НЕКОТОРЫЕ СВЕДЕНИЯ О ФЕРГАНСКОЙ ДОЛИНЕ ¹.

I.

Исторические сведения о стране, которая, под вышеприведенным древним своим названием, включена теперь в состав Русского государства, к сожалению, слишком скудны и не на столько разработаны, чтобы возможно было представить цельный исторический очерк не только давно минувших политических судеб Ферганы, тесно связанных с историею Мавераннагра вообще, но даже и ближайшей к нам эпохи.

Так, о первых представителях последней царствовавшей в Кокане династии, которая ведет свое начало лишь с конца прошлого столетия, мы знаем едва ли более, чем об их предшественниках. Предание и безгласный чекан монет сохранили нам только самые отрывочные и притом смутные о них данные. Мы знаем, например, что родоначальником последней династии в Кокане был один из старшин узбекского рода Минг или Мин, по имени Нарбута-бий, производивший свой род от знаменитого императора Бабера. Далее, известно, что этот бий, в конце прошлого столетия, приобрев популярность между узбекскими коленами, быстро усилился при посредстве соплеменников и без особого труда овладел Коканом и соседними с ним независимыми областями. Но затем, что происходило в царствование Нарбута-бия, какие события имели место при его сыновьях, об этом мы имеем лишь самые сбивчивые и неполные показания современников.

Только с 1830-х годов начинает раскрываться таинственная завеса, скрывавшая так долго историческую жизнь Ферганской долины. В это время на престоле Коканского ханства, образовавшегося на развалинах государств Тимуровой монархии, удалось утвердиться внуку Нарбута-бия, Мухамед-Алию (сокращенное Мад-Али), успевшему восторжествовать над происками младшего своего брата, Султана-Махмуда. Последний, потерпев поражение, бежал в Бухару, где всевозможными [418] интригами старался подговорить бухарского эмира, известного изверга Наср-Улла-хана, к походу против Кокана.

Успеху происков Султана-Махмуда во многом помог образ действий самого Мад-Али-хана, который, выказав себя в первое время царствования деятельным и храбрым государем, вдруг изменился, бросил занятия и, запершись в своем гареме, предался разврату. Происшедший вследствие такого образа жизни хана упадок администрации вызвал всеобщий ропот населения и вооружил против хана ближайших его сановников. Между главнейшими из них составился заговор, целью которого было низвергнуть Мухамед-Алия с престола и возвести на него другого внука Нарбута-бия, сына старшего из его детей, Алим-хана, Шир-Алия. Не считая себя достаточно сильными для того, чтобы привести в исполнение задуманный план, заговорщики обратились с просьбою о помощи к бухарскому эмиру, который с радостью ухватился за этот повод к постоянному вмешательству в дела соседнего ханства, а может быть и к овладению им.

Наср-Улла действительно явился, в 1841 году, с войском под стенами Кокана и, заняв город, после бегства из него Мад-Али-хана, решил обратить все ханство в провинцию Бухары. Для приведения в исполнение задуманной цели приняты были самые жестокие меры, которые, по убеждению эмира, должны были упрочить его господство в Кокане. Ближайшие родственники коканского хана и сам пойманный несчастный хан, Мухамед-Али, умерщвлены; более известные своею полезною государственною деятельностию и уважаемые в народе чиновники хана переселены в Бухару, где кончили жизнь в самой жалкой нищете. Назначив правителем Кокана и других соседних бекств своих креатур или принявших его сторону туземцев, бухарский эмир предоставил им широкие полномочия по управлению страною, желая силою страха обеспечить обладание ею, а сам, в июле месяце того же года, возвратился в Бухару.

Как всегда бывает в подобных случаях, предпринимавшиеся правителями крутые меры не достигли цели. Масса коканского населения скоро стала недовольною эмиром за новые порядки, и народ, не участвовавший до того времени в борьбе за преобладание различных в стране партий, вынужден был, вследствие злоупотреблений бухарских властей, восстать против пришлых правителей.

На помощь к оседлому населению, сартам, явились на этот раз кочевники, кипчаки. Узнав о присоединении Кокана к Бухаре и вероломном истреблении семейства хана, многие кипчакские бии уговорили престарелого Шир-Алия, двоюродного брата казненного Мухамед-Алия, [419] провозгласить себя ханом коканским и вместе с ним, во главе своих скопищ, двинулись к освобождению столицы ханства. Бухарцы были изгнаны из Кокана и Шир-Али провозглашен ханом (1842 г.).

Получив известие о низвержении оставленного им в Кокане правительства, эмир Наср-Улла стал тотчас же готовиться к восстановлению своей власти в Ферганской долине, а весною 1842 же года он подступил к гор. Кокану и осадил его со всех сторон. Осажденные коканцы защищались на этот раз геройски, при содействии прославившегося впоследствии кипчака Мусульман-кула, прозванного “чолак”, т. е. хромой. После сорокадневной безуспешной осады, эмир, узнав, что на помощь Кокану идет подкрепление, и испуганный распущенными Мусульман-кулом ложными слухами о готовящемся в Бухаре перевороте, поспешил снять осаду и возвратиться в Бухару.

Набожный и престарелый Шир-Али-хан оказался слабым правителем. Не обладая ни умом, ни твердой волей и энергией, он не был в силах сколько нибудь сдерживать честолюбивые происки своих влиятельных подданных. Кипчаки, пользуясь тем, что новый хан, главным образом, им обязан был своим престолом, стали смотреть на себя, как на первенствующий элемент в ханстве, и, захватив власть в свои руки, принялись бесцеремонно устранять всех сартов, представителей оседлого населения, от участия в управлении страной. Это высокомерие кипчакской партии послужило источником многолетних смут и кровавых распрей, с небольшими перерывами продолжавшихся до присоединения Ферганской долины к России.

Во все кратковременное свое ханствование Шир-Али оставался постоянно игрушкою в руках то сартов, то кипчаков, смотря по тому, какая из двух враждебных партий брала, в данную минуту, верх. Однако, сартам удалось недолго удержать власть в своих руках. Борьба обеих партий перешла в открытую войну, и здесь счастье приняло сторону кипчаков. Вождь их, андиджанский батырь Мусульман-кул, разбил своих противников, захватил в плен Шир-Али-хана и, оставив его на престоле, занял при нем первое место в государстве.

Мусульман-кул, по своему уму и характеру, был бы вполне достоин стоять во главе управления ханством, если бы чрезмерное честолюбие и необходимость потворствовать требованиям своей партии не побуждали его прибегать к таким деспотическим и несправедливым мерам, которые вскоре вызвали против него ненависть не только сартовской партии, но и некоторых из его соплеменников. Двор Шир-Али-хана продолжал, по прежнему, быть ареною политических [420] интриг. Двое из важнейших представителей сартов подговорили одного из потомков коканских ханов, Мурада, бекствовавшего в Шахрисябзе, отнять престол у Шир-Алия, и Мурад-бек действительно, появившись внезапно с шахрисябскими войсками и значительным числом коканских эмигрантов перед столицею ханства, занял ее без сопротивления. Несчастный Шир-Али был умерщвлен, а Мурад провозглашен сартами ханом (1845 г.).

Настоящий правитель государства, Мусульман-кул, находился в киргизских кочевьях в то время, когда неожиданно для него совершился этот переворот в Кокане. Получив о нем известие, он немедленно двинулся к г. Маргелану и, взяв с собою проживавшего там 16-ти-летнего сына умерщвленного Шир-Алия, Худояра, поспешил с ним в Кокан, где уже не застал Мурад-бека. Последний, узнав о приближении грозного кипчакского батыря, бросил и свою новую столицу, и своих приверженцев на произвол судьбы, а сам бежал в Шахрисябзь. Мусульман-кул без сопротивления вступил в Кокан (1845 г.) и, казнив главных участников в заговоре, опять утвердил господство кипчаков. Первым делом Мусульман-кула, по возвращении в Кокан, было устранить от престола старшего сына Шир-Алия, Сарымсака, с которым он был в ссоре: приглашенный в Кокан, под предлогом занять место своего убитого отца, Сарымсак, по приказанию Мусульман-кула, был умерщвлен, и ханом провозглашен юный Худояр.

