе с казначеем ханства, дурбином, а натуральное довольствие (галля) получается каждым от зиаветдинского бека, по утверждаемым каждогодно эмиром спискам, или зерном из хераджной подати, или же деньгами по соглашению.

В высших чинах, начиная с мирахура (капитан), по особому благоволению эмира, вместо галля, назначается аренда - танха, в количестве в пять раз большем размера натурального [357] довольствия, а вместо танаб-ана в распоряжение заслужившего отдается казенная мельница, приносящая доход втрое больший денежного оклада.

Вступающий в право аренды, по выдаваемому всякий раз за печатью эмира ярлыку, пользуется с назначенного “в такой-то” местности, “такого-то” участка, орошенной и обработываемой каждогодно обывательской земли, хераджной или танапной поземельной податью в размере 3/10 со всех собираемых жатвою продуктов, или по 3 руб. 60 коп. за каждый танап (3/4 десятины) фруктовых садов, виноградников, и по 1 руб. 20 коп. за танап клеверных полей. Такая аренда или сдается владельцем ее на откуп, или же управляется лично чрез своих людей, и жалоб на притеснения никогда не возникает, потому что злоупотребления строго преследуются с немедленным лишением аренды.

Кроме этого определенного годового содержания, солдатам выдается по 4 р. годовых за труды в походе, а чиновные получают единовременные наградные от 8 р. для чурагасы до 60 р. для бия и так называемые досторхан-пуль (карманные) при производстве в следующий чин. Деньги эти в размере 12 р. чурагасы, 40 р. караулбеги, 80 р. токсабе (штаб-офицер), 100 р. бию, 200 руб. датхе полностью тогда же истрачиваются, во-первых, на обязательную узаконенную подачку двум эмировским флигель-адъютантам, удайчи, получающим с каждого пожалованного сообразно его чину, во-вторых, на угощение яствами с неизбежным подношением коробки леденца и головки сахару всем являющимся, как принято, с поздравлением к произведенному в чин. Если рассчитать, что к получившему чин мирахура обязательно-служебно должны являться с поздравлением все чины от чурагасы до диванбеги включительно, то не трудно подвести итог громадных расходов на угощение и леденцы плюс 40 руб., отпускаемых мирахурам удайчиям за эмировский ярлык.

Мирахуры в свою очередь также изворачиваются, и если это ротный командир, то он неупустительно и легально удержит с каждого солдата по пяти копеек в месяц на ротное знамя, представляющее из себя кусок бумажной ткани на длинном деревянном древке.

По числу пяти рот (юза) в баталионе с обязательным комплектом в тысячу рядовых, каждый баталион, кроме баталионного знамени, выдаваемого эмиром и всегда хранящегося у командира без особого караула, имеет еще пять значков разных [358] цветов, а именно: в 1-й правофланговой роте белый, в 2-й красный, в 3-й голубой, в 4-й желтый, в 5-й левофланговой черный с желтым и красным. Значки эти или знамена (туг), как здесь называют, хранятся у ротных командиров, а в строю становятся на правом фланге своей роты, тогда как баталионное знамя с надписями из корана выносится только в сражениях.

Походный быт пехотных солдат в военное время совершенно тот же, как и в мирное: на десяток полагается одна бязевая палатка, одна кошма подстилочная, один кетмень, и для возки всего этого и солдатского скарба один верблюд наемный, получающий 20 копеек за каждые восемь верст пройденного пути, а на месте на стоянке ничего, хотя бы наемные животные и арбы были удержаны и целый год.

Ноша десяточного верблюда в походе обыкновенно бывает тяжелая, потому что солдаты навьючивают на них и свои ружья, свою обмундировку, оставаясь сами в изорванных домашних алачевых халатах, да в барашковой шапке, резко выделяющей сарбазов из пестрой толпы чалмоносцев, горожан и сельчан.

Относительно вооружения пехоты мы можем передать совершенно достоверно, что оно все однообразно, однокачественно и состоит из гладкоствольного куркового ружья с плохо пригнанным ножом штыком, из шашек и револьверов для офицеров.

