№ 167
А. А. Закревскому, [не позднее 14] ноября 1822
А. А. ЗАКРЕВСКОМУ
Тифлис, [не позднее 14] ноября 1822*
* Пометы А. А. Закревского: «Получ[ено] 3 декабря 1822», «Отвеч[ено] 31 декабря».
Почтеннейший Арсений Андреевич.
Два письма твои получил я вдруг: одно из Францбруна и последнее из Вены. Благодаря Красоте, он хотя и не часто, но уведомлял меня о тебе, и я уже знал, что Теплицкие воды не сделали тебе пользы. Не знаю, почему кажется мне, но я уверен, что здешние воды тебя бы исцелили. Легко быть может, что по многотрудной должности твоей не скоро уже вырвешься из Петербурга, но не мешало бы испытать действие их и отсутствие от места не столько нужно продолжительное как за границу
Жаль, что здоровье хозяйки требует пребывания в чужих краях, но лучше раз излечиться порядочно, нежели временно получать облегчение. Нельзя пренебрегать болью в боку и еще довольно уже продолжающеюся. Не мало расстроит домашние дела твои ее путешествие, ибо она не весьма сильна в экономии, но делать нечего! Все, до тебя относящееся, любопытно мне знать, и потому скажи мне приятельски, что тебе стоит твоя поездка вообще? Уведомь, как по возвращении найдешь дела? Точно лучше нельзя было сделать, как поручить их доброму старику Петру Ивановичу. Леность его могла только не дать довольно быстрого хода бумагам, и могли дела залежаться нерешенными, но он сохранил порядок прежний течения их и не сделал никакой перемены которые по большей части производят более путаницы, нежели пользы. Твоя чудесная деятельность, постоянный и строгий надзор, привычка к тебе твоих отличных чиновников придаст всему прежний успех
Если и не совсем тебе приятно, но благоразумно сделано, что на время отсутствия Государя приказано тебе возвратиться в Петербург. Надобно, почтенный друг, людей толковых и деловых, особенно в отлучках столько частых. Не все непременно таланты могли достаться в удел Милорадовичу и Уварову. Сакен слишком стар, чтобы исправлять должность надзирателя над ними! Разве и тут поможет ему Дибич! Весьма хорошее дело, что согласился ты заехать к брату Михайле в Белую Церковь. Посмотришь, как живет среди польской родни своей в очарованном замке? А теща его 1, точно волшебница и его, конечно, обворожила. Слышу ото всех, что жена достойная и чрезвычайно любезная женщина. На меня, кажется, брат Михайла сердит, ибо по возвращении его в последний раз в Россию даже и не уведомил меня. Верно, кто-нибудь старался нас поссорить, хотя бы, впрочем, надлежало прежде объясниться. Я писал к нему чрез Красоту и думаю, что по крайней мере, из вежливости отвечать будет, а сего довольно, чтобы увидеть, продолжать ли или прекратить переписку
Неужели брат Михаил, человек в наисчастливейшем положении, может в чем-нибудь мне завидовать? Как во всем различно состояние наше! Он может иметь минутные неудачи, но несправедливо было бы не пользоваться его способностями и достоинствами, и он всегда будет человеком надобным. Его привязанность к службе известна, и она составляет главнейшую его наклонность. О себе скажу тебе откровенно: не могу я не чувствовать некоторых в [292] себе к службе способностей, деятельность моя имеет круг довольно обширный и может быть замечаема, но служба не только уже не есть, как прежде, господствующею моею страстью, но я начинаю совершенно к ней охлаждаться.
Человеку, трудящемуся для возбуждения деятельности или возобновления, так сказать, сил, надобны желания и цель. Нет у меня другого желания, как жизнь свободная и покойная! Я думаю, что не был бы я и здесь так долго, если бы не удерживали меня некоторые дела или не получившие еще надлежащего вида, или которым не успел я дать прочного основания, а мне не хочется, чтобы занятия, стоящие забот и усилий, могли уничтожены быть произволом моего наследника. Вот, как день ото дня проходит время мое, и я зажился в стране здешней. Повторяю тебе, почтеннейший друг, прежние слова мои: ужасно наскучила мне служба и мои упражнения и отдохновение мне необходимо!