Так снова восстановилось господство кипчакской партии, господство, тем более тягостное и невыносимое для оседлой, городской партии, что глава кипчаков, Мусульман-кул, после измены, призвавшей в Кокан Мурад-бека, потерял всякое доверие к сартам, и все высшие государственные должности предоставил исключительно кипчакам. Не менее тяжела была суровая опека Мусульман-кула и для самого молодого хана, которого Мусульман держал почти в заперти, и хотя исполнял все его прихоти и обращался с ним с наружным почтением, но удалял его от государственных дел, не допускал к нему посторонних лиц и даже не давал ему достаточно денег, опасаясь, чтобы, посредством подарков, хан не приобрел себе друзей.

Последним обстоятельством искусно воспользовались два хитрые коканца, Касим-бий и Мирза-Ахмед: они так настроили Худояра, что, рассорившись с Мусульман-кулом, он решился добиться своей самостоятельности вооруженною рукой. Скоро ташкентские войска, предводительствуемые кушбеги Нур-Мухамедом, у которого Худояр просил [421] помощи против сильного временщика, двинулись к Кокану. Мусульман-кул, не подозревая, что ташкентский правитель возбужден к восстанию самим Худояром, выступил с войском против Нур-Мухамеда и взял с собою молодого хана. Ночью, когда обе враждебные армии, сошедшиеся на половине пути между Ташкентом и Коканом, готовились вступить в жаркий бой, Худояр тайно перешел к неприятелю и был принят Нур-Мухамедом с большими почестями. В виду такого неожиданного оборота дела, не потеряв присутствия духа и не дав коканскому войску узнать о случившемся, Мусульман-кул смело вступил в сражение и выиграл победу. Войска Нур-Мухамеда были разбиты и молодой хан попался в плен. Мусульман-кул, однако ж, был на столько великодушен к пленнику, что охотно помирился с ним и оставил его на ханском престоле.

Все пошло по старому: то же господство кипчаков, то же унижение сартов, та же тяжелая опека для хана. Так продолжалось около шести месяцев. Однажды, по случаю какого-то праздника, собрались во дворец хана все бии и важнейшие сановники Кокана. Хан был в особенно веселом расположении духа и ласково разговаривал со всеми. Вдруг один из царедворцев, обиженный каким то резким замечанием Мусульман-кула, стал горячо спорить с ним, и когда тот пригласил его оставить ханский дворец, разразился грубой уличной бранью. Предчувствуя недоброе, Мусульман-кул хотел было уйти, но не успел еще встать с места, как на него бросились с ножами. Затрещал донгра ² и чрез минуту все друзья Мусульман-кула были перебиты сбежавшимся народом; сам Мусульман-кул спасся, однако ж, каким то чудом от рук убийц. Прибыв в поселения своих кипчаков, он поспешно набрал войско и двинулся на Кокан. Но, видно, счастье уже изменило знаменитому батырю: на урочище Ики-су произошло сражение, в котором Мусульман-кул был разбит, снова бежал к кипчакам, но на этот раз был схвачен ими и привезен пленником в Кокан.

Обманутые кипчаки, однако, жестоко поплатились за свободу Мусульман-кула. С этих пор, по приказанию избавившегося от опеки Худояр-хана, начинается страшное истребление кипчаков. Говорят, в продолжение трех месяцев было убито самым жестоким образом, более 20,000 невинных жертв. Самого Мусульман-кула, выставленного в течение трех дней на эшафоте, заставили присутствовать при истреблении кипчаков. — “Убейте меня скорее, убейте!” умолял возмущенный до глубины души Мусульман-кул, когда взорам его [422] представилась страшная картина умерщвления невинных. На третий день некогда полновластный регент ханства был позорно повешен (1853 г.).

Место Мусульман-кула при хане заняли Касим и Мирза-Ахмед. Наступило господство сартов, правление которых продолжалось восемь лет и хотя было менее тягостно, чем предшествовавшее, но, естественно, не должно было оставить кипчакам приятных воспоминаний.

С начала 1857 года судьбами ханства начинает распоряжаться еще одна новая народность — киргизы, по происхождению сродные кипчакам. В это время между ними вспыхнул мятеж, вызванный жестокостями их правителя, назначенного из Кокана ташкентского бия Мирза-Ахмеда. Притеснениями и непомерными поборами, он вооружил против себя народ до того, что восстание приняло грозные размеры и могло быть укрощено только некоторыми уступками со стороны Мирзы-Ахмеда. Но чрез год после того, произошло новое волнение между киргизами и кипчаками, во главе которых стал теперь родной брат Худояра, Малля-хан, искавший случая отомстить хану за отнятие у него Ташкентского бекства. Обнадеживаемый кипчаками и кара-киргизами, которые обещали избрать его ханом и оказывать в борьбе с братом деятельную помощь, Малля-хан выступил против Худояра. При Саманчи произошло сражение, в котором Худояр, оставленный своими приверженцами, был разбит и бежал в Бухару. Малля-хан без труда занял Кокан и вступил на престол (1858 г.). Тщетно Худояр старался возвратить потерянное ханство при помощи бухарских сил. Ему окончательно не везло: при Ура-тюбе бухарская армия потерпела поражение от коканской, и Худояр, оставленный эмиром, должен был отказаться на время от возвращения своего престола.

Малля-хан царствовал только два года и в этот короткий период успел заявить себя вполне самостоятельным монархом. Не смотря, однако, на это, кипчаки не могли примириться с правительством нового хана. При возведении Малля-хана на престол, главные из кипчакских биев рассчитывали занять видное место при дворе и играть роль в управлении, но надежды их не осуществились и они составили заговор против хана. Подкупленные приближенные Малля-хана задушили его и ханом провозглашен был 15-ти-летний сын Сарымсака, Шах-Мурад. Пользуясь его несовершеннолетием, бии питали надежду, что их честолюбивые замыслы будут удовлетворены. Узурпаторы хотели умертвить также и 14-ти-летнего сына Малля-хана, но это им не удалось: верный диван-беги Малля-хана, Алим-кул, вовремя успел предупредить опасность, и молодой Султан-Сеид успел ускакать с джигитами Алим-кула в Андиджан. Весть о [423] побеге сына Малля-хана сильно озаботила коканских заговорщиков. Они увидели в лице Алим-кула опасного для себя соперника и считали уже дело свое потерянным; но хитрый Алим-кул прислал письмо, в котором уверял их, что вполне предан Мураду и только не желал, чтобы был убит невинный сын Малля-хана. Последствия показали, что намерения Алим-кула были далеко не таковы.

В это время ташкентцы пригласили к себе проживавшего в Бухаре Худояра, и опасность, которая грозила всем кипчакам со стороны Ташкента, побудила Алим-кула искать помощи в Кокане. Доверчивые коканские сановники охотно соединили войска свои с войском Алим-кула и вместе с ним двинулись против Худояра к Ташкенту. Вследствие безуспешной осады, союзники должны были отступить. Тогда только, когда уже ему нечего было ожидать от своих коканских соперников, Алим-кул открыто, в виду всего войска, умерщвляет двух наиболее опасных из сановников и приказывает истребить всех приверженцев их. Ханом после этого, против ожидания, остался тот же Шах-Мурад; Алим-кул ограничился только тем, что занял при нем место регента.