Ружья пехотные приготовляются в самой Бухаре в частных туземных мастерских и покупаются правительством по 4 рубля за штуку, а круглые или конические пули для них, пистоны и также порох, бухарского же приготовления, хранятся в крепостном арсенале и солдатам не раздаются на руки, так как учений прицельной стрельбе никогда не бывает, а лишь в год два раза баталионы делают по несколько выстрелов холостыми патронами.

Если мы поясним еще, что обмундировка для солдат приготовляется в частных мастерских заботами самого визиря, а офицеры и командиры шьют себе кафтаны на свои средства, то о внутренней организации в бухарской пехоте ничего не останется недосказанного.

Затем, прежде чем говорить о фронтовом образовании бухарской пехоты, о числительности ее и стоимости содержания всех войск вообще, считаем полезным познакомить читателя с другим родом оружия - с бухарской кавалерией.

Наши сведения о кавалерии хотя также вполне точны, но [359] займут, полагаем, очень немного страниц описания, потому что этот род оружия, потеряв свое значение уже после Ирджара, остается во всех отношениях в том же состоянии, в каком он был и при Тамерлане. Как и тогда, кавалерию составляют теперь галабатыри и хасабардары постоянной службы и наукары - вольница, являющаяся по призыву войны и продовольствующаяся вместе с конем на собственные средства или тем, что пошлет война.

Постоянная кавалерия формируется и пополняется приемом, по приказаниям эмира, всех конных туземцев, преимущественно узбеков, заявляющих желание служить и являющихся в ряды с собственным конем, пикою и шашкою для галабатыров, одевающихся и на службе в свой обыкновенный домашний костюм из халата, кожаных штанов на выпуск, узбекских сапогов с острыми каблуками и чалмой или бараньей шапкой. Хасабардары же, также не имеющие определенной военной формы, но обязанные являться с своим конем, получают казенный чугунный фитильный фальконет весом в 50 фунтов, на двоих человек один; с таким числом прислуги и полагается действовать из этого тяжелого огнестрельного оружия, с точным однако прицелом на подставке для наибольшей дистанции в 300 сажен. Кроме казенных фальконетов, хасабардары имеют еще собственные шашки или тяжеловесные батики с железной булавой.

Принимаемый в галабатыри или хасабардары туземец вносится в список, зачисляется в соответствующую часть письменным коротеньким приказанием подлежащему командиру и обязан служить до конца своей жизни, исполняя все требования службы.

Так было до занятия в 1868 году отрядом генерал-адъютанта фон-Кауфмана города Самарканда, но с тех пор десятилетние, вполне мирные отношения России к Бухаре, приведя эмира Музаффар-хана к полному сознанию, что ему следует искать всегда только доверия к себе в русско-правительственной власти в Туркестане, что пора разных до-ирджаровских иллюзий безвозвратно прошла, - с тех пор эти отношения и сознание бессилия убедили эмира в ненадобности содержать тот постоянный контингент галабатыров и хасабардаров, какой был раньше.

Распустив поэтому, лет восемь назад, значительную часть постоянной кавалерии, бухарский эмир приказал прекратить и пополнение ее в случае освобождения вакансий по каким нибудь причинам. Эти меры были совершенно целесообразны, потому что в [360] мирное время кавалерия бухарская была всегда дармоедкой, не знавшей ни строя, ни службы даже внутренней, и было бы странно продолжать платить узбекам жалованье за то только, что они попали в военные списки, а в действительности сидят безвыездно в своих селениях, занимаясь земледелием.

Прекрасно зная дух своего народа, эмир, и при сознании анахронизма кавалерии своей, не решился упразднить ее сразу всю, дабы не возбудить ропот в той вооруженной все-таки массе, которая долго кормилась на счет казны, а сокращал ее исподоволь, продолжая ту же систему и теперь. Таким образом в данное время в бухарских владениях насчитывается 10,000 всадников галабатыров, 4,000 всадников хасабардаров, а всего 14,000 человек постоянной конницы, занимающей незначительною частью, по очереди охранительные посты в укреплениях по Аму-Дарье (В Чарджуе, резиденции бека эмировского сына, квартирует постоянно 5,000 голобатыров.), в Карши, Кермине, Зиотдине, в Нурате и в Каршинской степи, на караванном тракте, подвергающемся частым набегам туркменских шаек.

