№ 399
Н. Н. Муравьеву, 29 сентября 1847
Н. Н. МУРАВЬЕВУ
[Осоргино]*, 29 сентября 1847
* Помета А. П. Ермолова: «Из деревни».
Первый раз, почтеннейший Николай Николаевич, предположил тебе одну весьма обидную мысль обо мне и в том желал обмануться. Ты думаешь, что я уеду за границу, не простившись с тобой. Этого не могло и не должно было случиться. Столько дружественно расположение твое ко мне и столько заставил ты уважать себя, что я устыдился бы самого себя, если бы мог это сделать.
Нет, почтенный Муравьев, едва ли из оставшихся в живых сочту я нескольких по чувствам ко мне тебе подобных. Людей одной со мной генерации мне близких я всех растерял, остались младшие, с которыми нет ничего общего; но с тобой есть служба прежняя, которую старики любят вспоминать, и мне отрадно думать, что ты видишь мою к тебе признательность.
Есть, к досаде моей, некоторое сходство в обстоятельствах, до нас относящихся, но хочу верить, что они, изменившись, ничего не переменят в отношениях между нами. Ты еще молод и у тебя многое впереди, а я более двадцати лет праздный дождался семидесяти и уже ни на что не гожусь. И одно желание, чтобы сохранить малое число оставшихся добрых приятелей, между которыми ты занимаешь место из первейших.
Я уволен на год за границу, и соизволение на то изъявлено благосклонным образом; не прекращено содержание мое, что было бы чувствительно для меня, ибо им вспомоществую я детям моим и еще часть сберегаю для них, умеряя мои потребности. Впрочем, оставленное мне содержание есть тот самый пенсион, который получал я, будучи в отставке, но я обязан быть благодарным, ибо никогда не признавал достаточными прав моих пользоваться столько значительным и теперь, в службе будучи столько же бесполезным, как и в отставке.
Воображаю огорчение Натальи Григорьевны, потерявшей старшую сестру 1, достойно занимавшую место матери. Я слышал, что и муж ее болен весьма сериозно 2. Это должно набрасывать некоторую мрачность на семейный твой счастливый быт, но чего не случается в жизни человека.
Скажи мое совершенное почтение достойной и любезной жене твоей.
Помню твоих маленьких и между ними одну звезду 3, которую и [Л]аватер 4 не лучше бы определил.
Итак, прощаясь с тобой на год, я прошу благорасположения твоего детям моим. Не откажи им при случае в наставлении, и если бы что-нибудь дошло до тебя невыгодного на счет их, побрани строго. Они знают, каким обязаны тебе уважением. Дай место у сердца твоего просьбе человека 70 лет и отца и будь [541] впоследствии покровителем их. Не всегда будут одинаково неблагоприятны обстоятельства!
Трудно вообразить тебе, сколько я жалею, что не удалось мне видеть тебя до отъезда моего. 15 октября я пускаюсь в путь, может быть и прежде. Паспорт давно уже у меня. Я не еду ни лечиться, ни к водам, но хочу стряхнуть с себя ржавчину, насиженную более 20 лет.
Прощай, люблю тебя от души и умею почитать тебя. Бог благословит прекрасное твое семейство!
Искренне преданный Ермолов.
После письма моего слышал я от проезжего интересную вещь, которую тебе сообщаю: на место Воронцова, если бы пожелал он удалиться или бы утомился, готовит себя Киселев, и это многим небезызвестно. Об этом, конечно, ты подумаешь.
Прощай.
РГВИА Ф. 169. Оп. 1. Д. 1. Л. 37 об.-38 об. Копия.
Комментарии
1. Кругликова Софья Григорьевна (1799-1847), урожденная графиня Чернышева.
2. Чернышев-Кругликов Иван Гаврилович (1787-1847) — тайный советник, шталмейстер императорского двора, в 1832 г. получил фамилию Чернышев и графский титул, с 1839 г. в отставке.
3. Речь идет об одной из четырех дочерей Н. Н. Муравьева.
4. Лафатер Иоанн Каспар (1741-1781) — швейцарский богослов, поэт и физиономист.