Между тем Худояр, ободренный неудачей врагов, последовал по пятам за отступавшими кипчаками и, взяв Ходжент, подступил к Кокану. Алим-кул приготовился было отразить его, но, видя общую измену в городе, поспешно отступил к северу, где стал собирать новые силы. Худояр вошел в город и был принят жителями с радостию. Вскоре, однако, возгорелась новая, но на этот раз уже последняя борьба Худояра с Алим-кулом; первого поддерживали сарты, а последнего — кипчаки. В начале войны, успех был на стороне Худояра. Разделяемые несогласиями, возникшими вследствие неожиданного появления трех претендентов на престол, кипчаки несколько раз были разбиваемы ханскими войсками. Это побудило Алим-кула, прежде всего, избавиться от претендентов, что было очень легко, потому что все они были молодые, доверчивые юноши, и охотно поверили Алим-кулу, когда он обещал каждому из них в отдельности избрание в ханы. Дело происходило в Уше: наивные юноши, не подозревая никакой опасности для себя, приехали в лагерь Алим-кула и здесь, по его приказанию, были все зарезаны. Избавившись, таким образом, от трех опасных претендентов, сильно вредивших успеху войны с Худояром, Алим-кул объявил сына Малля-хана, Султана-Сеида, ханом коканским и приступил к решительным действиям. На этот раз успех склонился на сторону Алим-кула. Разбитый в нескольких сражениях, Худояр вынужден [424] был просить помощи у бухарского эмира. Последний сам повел свою армию в Кокан и, вместе с Худояром, осадил Алим-кула в ущелье Кара-Кульджи; но здесь, простояв довольно долго без успеха и рассердившись за что-то на Худояр-хана, эмир возвратился со своим войском в Бухару.

Оставленный своим бухарским покровителем и почти всеми своими приверженцами, Худояр вторично искал убежища в Бухаре, и тогда Алим-кул без труда овладел Коканом. Но так как управление его отличалось большою суровостью, то он скоро вооружил против себя коканцев и волей-неволей должен был уступить престол своему более мягкому, в то время, сопернику. Дело кончилось тем, что Худояр признан был почти всеми городами Ферганской долины ханом и после того, как в битве под Ташкентом с отрядом генерал-майора Черняева пал храбрый Алим-кул, Худояр-хан без кровопролития занял Кокан и вступил в третий раз на престол (1864 года).

На другой год после возвращения Худояр-хана из Бухары в Кокан, Ташкент взят был русскими. Казалось бы, что приближение грозного врага должно было повести к новым бедствиям для Худояра и вызвать гибельное для него столкновение с Россиею, но судьба, как нарочно, доказала противное: близкое соседство русских содействовало только упрочению власти коканского хана, сумевшего вовремя воздержаться от разрыва с Россиею, тогда как самонадеянный образ действий бухарского эмира навлек на него ряд весьма чувствительных ударов, навсегда подорвавших его значение в Средней Азии. Худояр имел, таким образом, возможность наглядно убедиться в несбыточности мечты — возвратить себе ту часть коканских владений, которая была уже занята русскими, и, надо отдать ему справедливость, искренно примирился с этою мыслию. В 1868 году, по просьбе хана, заключены были между ним и туркестанским генерал-губернатором условия мирного договора, которые и продолжали существовать до событий прошедшего года.

Установившиеся, таким образом, добрые соседские отношения между Россиею и Коканом могли бы только служить к несомненной выгоде населения Ферганской долины, и действительно, экономическое состояние его, расстроенное многолетними неурядицами, стало быстро возвышаться. К сожалению, Худояр-хан и ближайшие его советчики в деле управления отнеслись совершенно по азиятски к своей задаче и обратили всю свою деятельность исключительно на личное свое обогащение. Для достижения этой цели они не останавливались ни перед какими [425] средствами. Количество налогов, возмутительных по своей несправедливости, с каждым годом увеличивалось, а с ним вместе возрастало и неудовольствие на Худояр-хана. Роптал не только угнетенный народ, роптали и лица из духовного сословия и из кипчакской партии, недовольные утратою прежнего значения при коканском дворе. Эти-то последние личности и обратились к старым средствам для приобретения себе авторитета в глазах населения: желая избавиться от Худояра, они стали распускать в народе слух, что все бедствия идут от русских, а потому необходимо их изгнать из Ташкента.

Такое печальное положение вещей порождало, с началом весны каждого года, большие волнения в народе. Резче всего проявлялись они между кочевниками, которые ежегодно принимали к себе кого-либо из ханского рода, преследуемого Худояр-ханом. Выставляя этих жертв ханской подозрительности в качестве искателей утраченных прав на престол, волновавшееся население, в сущности, ни сколько не стояло за интересы того или другого претендента: считая его лишь как удобную ширму, оно преследовало более низкие цели — породить беспорядки в стране и в это смутное время предаться излюбленному ремеслу — грабежу.

Грабеж есть главный, если не единственный стимул всех народных движений в Средней Азии. Хотя и существует мнение, что столкновения наши с средне-азиятцами вызывались фанатизмом масс, но с этим трудно согласиться. Напротив, личные наблюдения приводят меня к убеждению, что первыми двигателями в подобных случаях служат все-таки грубые инстинкты наживы, прикрывающиеся до времени более или менее возвышенными целями. Восстает ли народ с целью ниспровержения ненавистного правителя; призывается ли он на борьбу с внешним врагом, — в том и другом случае, под этими, так сказать официальными поводами, для каждого азиятца скрывается соблазнительная приманка — право похозяйничать над чужим имуществом. Фанатизм играет при этом лишь второстепенную роль и может служить средством возбуждения масс разве только у оседлых жителей; в глазах же кочевников, исповедующих лишь номинально религию ислама, борьба за веру является понятием без всякого внутреннего смысла. Цель их во время войны — показать свое батырство, удальство, с возможно меньшим риском для своей жизни, и, по окончании всех своих подвигов против врага, возвратиться домой с награбленным имуществом. Примеров личной храбрости туземцев, бескорыстного самопожертвования приходилось видеть очень мало. [426]

Указанное выше положение дел в Коканском ханстве, вызванное неудовольствием жителей против правительства Худояр-хана, стало принимать более угрожающий характер лишь в последние годы. Худояр-хан, не смотря на неоднократные увещания туркестанского генерал-губернатора, — изменить к лучшему свой образ правления, ограничивался одними только обещаниями и продолжал, по прежнему, угнетать народ, подавляя со страшною жестокостью малейшее проявление неудовольствия против него. Наконец, в 1875 году, ненормальное состояние ханства разразилось кризисом: в виду открытого проявления всеобщей к нему ненависти, Худояр-хан, под охраною находившегося в то время в Кокане посольства нашего, искал спасения в русских пределах, вынужденный в третий и уже последний раз лишиться своего престола.

II.

Низвержение правительства Худояр-хана и следовавшие за ним смуты в ханстве не замедлили отразиться на пограничном нашем населении, среди которого появились вооруженные шайки коканцев. Необходимость обеспечить спокойствие во вверенном ему Туркестанском крае, вынудило генерал-адъютанта К. П. Фон-Кауфмана 1-го выступить с отрядом в Коканское ханство, для наказания его за нарушение нашей границы и водворения там порядка.

Пользуясь, широким покровительством, оказываемым К. П. Фон-Кауфманом делу научных исследований в Средней Азии, я получил разрешение принять участие в походе, с целью собирания восточных рукописей и других ученых материалов.

7-го августа отряд наш выступил из Ташкента. Скучно, однообразно тянулось движение отряда до г. Ходжента, по пустынной, малонаселенной местности, по которой пролегает ташкенто-ходжентский почтовый тракт. Все мелочи обыденной походной жизни еще более усиливали томительную скуку нашего мирного движения. Некоторое оживление проглянуло лишь по выступлении нашем из Ходжента и переходе коканской границы, когда невольно почувствовалось возбуждение нервов, в виду нетерпеливо ожидавшейся встречи с неприятелем.