И галабатыри, и хасабардары никакого строя, никаких военных упражнений не знают, и в общей массе туземного населения совершенно незаметны и ничем не выдаются; даже и на охранительном посту бывает трудно отличить в халатнике и чалмоносце служилого воина, называющего себя “царский галабатыр-вояка”, такой же, несомненно, трусливой породы, как и все эмировские узбеки.

Составляя, каждый, отдельный вид оружия, галабатыри и хасабардары групируются в полки (дости) пяти-сотенного состава (500 конников). Каждый полк состоит под заведыванием саркарды, назначаемого эмиром из преданных, заслуженных людей, имеющих высшие чины, по степени которых эти полковые командиры получают определенное годовое содержание и наградные парчовые, шалевые халаты, заменяющие вместе с обыкновенной чалмою военную форму.

Вся обязанность саркарды состоит в хранении списка своим конникам, да в отдании приказаний сотенным командирам (юза-баши) вести, в наступающую очередь, свою сотню, куда будет приказано.

Отбывая, чрез два месяца, очереди пограничной службы [361] трехмесячной стоянкой в назначенном пункте, каждый галабатыр и хасабардар получает в год на свое содержание с лошадью 12 батманов (Бухарский батман равен по весу 8-ми пудам.) пшеницы (60 руб. монетой) и 30 руб. монетой за павшую лошадь (асп-мурды), которые, в большей части случаев, поступают в карманы сотенных командиров, получающих содержание соответственное младшим чинам, полученным при прежних военных отличиях.

* * *

Говорить о строевом образовании бухарских войск составляет для нас самую трудную задачу, - трудную потому, что впечатление смотра пехоты, представленного нам однажды главнокомандующим Тупчи-башею, неизгладимо оставляет в памяти представление о такой военной комедии, которая своей неподдельной оригинальностью способна вызвать улыбку самого серьезного наблюдателя.

Постараемся быть объективным и передадим здесь только сущность из того, что нам удалось видеть в Бухаре на учении четырех баталионов.

Строй двухшереножный. Роты располагаются в баталионном строю по порядку нумеров, начиная от первого. Ранжир довольно правильный идет от правого фланга, замыкающегося ротным командиром. Ружейные приемы “на плечо”, “на краул”, “ружья вольно”, “к ноге”, “на руку”, “на перевес”, также как и повороты, делаются довольно согласно по старой русской системе обучения. Построение ротных колонн, развертывание фронта командой “строй фронт”, рассыпание “кучек”, наступление перекатной цепью, проходящей по-шереножно, на тесных интервалах, чрез переднюю шеренгу, становящуюся на колени, - составляют все построения в бухарской пехоте, проделываемые, по сигналам, крайне вяло, неотчетливо и без всякого сознания их значения. Не станем этого и доказывать, а поясним лишь, что с 1866 года все учение в бухарской пехоте производится по русской команде устава шестидесятых годов и предоставим читателю судить самому о строевом образовании бухарских баталионов по уставу, приобретенному нами от самого эмира; к этому уставу и обратимся теперь.

