№ 195
А. А. Закревскому, 12 января 1824
А. А. ЗАКРЕВСКОМУ
В Дагестане, 12 января 1824*
* Пометы А. А. Закревского: «Получ[ено] 8 февраля 1824», «Отвеч[ено] 25 марта».
Почтенный и редкий друг, Арсений Андреевич!
Прошло время бесконечное, что я не писал к тебе, ибо иначе как с верным случаем я того не делаю, теперь же фельдъегери давно уже редки.
Я не отвечал тебе на письма от 10-го августа из Пирмонта; 6 и 31 октября из Москвы, которые пришли одно после другого немного спустя времени.
Итак, ты в новом своем месте 1! Я скажу только, что досадно могло тебе быть, что последовало назначение до возвращения твоего из чужих краев и что Государь чиновника близкого и давно при нем служащего мог бы определить о том предупредивши. Но ты из объяснения видел, что о том заботился человек сильный. С основательностию мог Государь предполагать, что с небольшим удовольствием служил бы ты подчиненным Дибича и лучшего, конечно, не было средства развести вас. Теперь скажу о месте: важное, почетное и прекрасное! Правительство само много выигрывает, определяя там начальника с твоими правилами и честностию, а я сверх того думаю, что должность столько обширна, что займет трудолюбие твое и деятельность. Предместник твой 2 немногое, думаю, сделал; а слишком много к стыду делала дражайшая его супруга 3. Великолепным и превозносящим до небес рескриптом сего не закроешь!
Совсем не мешает, что с важною должностию ты соединяешь звание отдельного корпуса командира. Я уверен, что брат Михайло не почел бы лишним иметь корпус и отдельный! Я скажу по-дружески, что напрасно хочешь ты ограничить малым временем свое в теперешнем месте служение.
Если можешь ты найти человека, который бы под руководством твоим завел некоторый порядок в хозяйственных твоих делах то не оставляй твоего места, послушай меня! На прежнем остаться тебе было уже невозможно, или [331] бы кончил ты совершеннейшею потерею твоего здоровья. Ничего нет приятного часто ездить на минеральные заграничные воды! Ты сам говоришь, что нельзя избрать места удовлетворительнее честолюбию служащего, следовательно, нет причины оставить. Я вижу одно неудовольствие-незнание языка, но это встретилось бы с большею частию генералов, ибо там знать надобно или земли язык или немецкий, а сего последнего мало мастеров. Удаление твое от прежней должности истолковало мне, что Петрахану не бывать в прежнем месте и назначение Дибича членом совета 4, кажется, не менее то доказывает! Власть немецкая, по-видимому, на прочном утвердилась основании!
Чудесный выбор сделан в Потапове 5, посмотрим, надолго ли!
Слатвинский 6 весьма хороший офицер, и я желаю ему всякого добра, но, кажется, забыт Монтрезор 7. Напрасно не взял он у меня в корпусе драгунского полка! Я был бы доволен, и он может быть не потерял.
Возвращаюсь опять к твоему новому месту. Ты намереваешься пробыть в оном до сентября будущего года и потом смотреть, что будет надобно делать. Обещаешь, однако же, спросить моего на то совета. Ожидаю! Чувствительнейшим образом тронул ты меня, почтеннейший друг, требуя моих советов и называя меня вторым отцом твоим. Доселе любил я тебя как брата и не понимаю, что еще прибавить мог к моей привязанности, но чувствую, что доверенностию твоею ты более сделал меня тебе преданным. Божусь тебе, что всегда сердцем откровенным скажу тебе мысль мою и, конечно, самому себе лучшего ничего не пожелаю. Люби ты меня по-прежнему, давнее наше знакомство не укрыло от тебя свойств моих, и, конечно, тебе не тем я кажусь, как обо мне думают многие!
Благодарю искренне за старание доставить Павлову 8 место. Я не дал ему подозрения, что знаю от тебя, как он писал о старике, отце моем. Признаюсь, что я не знаю, что мне делать. Сестра, имеющая нрав ангельский, и та пишет мне оскорбительные вещи. Говорит, что я, будучи в положении счастливом, не могу чувствовать горести их и бедности. Не знал я, что можно завидовать богатому моему состоянию. Неужели не известно ей что жалованье есть единственное мое достояние и что если не дает ей отец довольно, то и совсем ничего от него не получаю!
Не поверишь, до какой степени мучат меня дела моих ближних. Брат мой Каховский, человек отлично умный, также расстроенный в состоянии своем, вздумал женить сына своего 9, не более имеющего 22 лет, на девушке совершенно без всякого средства существования. И все думают что я должен вечно служить и что мне вечно благотворить будут.
Согласен ты с мнением моим, что Павлову не место жить в столице. А теперь в тебе потеряли они и последнюю помощь, ибо ни от кого другого получать оную непристойно!