Дорога от г. Ходжента до коканского укрепления Махрама представляла мало привлекательного, по бедности природы и скудости растительности; сады встречались только у попутных селений. Начиная же от укрепления Махрама, окрестности дороги к г. Кокану мало по малу оживляются; по сторонам чаще виднеются обширные пашни; там и сям разбросаны хутора в зелени тенистых садов; вдоль берегов [427] оросительных канав вытягиваются стройные алеи тутовых (шелковичных) деревьев.

Укрепление Махрам служило передовым вооруженным пунктом на границах Коканского ханства с русскими владениями. Особенно важное значение получило оно с занятием русскими г. Ходжента, так как, в случае враждебности к нам коканского правительства, это укрепление могло служить опорным пунктом для действий против названного города. Махрамское укрепление, расположенное на левом берегу Сыр-дарьи, имеет вид четырехугольника, обнесенного зубчатою стеною, с бастионами; в северном фасе ограды проделаны небольшие ворота, чрез которые устроен спуск к реке. Некоторое знакомство коканцев с нашими укрепленными городами в Туркестане, видимо, имело влияние и на характер устройства махрамского укрепления, которое во многом отличается от общего типа крепостей в других азиятских ханствах; так, в Махраме крепость имеет эспланаду, а перед нею возведено небольшое полевое укрепление. В версте от последнего, в роде предместья, расположено небольшое селение, жители которого состоят из узбеков; в селении каждую неделю бывает два раза базар. К укреплению Махраму приписано было до 30-ти селений, пашни которых орошаются водой, проведенной из Сохской реки, вытекающей из Исфайрамского ущелья. Махрамский округ управлялся беком, серкердэ; по важности этого пограничного пункта махрамское бекство считалось одним из видных и почетных мест.

Опуская подробности движения нашего отряда после махрамского боя к Кокану, как достаточно уже известные читателям, перейду прямо к столице бывшего ханства и важнейшему городу в Ферганской долине.

Город Кокан, по своей внешности, не производит особенного впечатления. Кроме значительного базара и внутреннего устройства ханского дворца, бывшая столица ничем не отличается от других больших городов Средней Азии, как, например, Ходжента, Ташкента и т. п.; даже местоположение этих последних гораздо живописнее, чем у Кокана. А между тем хвастливая азиятская молва закрепила за ним эпитет “Хуканди лятиф” (приятный Кокан), встречаемый на всех монетах, битых в столице. Как большинство среднеазиатских городов, Кокан окружен стеною, через которую ведут 12 ворот, “во все концы вселенной”, по туземному выражению. Город, с своими садами и окрестностями, снабжается водою [428] из горной речки, протекающей по Улькун-саю (большая лощина) и разводимою на множество арыков.

Местные жители считают Кокан, по климатическим условиям, одним из лучших городов в Ферганской долине, хотя, в известный период лета, пребывание в нем становится нестерпимым, вследствие сильных жаров; в это время почти каждый день дуют сильные удушливые западные ветры (гарм-сал). К числу неприятных свойств окружающей Кокан местности следует отнести также развитие у некоторого числа жителей зоба; причиною этой болезни считают продолжительное употребление воды ³ из небольшого озера, лежащего в южном углу города, близ ворот Муймубарак.

Дворец (урда) Худояр-хана построен в южной части города на высоком искусственном холме. Фасад главных входных ворот, находящихся в северной ограде здания, выложен разноцветными изразцами, по характеру рисунков напоминающими узоры самаркандских древних построек. На фронтоне находится надпись: “построен Сеид-Мухамед-Худояр-ханом в 1287 г.” (1870 г.). Внутренняя отделка ханских комнат отличается роскошным убранством в восточном вкусе, хотя в одной части дворца, переделанной незадолго до занятия нашими войсками Кокана, мы нашли несколько комнат и с европейскою обстановкой; они убраны были богатою мебелью, портьерами, занавесями и т. п. предметами, очевидно, вывезенными из Петербурга или Москвы. В главной, большой зале дворца, видимо, служившей для торжественных приемов, висела церковная люстра поражающих размеров, украшенная множеством хрустальных привесок: она почти касалась пола и занимала без малого всю ширину комнаты, так что обходить ее можно было не иначе, как прижимаясь к стене; восточный угол той же залы был занят стрельчатой нишей, которая, вероятно, служила местом сиденья для хана. Стены залы отделаны лепными арабесками, а простенки между решетчатыми в них дверями изукрашены, местными артистами, пестрыми рисунками, в роде деревьев с золотыми яблоками, букетов роз и др.

Коканский базар, по числу лавок в нем, представляет самый значительный рынок в бывшем ханстве; большая часть лавок построена Худояр-ханом, который не считал противным своему ханскому достоинству заниматься комерческими делами для личного своего обогащения. Лавки все деревянные, с глиняною прокладкою в [429] деревянных переплетах стен; улицы, пролегающие между торговыми рядами, покрыты навесом. Каждую неделю на коканском рынке бывает два раза базар, привлекающий массу конного и пешего люда из окрестностей; здесь сосредоточивается почти вся торговля мануфактурными произведениями, привозимыми из России, и уже отсюда они поступают к мелочным торговцам на комисию, для распродажи в прочие города ханства.

Ниже, в особой таблице приведены общие сведения о числе населения Кокана, его учебных заведениях и мечетей. Теперь же скажу несколько слов об окрестностях бывшей столицы.

К городу Кокану приписано было до 400 селений и хуторов, которые и составляли. округ столицы. По густоте населения и богатой растительности, окрестности Кокана принадлежат к числу самых оживленных местностей Средней Азии. Начиная от стен самого города, по направлению в глубь страны, на несколько десятков верст дорога идет вдоль необозримых пашней, хлопковых плантаций, роскошных садов, орошаемых множеством небольших речек, вытекающих из горного кряжа, окаймляющего с южной стороны Ферганскую долину. Картина, которая представляется тут глазам путника, может быть, по справедливости, названа одною из очаровательнейших и дает самое выгодное понятие о природных дарах занятого нами теперь края.

После Кокана значительнейшими городами в ханстве считаются Андиджан и Маргелан. К последнему из них, служившему резиденциею Султану-Мурад-беку, брату Худояр-хана, и направился из Кокана наш отряд. Маргелан, не смотря на свое древнее происхождение, не заключает в себе никаких памятников своего прошлого; все постройки в городе — новейшего времени, и нет ни одной, заслуживавшей бы внимания. Дворец Султан-Мурад-бека, на который жители указывают как на нечто особенное, немногим отличается от дома богатого жителя Ташкента или Самарканда. Город окружен стеною, но цитадели не имеет. Маргелан считается главным рынком коканского шелка, и в нем имеется множество шелко-мотальных и шелко-ткацких мастерских. Базар маргеланский также один из значительных в стране.

Из Маргелана, когда в стране, по-видимому, начинало водворяться спокойствие и жители присылали отовсюду депутации, просившие о пощаде и милости, я исходатайствовал себе дозволение посетить города Шарихан, Ассаке и Андиджан, для пополнения собираемых мною статистических и этнографических сведений. Путешествие мое имело [430] совершенно мирный характер, и я вместе с штабс-капитаном Петровым, командированным для производства глазомерной съемки, выехал из Маргелана, в сопровождении нескольких джигитов из ханской свиты и нашего отряда. Провозглашенный ханом на место Худояра, старший сын его Наср-Эддин, находившийся в то время при отряде генерала Кауфмана в Маргелане, снабдил нас ярлыком (грамотою) к бекам городов, входивших в район нашего маршрута.