“Бухарская пехота, так начинает этот замечательный артикул, составляется из порядочных людей, знающих намазы-молитвы и шаригат. Обязательно требуется, чтобы сарбазы были расставлены в своих частях по росту так, чтобы один другого [362] не превышал бы и на маковое зернышко. Когда командир (муальлим) скомандует “становись”, все занимают свои места в строю и по команде “глаза направо” выравниваются как стена. По команде “смирно”, сарбаз смотрит на 16 шагов впереди себя и предается такому вниманию ушами и глазами, что не должен шевельнуться и в том случае, если к нему в нос полезет змея. Это - священная обязанность сарбаза, потому что под ружьем голова его принадлежит государю, приказание которого есть воджиб, как слово Божие оно есть фарзь - священно, а потому не исполняющий воджиба подвергается смертной казни. Когда после установки строя скомандуют “становись”, сарбазы проверяют разгон между кончиками носков прикладом ружья, стараясь, чтобы каблуки приходились бы вплотную. По команде “на плечо”, сарбаз, приподняв ружье правой рукой, по счету “раз-два” вскидывает его на правое плечо. Для отдания чести, по команде командира баталиона, “унтер-офицеры, шашки вон, два шага вперед”, все амальдары, держа шашки отвесно, выходят два шага пред фронт, а ротные командиры в четырех шагах от своих рот, и когда раздается команда “на краул”, сарбазы, по счету про себя “раз-два”, держат ружье отвесно по разрезу бровей, как бы в обозначение, что каждый жертвует свою грудь и голову государю. Отдание чести требует и от баталионного командира наклонить к земле шашку и левую руку поднять к уху, причем музыка должна играть “честь” (табли-салям). Затем, после отдания на краул, но команде “унтер-офицеры, шашки в ножны”, исполняется это приказание, а по команде “унтер-офицеры, приступи” - они поворачиваются кругом и становятся на свои места. Обучение сарбазов требует упражнять их два часа ежедневно, кроме пятницы. Сначала учить поворотам “направо”, “налево”, “пол-поворот направо”, “кругом”, при этой последней команде сарбазы поворачиваются одновременно слева направо. Затем для маршировки дается команда “тихим шагом”, по которой все обучающиеся по слову “раз” выносят левую ногу, а по слову “два” приставляют правую ногу и т. д. Это упражнение полезно весьма для укрепления ножных жил и следовательно развивает выносливость ходить пешком. Для обучившихся уже тихий шаг не требуется, а им просто командуют “шагом марш”, наблюдая, чтобы все шли ровно в такт “левый” - “правый”; если же пожелают усилить шаг, то дают команду “длинным (?) шагом марш”, по которой счет такта [363] “раз-два-три” - идет непрерывный, и только по команде “на месте” военная часть, убавляя сразу шаг, машет, приостанавливаясь, левою ногой, пока не последует команда “стой” или же “прямо”, если надо продвинуть дальше. Для быстрого передвижения строя командуют “бегом! шагом марш”, а когда часть станет приближаться к противнику, ей скомандуют “марш-марш”, причем командир неупустительно смотрит в сторону неприятеля и, заметив орудийный дым, немедленно командует своим сарбазам “ложись марш”, дабы избегнуть таким образом напрасной преждевременной потери людей, которые всячески должны стараться одолеть противника.

Общий командир должен поэтому соблюдать правило вводить в бой части не сразу, а постепенно, посылая на поддержку баталионы по мере надобности. Существенно также требуется следить, чтобы сарбазы не обращались в бегство, и как учащийся отнюдь не должен быть запугиваем, наказываем за ошибки, так трус сарбаз может быть убит на месте каждым офицером и десяточным. Чтобы успешно бить неприятеля, надо выучить построения и захождения. Если последует команда “справа по одному”, заходят по одиночке в затылок один другому, если скомандуют “справа по два”, становятся по два, а по команде “под линию марш” - выстроивают шеренгу фронта, заходя слева. Команда - “по полувзводно”, “по взводно” исполняется захождением слева четырех и восьми рядов, которые и присоединяются к стоящим на месте. Самое главное в обучении ружейным приемам - заряжание, на которое обучающий должен обратить все свое внимание. Слушая команду “заряжание по команде по первому заряду”, сарбаз ставит ружье свое ложею между носков и исполняет последующие команды: “вынимай патрон”, “откусин патрон”, “патрон в дуло”, “вынимай шумпул”, “шумпул бей”, “шумпул вложь”. По команде “обруть (Как здесь, так и далее в словах встречаются искажения русских уставных выражений и команд.) ружье”, берут ружье под мышку, ожидая дальнейших команд: “позаводи курок”, “вынимай капсуль”, “надень капсуль”, а когда скомандуют “разведи пустуль” - осторожно спускают курок и берут на плечо. Если последует команда “шеренга туфсь”, берут ружье пред собою, а когда скажут “шеренга кладсь” - вытягивают ружье и по команде “пли” стреляют, исполняя затем команду “отстафь”, прекращающую стрельбу. [364]