Из сего ты видишь, что если бы и мог я быть соперником по службе брату Михайле, то я оставляю ему поле широкое и на нем ему не встречусь, а напротив, охотно признаюсь, что не имею равных ему способностей и состояние бедное не могло доставить мне равных способов воспитания.
Удивляюсь, что он не имеет некоторого терпения и сильно хочет получить место. Место Ланжерона 2 точно видное и полезное, особливо, когда мирное время не представляет лучших занятий, и я нахожу весьма благоразумным сие его желание, но неужели можно отказать ему в том, что не затруднились предоставить Ланжерону? Не позволительно столько мало справедливости в отношении к брату Михайле! Зачем, однако же, искать сего и чрез Кочубея. Вот непростительный шаг и менее всего ему приличествующий! Могущественный Дибич не соизволяет на предоставление корпуса. Время немцев, и Рот, конечно, надобен!
Весьма огорчает меня несчастная история Граббе. Как за ничтожного Васильчикова должен пострадать офицер достойнейший? Хорошо, что ты меня об нем обстоятельно уведомил, а я едва было на счет его неотозвался к князю Волконскому. Ему бы я не помог и на себя навлек неудовольствие. Хорошо, если бы мне его отдали, он нигде не был бы столько полезен.
Любопытно весьма что произведет конгресс 3? Великодушно намерение Государя сохранить в Европе мир и тишину, и желательно чтобы он успел в том. Но предание греков на истребление сохранит ли наше достоинство? Черное пятно сие не изгладится из истории нашей нынешнего царствования. Кто не видит, что мы теряем существенные наши выгоды? Какую боязнь внушает Англия, народ совсем нестрашный. Вся беда, что редок у нас будет сахар и кофе и щеголих юбки не будут английские. Дела Италии и Гишпании нам очень нужны, и конгрессу до них дело! Гишпанцы и знать не хотят о конгрессе, а колпака короля не выпустят 4! Не вздумают ли героя Веллингтона на них направить, но Англия имела в Гишпании соперником Наполеона ей опасного, а смирять гишпанцев для того, чтобы возвратить королю утеснительную прежнюю власть и отдать ее в руки глупого человека, она не найдет своих выгод, и народ свободный похищать свободу у другого не станет. Английскому купеческому народу надобны торговые выгоды, и Гишпания их не представляет!
Греки не выходят мне из головы, и признаюсь, что, если бы случилось дорваться до турок, я бы припомнил им их поступки порядочно. Вот была бы война чудесная, особенно в здешней стороне; разве бы употребили турки силы [293] чрезвычайные; иначе их валять можно в гроб, ибо даже самые персияне умеют не весьма уважать их!
О Денисе не ожидаю никакого благосклонного отзыва, хотя я в последних числах августа еще писал к Петрахану. Теперь, по новому образованию управления Кавказской области 5, мне еще более нужен начальник деятельный, и генерал-майор Сталь 2-й совершенно не годится. Не понимаю, почему насчет Дениса столь несправедливое предубеждение? Неужели вечно продолжается молодость человека без перемены? Сталю можно бы дать кавалерийскую или даже пехотную дивизию, и он будет очень годен.