Начало экспедиции было весьма удачно. Власти города Шарихана и жители приняли нас радушно, доставляли все требуемые сведения, предъявляли все податные записи и другие интересные для нас документы, показали нам весь город, словом, услугам не было конца. Увлеченные хорошим началом и интересом цели нашего путешествия, мы, не смотря на данное нам приказание не двигаться далее выше указанных городов, готовились было мысленно посетить и города Уш и Узгент. В этих последних я рассчитывал осмотреть памятники древностей, которые, по рассказам туземцев, заключаются в постройках медресэ и мечетей, сложенных из цветных израсцов. На мою просьбу, молодой коканский хан выслал нам в Ассаке два указа к властям городов Уша и Узгента, с повелением оказывать нам гостеприимство, но при этом хан советовал нам не увлекаться в глубь страны. По всей вероятности, мы не последовали бы его совету, не разыграйся на наших глазах андиджанское восстание.

Небольшой город Ассаке, как говорят, имеет отличный климат, которому он, может быть, и обязан был честью служить любимою летнею резиденциею Худояр-хана; сюда укрывался он на самые жаркие летние месяцы и все свободное время проводил на охоте в окрестных горах. Город не имеет внешней укрепленной стены. Из построек интересен разве только дворец: хотя он и построен в азиатском стиле с таковою же внутреннею отделкою, однако, имеет европейские окна с цветными стеклами. Во время нашего посещения, дворец был пуст, так как все вещи были заранее из него вывезены. В торговом отношении Ассаке не имеет значения.

Ознакомившись, на сколько позволили обстоятельства, с городом, [432] мы отправились далее к Андиджану, до которого считалось не более 20 верст. Со времени похода нашего против коканцев мы были первыми русскими, вступавшими в этот город, так как отряд наш, в виду покорных заявлений андиджанцев, присланных генералу фон Кауфману после занятия Кокана, не был послан к Андиджану, а направлен из Маргелана прямо в Наманган. Из Ассаке к Андиджану ведут три дороги вдоль подошвы гор и в близком друг от друга расстоянии. Долго колебаться в выборе какой либо из них нам не пришлось, так как вожаки наши, получив накануне известие, что шайки Пулат-бека бродят в окрестностях этих дорог, повели нас более безопасным путем, пролегавшим между обширными рисовыми полями и хуторами. Благополучно избегнув встречи с рыскавшими по соседству кара-киргизами, мы скоро достигли цели нашего путешествия.

Внешность Андиджана ничем не отличается от прочих туркестанских торговых центров: тот же крытый базар, те же узкие улицы, те же мазаные дома. В городе можно указать только на две выдающиеся постройки: здание существовавшего здесь механического оружейного завода, построенного каким-то инженером-авганцем, воспитывавшимся в Ост-Индии, и дворец Наср-Эддин-хана, когда он был беком андиджанским, построенный тем же авганцем в европейском стиле.

По прибытии в Андиджан, нам отвели помещение в доме серкера (сборщика податей). Как лично хозяин наш, так и вообще все городские власти выказали нам большое внимание и услужливость, чем мы и воспользовались для подробного осмотра, в течение двух дней, города, его базара и окрестностей. На третий день нашего пребывания в Андиджане, мы приступили было к собиранию тех сведений, которые, главнейшим образом, и составляли цель нашей поездки, как вдруг явились сказать нам, что в городе восстание. Факты, послужившие к возбуждению народного волнения, по моему искреннему убеждению, не [433] имели никакого отношения к нашему пребыванию в городе, а вызваны были, исключительно, неудачным выбором со стороны Наср-Эддин-хана новых беков в ханстве. Поставленные случайно в крайне трудное положение, последствия которого могли быть не совсем благоприятны для нас, мы воспользовались первыми минутами суматохи, когда возбужденный народ не знал еще, что ему предпринять, и под охраною беков, вновь назначенных ханом, успели благополучно выбраться из города. Не окончив, таким образом, програмы нашей поездки в восточную часть ханства, мы должны были возвратиться к нашему отряду, находившемуся уже в то время в г. Намангане, на правом берегу Сыр-дарьи.

III.

По географическому своему очертанию, територия бывшего Коканского ханства представляется продолговатою котловиной, открытой лишь с одной стороны: с севера, востока и юга ее охватывают хребты гор, принадлежащие к мощной системе Тянь-шаня, а к западу коканская котловина сливается посредством долины р. Сыра с русскими владениями Туркестана. Благодаря обилию воды, доставляемой как главною артериею страны, Сыр-дарьею, так и множеством горных речек, а также выгодному географическому положению, бывшее ханство, сравнительно с другими соседними оазисами, пользуется самыми лучшими условиями для широкого развития культуры. В моих путешествиях по Средней Азии я видел много богато одаренных природою уголков, но все они не могут поспорить в изобилии с теми естественными богатствами, которыми Провидение так щедро наделило знаменитую долину Ферганы. Эти-то чарующие свойства ее закрепили за нею издавна во всей Средней Азии известность какой-то обетованной земли.

Защищенная от северных ветров высочайшими горами, Ферганская долина обладает превосходным климатом, постепенно переходящим от жаркого, вдоль берегов р. Сыра, к более суровому на тянь-шаньских предгорьях. Производительность почвы, эксплуатируемой помощью обильного орошения, изумительна: здесь произрастают: пшеница, рис, просо, сорго и другие хлеба, дающие баснословные урожаи; разнообразные плоды, отличающиеся самым нежным вкусом; тутовое дерево, шелковичные черви с которого дают превосходного качества шелк; хлопок, табак и мн. др. Горы, окаймляющие коканскую котловину, совершенно еще не исследованы, но, сколько известно из сведений прежде бывавших в ханстве наших соотечественников, а также по моим расспросам, они должны содержать в себе [434] немало минеральных богатств, как то: соль, каменный уголь, нефть, свинцовые и бирюзовые руды.

Горные речки: Тар, Куршаб, Кара-Кульджа и Яссы, выходящие из Тянь-шаньского хребта на востоке бывшего ханства, образуют вторую по величине реку Средней Азии, Сыр-дарью, все течение которой находится теперь в пределах русского Туркестана. Верхнее течение реки носит, у обитающих по соседству туземцев, название Кара-дарьи; по слиянии же ее с р. Нарыном, прорывающимся через Тянь-шань, с севера-востока, в долину Ферганы, она принимает уже общее название Сыр-дарьи, которое и сохраняет до впадения в Аральское море.

Кроме этих двух главных рек в бывшем ханстве, составляющих жизненную силу страны, в ней имеется множество горных рек, сбегающих с гор, но большею частью не доходящих до р. Сыра, так как вода их разводится по окрестным полям.

Из Кара-дарьи проведены три больших канала: Андиджанский, Шариханский и Мусульман-кул. Кем проведен первый из них, жители не запомнят, второй же прорыт во время Омар-хана, в двадцатых годах нынешнего столетия, а последний носит имя отца главы прошлогоднего восстания в ханстве, Абдурахмана-автобачи, Мусульман-кула, по приказанию которого проведена была эта водная артерия. Население ханства, пользуясь для своего сельского хозяйства преимущественно водою из горных речек, групируется ближе к предгорьям, чем к р. Сыру, водою которого орошают свои пашни и сады только жители верховья реки. Вдоль среднего же течения Сыр-дарьи, берега которого имеют степной, песчаный характер, лишь кое где встречаются небольшие хуторки, пользующиеся доходящими до них остатками воды от горных речек, уже израсходованных на орошение больших городов. Селения, лежащие на арыках (каналах), питаемых указанной водой, называются кышлаками зыхаб.