Очень важно также приучить сарбазов к фехтованию (нойза пичь). Для этого по команде “бою - товсь” сарбаз хватает ружье правой рукой, выкидывает большой шаг левой ногой и ружье держит за середину левой рукой, за ложу правой - по направлению левой ноги. Приемы фехтованья весьма необходимы при атаке, а потому сарбаз должен усовершенствоваться так, чтобы он в состоянии был бы отбиться штыком хотя бы и от десяти нападающих. Поэтому фехтовальное учение сложное, и не всякий может передать его правильно, а кто выучится хорошо - всегда уцелеет при атаке и выбьет противника. По команде “прямо коли” сарбаз колет вперед; команда “отбей - право - лево - прямо - коли” вызывает удар направо, налево и прямо. По команде “кругом прямо коли” - быстро поворачиваются и колят.

Если опасность внезапна и велика, приходится строить каре. Для этого по команде “баталион строй ротное каре”, 1-я рота остается на месте, 2-я пройдет с правой стороны, 3-я с левой, а 4-я сзади; таким образом составится курган - крепостца с четырьмя пушками по углам (Куда пристроится 5-я рота - устав не объясняет.). Если приходится стрелять из орудия, то фас несколько раздается, смыкаясь немедленно после каждого выстрела, чтобы закрыть пушку, так как неприятель может навести свой выстрел прямо в нее. Вообще пушки надо очень беречь, памятуя, что сила одной пушки равняется силе одной тысячи сарбазов.

При возможности, каре дает залпы ружейных выстрелов из всех фасов и в случае надобности действует развернутым фронтом по команде “головной разверти - справа - по одному начинай”, после чего роты заходят на свои места и, раздавшись звеньями, с промежутками в три шага, открывают очередной огонь. Если наступающий таким образом в развернутом фронте баталион будет застигнут противником врасплох, то по команде “головной первый нумер, правый, левый, плечо, строй кучки”, звенья собираются по нескольку одно к другому и открывают огонь как придется, продолжая стрелять, пока не получать команду “второй нумер правый, левый плечо во фронт марш”, после которой строят развернутый фронт ротами.

После успешного боя командир может сказать своим сарбазам “хорошо ребята”, а поощренные такой похвалой должны ответить “раздавайся”.

Устав очень не велик, и мы передали его здесь с точным [365] переводом без всяких изменений и даже поправок искаженных командных русских выражений, которыми командиры дресируют бухарских сарбазов с некоторым сознанием своей военной образованности.

Сознает ли военные достоинства за своей пехотой и сам эмир - сильно сомневаюсь, зная положительно, что сам его высокостепенство (Джаноби-али) никакого понятия о военном деле не имеет и смотров войскам никогда не делает, довольствуясь созерцанием, когда по пятницам все баталионные и ротные командиры, все серкерды и министры, подогнув по бухарски животы, отвешивают ему низкий праздничный салям, после которого получают дворцовое угощение.

Теперь, в заключение этого очерка, нам остается сказать, что вся пехота бухарская состоит из 13 баталионов и расквартирована так: в Шахрисябзе два баталиона, в Больджуане и Дорвазе один баталион, в Кулябе, Гисаре полубаталион, остальные 9 1/2 баталионов квартируют в Бухаре, участвуя, по шести баталионов, в каждогодных путешествиях эмира в Карши и Шахрисябзь.

При всей таинственности бухарской финансовой системы, столько же простой, сколько полной разных лазеек для злоупотреблений министров, беков, сборщиков податей, для нас будет не трудно все же подвести точный итог всем издержкам, какие не сет каждогодно правительство бухарское на содержание всех своих войск.

Мы уже знаем, какие получают оклады нижние чины пехоты и кавалерии, строевые офицеры и командиры рот и баталионов, серкерды полковые и командиры сотен галабатыров и хасабардаров. Остается для удобства и правильности вычислений принять оклады содержания офицеров фронтовых по чину дживачи, ротных и сотенных командиров по чину мирахура, баталионных командиров по чину бия, серкерды по чину датхи, хотя случается, что полками командуют и парманачи - полные генералы.