Ты желаешь, почтенный друг, знать, справедливы ли доходящие до тебя слухи, что я намерен удалиться из Грузии. Вот чистосердечное помышление мое: в 1825 году хочу я поехать на минеральные воды, там возьму курс, сдав прежде формально команду старшему, и потом подам рапорт, что расстроенное здоровье требует лучшего пользования и успокоения. К тому времени, кажется, будет сорок лет службы по формуляру, разумеется, со включением унтер-офицерской в гвардии, и я попрошу отпуска с полным жалованьем, ибо иначе [332] мне нельзя существовать. Между тем, сделай дружбу, поручи Красоте, чтобы он приказал отыскать формуляр в артиллерии, где во время Екатерины II служил я капитаном, ибо после того не приказано было помещать в формулярах унтер-офицерской службы. Красота все отыщет, ибо ему в том не откажут 10!
Не думаю, чтобы хотели удержать меня против воли, особливо, когда будут охотники на мое место. Не поверю, чтобы то сделать было возможно!
Трудно мне будет прожить первый год, сделав привычку к жизни деятельной, но, конечно, второй после того и все последующие не будет помышления моего о службе. У меня два сына и не в глазах отца, но по мнению посторонних, молодцы преумные; третий в готовности! Они составят занятие мое, ибо намерен я воспитать их важно и сделать понадобнее себя. Возьми к себе одного, когда наслаждаться будешь жизнию покойною и свободною. К тому времени, может быть, даст тебе Бог сына и мой татарин иметь будет любезного товарища. Ты уведомляешь, что цесаревич спрашивал у тебя обо мне. Не то уже ко мне его расположение и, хотя не имею я нужды в его милости, весьма жаль, без вины потерять расположение человека, и желавшего и делавшего мне добро долгое время. Не упрекнет он мне неблагодарностию, как бы он ни поступал впредь со мною.
Дениса Давыдова мне не дали, и он писал ко мне, что, не имея более надежды получить места, где бы могла быть видна его деятельность, намеревается оставить службу. Жаль будет человека весьма способного!
Меня уверяли, будто заметили во время бытности Меншикова 11 на водах, что он желал бы получить место начальника на Кавказской линии. Он приятель моему Вельяминову, но, однако же, о том ничего не говорил! Тебе скажу по-дружески, что при всех его счастливых способностях он здесь способнее Дениса не будет!
Важно умножается Государственный совет, и думать надобно, что большой в людях недостаток, если и Сукин 12 сделался необходимым! Не знаю, чего нельзя достигнуть терпением и низкопоклонностию. Здесь пронесся слух, что Петрахану, московскому Голицыну, Толстому и Уварову 13 даны Андреевские ленты. Но потом слухи сии не подтвердились. Это право, жаль!
Мадатов наконец собирается ехать в отпуск, и я писал Вельяминову, чтобы он не задержал его. Письмо твое к нему отправил и сверх того писал, что ты желаешь, чтобы он приехал к тебе в Финляндию. Весьма недурно, если бы он женился и я уверен, что, по армянскому его счастию, он сыщет жену достойную. Но думаю я, что он намерения сего не имеет, ибо здесь влюблен смертельно в одну замужнюю женщину, грузинку. Не понимаю, что его привязывает. Она только что не дурна, но глупа до крайности, и кажется весь ум ее в том состоит, что она ему не поддается, и человек, рожденный в здешнем палящем климате, готов на все решиться от ярости. Не сказывай ему, что я писал о сем, ибо он готов рассердиться навеки! Насчет поведения и службы Мадатова должен отозваться справедливо, что я им доволен!
Из последнего письма твоего вижу с удовольствием, что милая хозяйка возвратилась из чужих краев и что путешествие поправило ее здоровье. Она так была любезна, что прислала мне портфель с своим портретом. Жаль, что не видал я его, ибо сберегая его, сюда ко мне не прислали Чувствительно одолжила воспоминанием о человеке, любящем ее как родную, а я, получивши [333] прекрасную твою табакерку с портретом, вместе с благодарностью готов был упрекнуть тебе, что по просьбе моей и твоему в бытность в Москве обещанию ты мне не прислал ее портрета. Потом она мне истолковала, что на то была твоя воля.
Я пишу к ней письмо у сего прилагаемое, но прошу сверх того поблагодарить ее особенно.
Хорошо делаешь, что старика 14 везешь с собою. Пусть в новом царстве твоем собирает новые сокровища. Ко мне пишет пространное письмо и так вывертывается, что можно почесть его воздержным и в издержках бережливым. Он хвастает, что не только не расстраивает он ни мало состояния, но что, напротив, он величайший хозяин и что им и порядок держался. Не поссорь нас между собою, ибо не мешает, что старик имеет ко мне доверенность.
По делам весьма примечаю я, что не с тобою, но с другими имею я дело. Лежат представления без разрешения, являются отказы, которые можно бы и даже было бы прилично не делать. Делаются шиканские 15 запросы, и надобно будет бросить немецкое царство. Словом, изобретаются все средства поселить к службе всякого рода охлаждение.
Прочти письма мои, у сего прилагаемые к старику графу и милой хозяйке. Последнюю утешаю я на счет Финляндии, доказывая, что тебе выгодно сохранить сие место для будущих видов, а что она может иметь там приятное общество, которое не дает место скуке. Старику закинул слово о бережливости.