Старик Петр Иванович губит меня, требуя, чтобы повесу сына его, который у Левенштерна 6, взял я к себе в адъютанты. Сам признается, что он ленив, всегда был туп в науках и что он ожидает только, что он будет офицер храбрый. Ты знаешь, что я всегда хвастал адъютантами и что точно много было у меня молодцов, но сей мне чести не сделает. Не понимаю, как от него отделаться? Не поможешь ли ты мне в сем случае? Старику можно представить, что, его уважая, не буду я к сыну взыскательным, что не употреблю над ним довольной строгости и он еще более своевольствовать станет. Старик обещал мне другого из сыновей, которого я беру чрезвычайно охотно, и прошу только прямо определить ко мне. Если почтешь за нужное, то признайся, что я откровенно к тебе пишу на сей счет. Старик благоразумнейший человек, конечно, на меня не рассердится, а я боюсь взять сына к себе, чтобы не вышло какой-нибудь неприятной истории. Ты знаешь причины, что мне менее, нежели кому другому, можно иметь у себя адъютантом шалостливого молодого человека. Не я буду виноват, но многие захотят вину отнести на мой счет.
Странно, что Константин Павлович ничего не говорил тебе обо мне. Видно уже и к тебе не та доверенность! Я слышал от драгунского Розена 7, который был на водах, что ко мне уже не благоволит. Вот совершенно не знаю причины!
Тебе уже верно известно, что я получил рескрипт на перенесение, по предложению моему, Кавказской линии. Я надеюсь, что скоро увидят сей перемены выгоды. Кабардинцам не нравится, что за ними учреждается ближайший присмотр 8. Многие уже бежали за Кубань, и многие бежать собираются. Им бы хотелось, чтобы мы по-прежнему снисходительны были к их изменам и разбоям. Видно давно надобно было таким образом за них приняться. Представить себе не можешь, какая прекраснейшая земля и какой здоровый климат! Военные люди и поселяне Кавказской линии будут мне благодарны!
Мадатов мой час от часу лучше, ловчее и искуснее в русском языке. Теперь он по особенным поручениям отправлен в ханства, где пребывание его нужно, и потому едва ли нынешнею зимою можно отпустить его в отпуск; но мне кажется, что ему, как состоящему по армии и не имеющему команды, можно дать увольнение и летом, что я и намерен сделать, только уведомь, позволительно ли сие по установленному порядку? Впрочем, если только не очень бранить будут, то по усердию Мадатова я на сие пущусь. Он очень хорошо служит и в сию минуту бьется об умножении в одной провинции казенного дохода
Как до сих пор Желтухин не генерал-адъютант? Я думаю, он кричит против неблагодарности и что не видят заслуг его. Я помню, что он готовился на твое место. Однако же появился Криднер, и, конечно, Желтухин имеет в нем опасного соперника. Каково то идет его набожность, и ездит ли он поститься [294] в Финляндию? Что, если бы Криднер пошел по сей дороге и по душеспасительным назиданиям знаменитой госпожи сего имени, он бы еще был опаснее. Не догадался!.. Говорит ли Желтухин о суетности мира и что он ничего на земле не желает?
Пишешь, что в Австрии не любят Каподистрии. Вероятно! Но зато, без сомнения, любят Нессельроде. Теперь Меттерниху праздник! Мне кажется, что немного опасен ему и великий Татищев. Думать надобно, что не богаты вы людьми, когда сей господин вышел в великие герои. Посмотрим, каково пойдут дела наши на конгрессе? Весьма часто повторяют цари сии дипломатические прогулки, которые, конечно, не дешево стоят. И едва ли за то благодарить можно.