При таких данных, припоминая все цифры, приведенные выше, годовое содержание баталиона в 1,000 штыков с 22-мя нестроевыми обходится: жалованье солдат 48,000 руб., обмундировка нижних чинов 5,000 руб., ремонт палаток и кошем 1,000 руб., жалованье 50-ти офицеров 15,000 руб., им единовременные выдачи 1,000 руб., жалованье пяти ротным командирам 4,000 руб., им единовременные выдачи и наградные 400 руб., жалованье [366] баталионного командира с наградными 3,600 руб., на ремонт ружей 200 руб., а всего содержание одного баталиона в год обходится 78,200 руб. Содержание же всей бухарской пехоты в 14,000 тел. поглощает 1.064,600 руб. металических в год.

По числу 14,000 нижних чинов постоянной кавалерии (галабатыри и хасабардары) на содержание их отпускается ежегодно 840,000 руб. плюс 6,000 руб. за павших лошадей. Годовое содержание 140 сотенных командиров 84,000 руб., а 28 полковых командиров 112,000 плюс 14,000 руб. единовременных наградных выдач всем саркардам. Следовательно все годовое содержание кавалерии составит 1.056,000 руб.

На годовое содержание трехсот артиллеристов затрачивается 14,400 руб. на жалованье, 1,500 руб. обмундировочных, 1,200 руб. наградных, 16,000 руб. прокормление 360 лошадей, 800 руб. содержание ротного командира с наградными его, а всего артилерия стоит 33.980 руб.

По числу трехсот нижних чинов гвардии (джиляу) жалованье ее составляет, с суточными за поход, 18,600 руб., обмундировка 2,000 руб. (Обмундировка гвардейцев, одетых в длинные красные суконные кафтаны, в кожаные штаны и бобровые шапки, стоит в год 6 рублей на каждого.), единовременные наградные выдачи 1,800 руб., содержание двадцати офицеров 6,000 руб., содержание двух ротных командиров 2,600 руб. с наградными, а всего 30,400 руб.

Годовое содержание главнокомандующего обходится в 13,000 рублей.

Следовательно, ординарное годовое содержание всех бухарских войск стоит казне 2.197,980 руб. плюс 120.000 руб. расхода, вызываемого каждогодным передвижением, на пять месяцев, из Бухары в Карши и обратно, шести баталионов пехоты, всей гвардии и шести орудий.

Если спросить, для какой цели затрачивается эмиром Муззафар-ханом такая солидная цифра денег из шести-милионного бюджета Бухарского ханства (Тех, коим приведенная цифра бюджета покажется слишком высокою, мы можем уверить, что она выведена из точных данных, которые мы намерены сообщить в своем описании Бухарского ханства, к изданию коего приступим не ранее, как собрав необходимые сведения о южной и восточной окраинах бухарских владений, не посещенных еще нами.), то должно ответить, что значительная часть войск содержится временно только для внутренней обороны, под впечатлением каршинского мятежа в 1868 году [367] едва не кончившегося успехом наследника Абд-Уль-Малика и его деятельного сторонника Джурабая (бывший бек Китаба), задумавших тогда свергнуть эмира, чтобы снова начать бесплодную борьбу с Россией.

Однако этим выводом мы вовсе не желаем сказать, что и на будущее время нам следует смотреть на Бухару с точки зрения безупречных отношений ее к нам в период минувшего десятилетия. Напротив, из близкого знания всего строя жизни бухарского населения и правительства, мы готовы утверждать, что бухарская искренность, как в настоящем, так и в будущем, останется прямо пропорциональною нашему военному положению на Зеравшане и обратно пропорциональною близости к ней военной силы. Этого никаким образом не следует забывать, имея в виду примеры истории политической жизни Бухарского ханства, издавна претерпевавшего правительственные перевороты, отпадение вассальных владений без всякого предвидения, без всяких даже предварительных симптомов, в силу единственно исторического воспитания народа, способного, под лукавой преданностью, расположением, дружбой таить самое ярое недоброжелательство, измену, готовность проявить по отношению к друзьям ненависть и мщение при первом удобном случае.

Г. Арендаренко.

Текст воспроизведен по изданию: Бухарские войска в 1880 г. // Военный сборник, № 10. 1881

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info