Путешественнику по Средней Азии, побывавшему даже в Бухарском и Хивинском ханствах, Ферганская долина является каким то волшебным по богатству природы оазисом, в котором города, села и хутора, сплетаясь между собою садами и возделанными полями, образуют бесконечно извивающиеся полосы свежей зелени. Местами, среди этой ласкающей глаз картины, изредка выглядывает небольшим пятном голая степь или подымается конусообразная сопка, или небольшая горная гряда. Вся жизнь и богатство страны сосредоточены, главным образом, на южной стороне р. Сыр-дарьи; здесь кипит неустанная деятельность, повсюду бросается в глаза широкая культура, следы [435] трудов рук человеческих. Странствование по этой части Ферганской долины может сравниться лишь с приятною прогулкою, в знойный день, по обширному парку, в котором села и хутора сменяются один за другим, не утомляя глаз однообразием ландшафтов. Причина большого развития сельского хозяйства и групировки оседлого населения в южной части долины объясняется весьма благоприятным ее положением, у подошвы гор и их предгорий, и обилием проточной воды. Наоборот, к северу от Сыр-дарьи, земледелие заметно слабее, потому что, по своим естественным свойствам, эта часть долины занята, преимущественно, кочевым населением, находящим там для своих стад богатые луговые пространства. Для искусственного же возделывания почвы правый берег Сыра не представляет достаточно выгодных условий, как по высокому своему местоположению, так и по множеству безводных степных пространств. Здесь количество степных площадей преобладает над возделанными участками; зелень видна лишь по ущельям, вдоль горных речек и рек Сыра и Нарына.

Таким образом, кочевая и оседлая жизнь в ханстве самою природою разделена естественною границею — Сыр-дарьею. Главная масса кочевого населения преобладает к северу от этого рубежа, где она заняла своими зимовками подошву гор, откуда, с наступлением жаркого времени, переходит в более высокие горные местности. В восточной части Ферганской долины также встречаются кочевники, но их сравнительно меньше, чем по правому берегу Сыра. В местах преобладания кочевников незначительное по числу оседлое население, сплотясь в небольшие города, села и хутора, разместилось в ущельях, по долинам горных речек и вдоль проведенных из них каналов. Между оседлыми пунктами кое-где встречаются и аулы полукочевников, лишенных возможности вести кочевую жизнь: у среднеазиатского кочевника главным двигателем его образа жизни служит скот; бедность скотом и обращает его в оседлого жителя.

Естественные произведения, возделываемые в долине Ферганы, подразделяются на полевые, огородные и садовые. По этим категориям и происходит раскладка податей. К первой трупе относятся: хлеб, кукуруза, хлопок, рис, ячмень, джугара (сорго) и просо; ко второй — марковь, арбузы, дыни, тыквы, редька, лук, красный перец, марена и другие красильные растения, горох, бобы, табак, чеснок; к последней — виноград разных сортов, персики, абрикосы, груши, сливы, яблоки, орехи, вишня, черешня, фиги, гранаты и т. д. В сельскохозяйственной промышленности главное место принадлежит шелку, [436] хлопку и хлебу; в особенности первый, считающийся одним из лучших в Средней Азии, составляет видную вывозную статью торговли.

Нынешнее население страны, по имеющимся историческим данным, население сравнительно новое, не столь давно в ней утвердившееся. Первобытными же обитателями Фергана, не смотря на их незначительную числительность, должны быть признаны таджики. Потомки этих аборигенов постепенно утрачивают отличительные свойства своего происхождения; уже и теперь большая редкость встретить чисто арийский тип таджика, а вероятно, не в далеком будущем исчезнут и последние остатки этой красивой расы в Средней Азии, поглощаемой тюркскою народностью.

Преобладающий состав населения в бывшем Коканском ханстве образовался из осколков различных тюркских племен, передвинувшихся в Ферганскую долину из лежащих к северу и западу от нее частей Туркестана. Господствующее в ней племя узбекское, между родами которого можно встретить представителей почти всех родов, обитающих в занятых нами ранее областях Средней Азии. Что и сами оседлые коканцы не придают значения принадлежности их той или другой народности, подтверждается тем, что весьма часто, на заданный жителям любого селения вопрос: какого племени? они отвечают “курама”; т. е. смешанное. Узбеки и таджики составляют ядро оседлого населения страны и вместе с тем промышленный ее элемент; они сосредоточиваются в городах и селениях, преимущественно западной и южной частей долины. Таджики редко образуют отдельные поселения, а больше живут вместе с узбеками. Представители кочевого населения суть киргизы., между которыми, как более развитое, хотя и не столь многочисленное племя, выдаются кипчаки, ведущие, впрочем, полукочевую жизнь, вследствие чего и аулы свои они располагают поближе к городам и селам. Внутренний быт, образ жизни, верования, одним словом, этнографическая сторона жителей бывшего Коканского ханства ни в чем не отличается от обычаев их соплеменников в русском Туркестане.

Кроме этих народностей, в городах Ферганской долины встречаются также в небольшом числе евреи, цыгане, индусы и авганцы. Представители двух последних народов не принадлежат к составу, постоянного населения, а являются лишь временно, чтобы нажить деньгу, занимаясь торговлею и ростовщичеством.

Для определения общей числительности населения в Ферганской области недостает, конечно, положительных письменных данных, и задачу эту предстоит разрешить новой русской администрации. Но, [437] чтобы дать хотя примерное понятие о населенности занятой нами територии, я привожу здесь цифры, взятые из показаний коканских чиновников, находившихся при нашем отряде. Так, по их исчислениям оказывается, что население бывшего ханства состоит: оседлое — из 132,000 домов, а кочевое — из 60,000 кибиток, что дает в общем до 192,000 дымов или около 960,000 душ. Цифра эта не далеко отходит от того представления о числительности коканского населения, которое составилось на основании прежних расспросных показаний; но, без сомнения, она должна быть во многом неверна, как вследствие ограниченности сведений об этом предмете, которыми обладали коканские чиновники, так и потому, что числительность киргизов, переходящих то в Семиреченскую область, то в кашгарские владения, не может быть в точности выяснена. Одно можно сказать, не ошибаясь: что Ферганская долина — одна из самых густо населенных стран Средней Азии.

IV.

Коканское ханство, возникшее, как мы уже сказали выше, обломков великой Тамерлановой монархии, делилось, в административном отношении, на бекства или округа. Подразделение это и число бекств имело происхождение чисто случайное: округа или провинции возникали не в силу политических или государственных требований, а обусловливались семейными отношениями. Такой порядок существовал не в одном только Коканском ханстве: он присущ также большинству средне-азиятских государствах, где ханы или другие владетели почти все провинции раздают в управление родственникам или сыновьям своим; исключения незначительны. Эти, так сказать, удельные правители, с увеличением членов своей семьи, в свою очередь, поручают им управление известных местностей вверенных им государем владений.

При Худояре, ханство его состояло из 15-ти бекств или округов, а именно: 1) город Кокан с его селениями: 2) Маргеланское, 3) Шариханское, 4) Андиджанское, 5) Наманганское, 6) Сугское, 7) Махрамское, 8) Булак-башинское, 9) Арабанское, 10) Балыгчинское, 11) Чаартагское, 12) Наукатское, 13) Касанское, 14) Чустское и 15) Бабадарханское.

Кокан, как столица ханства, с приписанными к нему селениями, управлялся личными распоряжениями Худояр-хана. Следующие за ним семь бекств управлялись родственниками и сыновьями хана; остальные же семь образовались лишь недавно, будучи выделены из [438] предыдущих. Так, из Маргеланского бекства, отданного брату хана, Султан-Мурад-беку, было им выделено селение Арабан с несколькими близь лежащими к нему поселками в пользу его сына, который, впоследствии, управлял ими самостоятельно. Андиджанский округ вверен был старшему сыну Худояр-хана, Наср-Эддину, бывшему кратковременно, после свержения его отца, последним коканским ханом, а Наманганское — младшему сыну, Урман-беку. Управители провинций, беки, назывались серкердэ, звание, равносильное командующему войсками.

В помещаемой ниже таблице приведены более значительные по населению города названных бекств, с показанием лишь приблизительного числа домов в них, мечетей, школ и лавок.