Брат Михайло ничего не пишет и только вижу, что по его представлениям даются награды. Кажется, он собирает около себя собственных людей. Не он ли хлопотал о ленте одесскому Гурьеву 16?
Прощай, сохрани мне прежнюю твою бесценную дружбу и верь, что моя привязанность вечно постоянная!
Верный по смерть Ермолов.
Напиши, как принят будет Волконский по возвращении и что из него сделают, а немец не допустит до прежнего места.
Не слыхать ли чего о Каподистрии? Давно никакого нет известия! Калиостро приискал себе назначение, и не сомневаюсь, что даст себя заметить, имея счастливые чрезвычайно способности!
РГИА Ф. 660. Оп. 1. Д. 113. Л. 29-32.
Комментарии
1. А. А. Закревский 30 августа 1823 г. был назначен финляндским генерал-губернатором и командиром Отдельного Финляндского корпуса.
2. Ф. Ф. Штейнгель.
3. Штейнгель был женат на баронессе Наталии Николаевне Энгельгардт (1777-1829).
4. И. И. Дибич стал членом Государственного совета 30 августа 1823 г.
5. Потапов Алексей Николаевич (1772/1780-1847) — с 1813 г. — генерал-майор, в 1813-1814 гг.-дежурный генерал при великом князе Константине Павловиче, с 1814 г.-командир лейб-гвардии Конно-егерского полка, с августа 1823 г.-дежурный генерал Главного штаба (сменил на этой должности А. А Закревского), отличился при подавлении восстания 14 декабря 1825 г., с 1826 г.-генерал-лейтенант, с 1832 г. командовал 4-м резервным кавалерийским корпусом, в 1833-1845 гг.-3-м резервным кавалерийским корпусом, генерал от кавалерии (с 1834 г.), с 1845 г. – член Военного совета и член Государственного совета.
6. Слатвинский Петр Иванович (1783-1846) — с 1817 г. — полковник, с 1826 г. — генерал-майор, в 1823-1832 гг. — командир лейб-гвардии Конно-егерского полка, позднее начальник легкой гвардейской кавалерийской дивизии, с 1835 г. — генерал-лейтенант.
7. Вероятно, Монтрезор Карл Лукьянович (1786-1879) — участник наполеоновских войн, в 1812 г. — адъютант при М. И. Кутузове, в 1813 г. переведен в лейб-гвардии Уланский полк, участник русско-турецкой войны 1828-1829 гг., в ходе которой командовал Харьковским уланским полком, а затем кавалерией действующей армии; с 1828 г. — генерал-майор, участник подавления польского восстания 1830-1831 гг., с 1838 г. — командующий 2-й драгунской дивизией, с 1856 г. — генерал от кавалерии, член Военного совета.
8. А. А. Павлов.
9. Н. А. Каховского.
10. Действительно, в поздних формулярных списках Ермолова, например за 1849 г., записано, что 5 января 1787 г. он поступил каптенармусом в лейб-гвардии Преображенский полк, 28 сентября 1788 г. стал в этом же полку сержантом и только 1 января 1791 г. произведен в капитаны и определен в Нижегородский драгунский полк (РГАДА Ф. 1406. Оп. 1. Д. 157. Л. 14). Так что 40 лет службы Ермолов мог отметить только в 1827 г.
11. А. С. Меншиков.
12. Сукин Александр Яковлевич (1764-1837) — участник наполеоновских войн, с 1807 г. — генерал-лейтенант, с 1812 г. — член Совета Военного министерства и член Устроительного совета по ополчению, с 1814 г. — комендант Петербургской крепости, с 1816 г. — сенатор с оставлением комендантом; с 30 августа 1823 г. — член Государственного совета по Департаменту военных дел, с 12 декабря 1823 г. — генерал от инфантерии, с 1825 г. — генерал-адъютант, с 1827 г. — председатель Комитета о раненых, с 1832 г. — член Военного совета.
13. То есть П. М. Волконскому, Д. В. Голицыну (московский военный губернатор в 1820-1824 гг.) и Ф. П. Уварову. О каком из Толстых идет речь — неизвестно.
14. Графа Ф. А. Толстого.
15. Шиканский (от фр. chicane) — опасный внезапными нападениями противника.
16. Гурьев Александр Дмитриевич (1786-1865) — граф (с 1819 г.), дипломат, участник наполеоновских войн, с 1814 г. — генерал-майор, с 1814 г. — командир 3-й, а с 1815 г. — 2-й бригады 12-й пехотной дивизии, в 1815-1818 гг. находился во Франции, в 1822-1825 гг. — одесский градоначальник, с 1827 г. — генерал-лейтенант, с 1828 г. — сенатор, с 1839 г. — член Государственного совета, в 1848-1862 гг. — председатель Департамента государственной экономии Государственного совета.
В октябре 1823 г. А. Д. Гурьев награжден орденом Св. Анны 1-й степени, к которому полагалась лента.