Независимо от поименованных бекств, в ханстве находилось несколько больших селений, которые, не будучи подчинены бекам соответствующих округов, управлялись самостоятельно поставленными ханом сборщиками податей, серкерами, назначавшимися преимущественно из бывших ханских рабов.

Серкерде управляли вверенными им областями ханства почти полновластно, но не пользовались правом смертной казни. Отношения их к хану были приблизительно васальные. В отношении распоряжения сборами податей вся зависимость беков от столицы заключалась лишь в том, что, при посещении ханом вверенных им бекств, они обязаны были содержать на счет получавшихся ими доходов ханскую свиту и делать самому хану подарки.

Порядок административного управления в каждом бекстве был несложный. Полицейский надзор в городах находился в руках курбашей, нечто в роде исправников, и миршабов — полицейских. Подати собирались аминами, то же что в Бухарском ханстве аксакалы-старосты; перепиской заведывали мирзы, писцы, между которыми старший назывался мирза-баши. Судебная часть находилась в руках казиев, судей, назначавшихся беками, но по ханскому ярлыку; [439] несколько селений составляли один судебный участок, во главе которого стоял казы.

Подати в Коканском ханстве, в главных основаниях, имели весьма много общего с таковыми же существующими в других среднеазиатских владениях. Виды податей и сборов были следующие: 1) натуральная, херадж ⁵ или подать с полевых произведений; 2) денежная, танапная, с огородных растений и садов; В) зякет — торговый процент называвшийся, при взимании его с товаров, зякети-каляги, а со скота — зякети-мал; 4) базарный сбор за право торговли на рынках; 5) сбор за содержание весов; 6) за переправы через реки и, 7) пошлины с соли. Сверх того, существовал еще маклерский процентный сбор за совершение брачных актов, который в других ханствах, на основании шариата, принадлежит казиям.

При правительстве Худояр-хана все перечисленные выше виды податей в предметах взимания были развиты до мельчайших подробностей. Статей для налогов было очень много: собирали со всего, что только возможно было, и народ был буквально обираем. Так, в правление названного хана, с продавца и покупателя на базарах взималось несколько чек (1/3 копейки) за совершенную куплю чего бы то ни было; брали подать за хворость, камыш, колючку и т. п. предметы, которые бедный люд собирал с полей на продажу. В последнее время, когда уже нечего было более облагать, говорят, установлен был налог на право пользование водой, проведенной в каналы из горных речек. Оставался, кажется, один только воздух, за право дышать которым не бралось ничего. Это непомерное развитие налогов и было одною из главных причин неудовольствия против Худояр-хана.

Способы взимания податей были не повсеместно одинаковы: в одних пунктах сборщиками были поставлены люди от хана или беков, в других — весь сбор отдавался в аренду; последний способ употреблялся предпочтительнее. Денежного вознаграждения служащие не получали, но за то пользовались, определенною ханским ярлыком, частью из количества собранных ими податей. В отношении порядка поступления податей, они разделялись на хасаги и бийлык. Первыми обозначались доходы, доставлявшиеся прямо в Кокан, к хану, или же [440] шедшие, в виде аренды, его приближенным; бийлыком же назывались доходы, поступавшие в бековскую казну.

Ханская казна пополнялась доходами всех перечисленных выше наименований, но собиравшимися, исключительно, с Кокана и приписанных к нему селений. Из сборов же с остальных частей ханства в ханскую казну поступали: зякет с товаров и со скота; пошлины — с переправ через Сыр-дарью; пошлины с соли; сбор с имений “хасаги”; арендные деньги за лавки, сараи и амбары, построенные на средства хана в разных торговых городах ханства; маклерские проценты за совершение свадебных обрядов и, наконец, выморочные имущества. Правителям областей предоставлена, была в пользование хераджная и танапная подать с вверенных им округов.

Беки, безотчетно управлявшие своими округами, обязаны были, однако, на время войны собирать войска, считавшиеся по спискам на довольствии в их бекствах, и, согласно указанию хана, выводить их в поле. Начальство над войсками в каждой области вверялось особому вождю, называвшемуся батур-баши — “глава богатырей”. Расположенные по округам войска составляли ирегулярную силу хана; в столице же содержались особые регулярные войска и артилерия, из которой, при занятии нами Кокана, найдено несколько десятков пушек. Почти номинальные отношения беков к ханам, при подобном устройстве войск, всегда служили одним из сильных орудий в руках предводителей народных волнений. Повторение. этого факта мы видим и в последнем коканском восстании против Худояра: в городах Андиджане и Маргелане войска были в числе первых отказавшихся повиноваться законному хану.

Сообщив выше некоторые сведения об административном устройстве Коканского ханства, я считаю не лишним, в виде дополнения к ним, представить читателям собранные мною данные об иерархическом положении разных чинов в ханстве и размере их содержания, могущие служить историческим материалом для будущих исследователей государственного строя одного из важнейших некогда среднеазиатских владений. Данные эти помещены ниже, в приложении к настоящей статье.

С поименованных выше бекств, составлявших отдельные административные единицы, под управлением серкердэ, поступали ежегодно доходы разных наименований, по раскладке, означенной в нижеследующей таблице: [441]

Таким образом, общий доход Коканского ханства, по этой таблице, составлял ежегодно 707,550 батманов зерна. Коканский батман равняется четырем пудам русским, а средняя стоимость одного батмана зерновых произведений на базарах простирается от 1 р. 50 к. до 2 руб.; следовательно, при переводе натуральной подати на деньги, [442] получим 1.415,100 руб. Вся денежная подать, с переложением на деньги и танапного сбора, составляла 243,222 коканские тилли, что, в переводе на нашу монету (коканская тилля = 3 р. 60 к.), составит 875,599 руб. 20 коп. Общий доход как с натуральных, так и с денежных податей даст, следовательно, сумму в 2.290,699 р. 20 к. Если же к этим доходам с главных статей взимания причислить еще пошлины за соль, арендную плату за переправы через Сыр-дарью и поступления с имений “хасаги”, достигающих в общем до 250,000 рублей, то получим валовую цифру дохода с бывшего Коканского ханства, примерно, около двух с половиною милионов рублей ⁶. Считаю нужным объяснить здесь, что для определения валового дохода я принимал в соображение лишь те источники поступлений, которые освящены шариатом; правительство же Худояр-хана, по показанию его же чиновников, обирая свой народ всеми правдами и неправдами, получало втрое более против вычисленной выше суммы.

* * *

Коканский поход теперь окончен. Результатом его явилось присоединение к русским владениям в Азии небольшой по пространству, но плодородной страны, которая может отныне рассчитывать на спокойное развитие своих экономических сил. Вместе с тем, события, приведшие к такому исходу, вновь доказали значение русского имени в мусульманском мире Востока и несбыточность мечтаний тех, которые не хотят примириться с неотвратимым ходом истории.

Читателям, конечно, хорошо памятны последовательные факты нашего вмешательства в коканские дела. Если нужен был пример искренности нашего желания жить в мире с своими средне-азиятскими соседями, даже при таких обстоятельствах, которые вредно [444] отражались на наших владениях, то трудно было бы найти более убедительный, чем последние два года наших отношений к Кокану. Безрассудный образ правления Худояр-хана, на который мы уже имели случай указывать, поддерживал постоянные волнения в стране, распространявшиеся отчасти и на родственных коканским кочевниками наших киргизов. Туркестанская администрация должна была принимать бдительные меры для удержания подданного нам кочевого населения от участия в беспорядках Коканского ханства, оказывая, таким образом, деятельную помощь Худояру и неоднократно настаивая перед ним о радикальном изменении характера его управления, нарушающего как спокойствие в его собственных владениях, так и интересы соседних с ним русских областей. Но все это оказалось тщетным, и развязка не заставила себя ждать. Тем не менее, восстание в Кокане и свержение Худояра, сопровождавшееся даже враждебными действиями против русских официальных лиц, не побудили туркестанского генерал-губернатора изменить политике невмешательства, которой он держался в интересах мирного преуспеяния вверенного ему края. Он согласился признать нового провозглашенного в Кокане хана, на условиях сохранения существовавших до него добрых отношений к России и удовлетворения более чем скромных требований относительно вознаграждения пострадавших во время восстания русских подданных.

Таким образом, все возможное было сделано с нашей стороны для предотвращения необходимости активного вмешательства во внутренние дела соседнего ханства. Ио и теперь, в сотый раз, подтвердилась истина, что цивилизованное государство, поставленное в соприкосновение со страной, во главе которой находится невежественное правительство, уважающее в международных отношениях одну только силу; должно будет рано или поздно, и помимо воли, взять в свои руки управление ее судьбами. Вожди коканского восстания против хана, отуманенные успехом совершенного ими переворота и обольщенные соблазнительною для мусульманина идеею изгнания неверных из страны ислама, двинули свои шайки, руководимые лишь жаждою грабежа, в наши пределы и этим, наконец, заставили нас взяться за оружие. Вслед за разбитым неприятелем русские войска вступили в долину Ферганы и заняли ее с тем, чтобы уже навсегда остаться в ней.

Вникая во внутренний смысл событий, происходивших в Коканском ханстве в 1875-1876 г., на сколько я могу себе уяснить его, мне кажется, что весьма важную роль в них играло, со стороны коканцев, некоторого рода недоразумение. Изгнав Худояр-хана и [445] видя, что он нашел убежище у нас, что вслед за этим наши войска вступили в ханство и мы заключили мирный договор с Наср-Эддином, провозглашенным ханом лишь небольшою партиею, рассчитывавшею играть при нем первенствующую роль, большинство населения и, в особенности, кочевое, пришло к убеждению, что русские, во что бы ни стало, желают поддерживать на коканском престоле династию низверженного хана. Вовсе не сочувствуя этому мнимому намерению нашему, коканцы задались единственною целью — дождаться удаления русских из ханства, чтобы самим расправиться с новым ханом, а с ним уничтожить окончательно род Худояра, злодейства которого были еще свежи в памяти народной. Когда наш отряд перешел на правый берег Сыр-дарьи, вспыхнуло андиджанское восстание, которое, как я уже упомянул выше, имело вначале лишь характер протеста против ханской власти, а затем и Наср-Эддин-хан, атакованный своими подданными в столице, должен был бежать в наши пределы. Андиджанское восстание и набеги кипчаков на наш Намаганский район вызвали новое вмешательство с нашей стороны в дела ханства, а выжидательное пребывание Наср-Эддина в Ходженте продолжало поддерживать в коканцах убеждение в настойчивом намерении нашем снова водворить хана на престоле. Так продолжалось до тех пор, пока самый энергический из предводителей восстания, видя безуспешность борьбы против русских, не положил оружия, при чем сам откровенно высказал, что утомленный кровавыми неурядицами народ желает русской власти. В это же время часть населения западной половины ханства, подстрекаемая происками приверженцев молодого хана, продолжавших уверять в желании русского правительства восстановить его управление, призывает Наср-Эддина в Кокан; но и на этот раз хан оказывается бессильным. Тогда только, когда уже со всех сторон стали раздаваться заявления жителей о принятии их под покровительство Белого Царя, испрошено было Высочайшее повеление относительно их участи, а вскоре затем объявлено коканскому народу, что Государь Император соизволил принять его в подданство Российской империи.

Это, бесспорно, самый лучший исход, которого могло желать население Ферганской долины. В эту тяжелую для него эпоху нескончаемых внутренних распрей, совпавшую с борьбою против самого грозного из внешних врагов, коканский народ, надо надеяться, совершенно искренно сознал невозможность самостоятельного политического существования при тех разлагающих элементах его состава, взаимная и никем не сдерживаемая враждебность которых причинила ему [446] уже столько бедствий. Только мягкая, но вместе с тем и сильная рука русской власти в состоянии держать равновесие между оседлым и кочевым населением Ферганской долины, обеспечивая каждому спокойное пользование своими трудами.

Что же касается до выгод, которые Россия приобретает от увеличения ее владений новою Ферганскою областью, то я полагаю, что после вышеизложенного они достаточно осязательны, не говоря уже о политическом значении этого нового успеха нашего в Средней Азии. По отношению к названной области, я думаю, окажутся несостоятельными даже те возгласы, которые часто раздаются в нашей печати о непроизводительных затратах на наши средне-азиятские владения; так как доходы с вновь присоединенной територии, при несомненных задатках для ее процветания, в состоянии окупить расходы не только по ее административному устройству, но и по содержанию расположенных в ней войск, т. е. другими словами, могут дать еще излишек государству.

Ал. Кун.

Петербург, март 1876 г.

Иерархические степени чинов разных ведомств в бывшем Коканском ханстве, по важности занимаемых ими званий и должностей, могут быть нагляднее всего изображены тем порядком, в котором располагался служилый люд во время торжественных приемов и утренних представлений хану в большой зале его дворца. Против самого хана, садившегося, в особенно важных случаях, в нише, в почтительном отдалении становились, по старшинству, в раболепной позе, следующие чины: а) шейх-уль-ислам, казы-келян, ходжа-келян, накыб и муллы; б) аталыки и куш-беги; в) перваначи; г) датхи; д) бии; е) ишик-агаси, инаки и шигавулы; ж) тохсабы; з) мирахуры и к) караулбеги.

Почетные звания и чины в Коканском ханстве подразделялись на отделы, а именно: чины духовенства; чины военные; придворные и административные звания и должности. В приведенных ниже таблицах чинов по старшинству, для каждого отдела, указаны: положенное число лиц для каждого чина и звания; размер получаемого каждым содержания и какое сословие имело право на получение того или другого сана или чина.

Никто из поименованных в таблицах чинов, кроме особо указанных выше, не имел права присутствовать на торжественных приемах хана и входить в состав ханской свиты.

Кроме определенного размера содержания, многие из перечисленных чинов получали еще от хана подарки перед годовыми праздниками. Содержание всем чинам выплачивалось, по мере поступления сборов с имений “хасаги”.

1. При чтении этой статьи может с пользою служить “Карта Коканского ханства и проч.”, приложенная к № 2-му “Воен. Сборн.” 1876 года.

2. Музыкальный инструмент, большая труба.

3. Несколько бутылок этой воды взяты были одним из участников коканской экспедиции, для химического анализа; результаты исследования мне неизвестны.

4. Личность эта, игравшая видную роль в последних коканских событиях и, не смотря на изъявление покорности, продолжавшая выказывать явно враждебные к России стремления, выслана была еще в прошлом году из Кокана и, сколько известно, водворена на жительство в одной из северных губерний Империи.

5. Херадж бывает двоякого рода: ушри — подать, взимаемая в размере 1/5 части всех произведений, взрощенных на полях, орошаемых искусственно, и ляльми — 1/10 часть произведений с обработываемых земель, увлажаемых атмосферною водою.

6. С присоединением Ферганской долины к империи, эта цифра доходов должна будет, вероятно, уменьшиться, как вследствие применения к новой области общей для всего Туркестанского края податной системы, так и в виду неизбежности, на первое время, несколько облегчить разоренному населению отбывание установленных податей.

7. Батман = 4 русским пудам.

8. Тенга = 20 копейкам.

Текст воспроизведен по изданию: Некоторые сведения о Ферганской долине // Военный сборник, № 4. 1876

© текст - Кун А. А. 1876
© сетевая версия - Тhietmar. 2025
© OCR - Иванов А. 2025
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный сборник. 1876

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info