Старшего Вельяминова, как говоришь ты, помышляли определить на место Петра Ивановича. Я поистине скажу что он для сей должности человек единственный, ибо честности примерной, деятельности и точности удивительной. Он жестокий гонитель воровства и смотрел бы за тем самым бдительным образом. Я уверен, что вскоре заметили бы порядок в делах его и бережливость. Если когда коснется до него разговор, скажи мое мнение, а для пользы службы и то думаю, что в звании военного министра не мешало бы допустить его влияние и на генерал-интендантов обеих армий, ибо он не просмотрит и там за выгодами казны. Впрочем, не всегда быть ему здесь и со временем надобно помышлять дать ему корпус. Нельзя, думаю, отказать ему, когда командовал Гельфрейх 9, командуют князь Шаховской 10, Рот и даже Волков 11. Но я бы предпочел место министра! Кого-то назначите вы на место Коновницына 12? А когда-нибудь нужно приняться, чтобы в корпусах не одному обучались ружью и фронту. От сего десятый не выходит офицером полезным. Неужели не примечается сей недостаток? Перемена, которую делаю я в Кавказской линии, Государем утверждена и уже в половину приведена в исполнение. Скоро приметите вы, как умеренна будет потеря в войсках, в новых сих местах расположенных, и как удобна будет земли оборона. Я уже успел построить несколько укреплений и временные на зиму жилища. Как доволен я войсками, и ты, друг любезнейший, не поверишь, какие труды они переносили в самое ненастное время и жестокие жары. Менее двух месяцев были они в движении и сделали 1400 верст всегда с веселою рожею и песнями! Мне можно сказать тебе, как другу, и ты не почтешь наглым хвастовством, что войска ко мне привязаны и негодуют на то только, что я переношу труды наравне с ними. Не раз говорили: «Зачем ходит сам, прикажи нам, мы все сделаем!»
Благодарю, почтеннейший Арсений Андреевич, за великодушное намерение иметь попечение о моем Павлове. Не знаю, какого добивается он места, но я также приметил, что он умеренным пользоваться не умеет. Как мучит меня сих несчастных положение, но не изыскиваю средств наклонить отца к прощению, и никто не состоянии уговорить его. Так, кажется, продолжится до смерти. Желал бы я лучше, чтобы Павлов получил место в губернии и не жил бы в столице. Ты лучше успеешь его вразумить, а по звании его можно дать место порядочное. Если же безрассудно захочет он быть вице-губернатором, то сие непристойно и тебе не приличествует помогать ему.
Ты утешаешь меня известием, что твой старик поступает с тобою хорошо и благородно. Весьма полезно, что вы с собою его провозили, и там не [295] доставало ему времени на любовные дела. Я в удовольствие тебе буду ему охотно писать, пусть что-нибудь мне напишет. Заведу и с милою хозяйкою великую корреспонденцию, и по возвращении твоем ты уже нашел письмо мое к ней. Я признаюсь тебе, что пишу редко не от лени, но мне французский язык не так знаком и потому не без труда обходится. Хорошо, если бы пустились мы на русском.
Ты удивишься почтенный Арсений Андреевич, что едва успел появиться, как уже нападаю я на тебя с просьбою. Это о двоюродном брате моем прапорщике Ермолове 13. Я на особенной бумаге прилагаю у сего, чтобы ты мог показать князю Волконскому. Увидишь обстоятельства просьбы и, конечно, по возможности, не откажешь помочь ему.
Прощай. Желаю, чтобы здоровье твое не расстроило то множество дел, которыми обременен ты беспрерывно, и вспомни, что не раз я говаривал, сколько нужно иначе расположить твои занятия. Душевно почитающий и верный А. Ермолов.
С сею почтою получил от тебя бумагу о твоем возвращении. От брата Михаила, что с тобою виделся и будто много обо мне говорил. Раевский уведомляет, что ты проехал. Брат Каховский пишет, что просил тебя об определении дежурным штаб-офицером сына его 14, служащего адъютантом у графа Сакена главнокомандующего. Если это возможно, то я прошу тебя покорнейше, но с тем, чтобы не перевели его из гвардии, ибо тогда потерял бы он выгодную карьеру. Впрочем, примеры сии не редки и таким образом был у меня полковник Наумов принадлежавший гвардии.
Заметь, как я рад возобновленной переписке. Как бисером нанизываю каждую страницу, и все еще конца нет!
РГИА Ф. 660. Оп. 1. Д. 112. Л. 138-145.
Комментарии
1. Браницкая (урожденная Энгельгардт) Александра Васильевна (1754-1838)-племянница и любовница Г. А. Потемкина, известная как Санечка, супруга коронного гетмана Польши Ксаверия Браницкого (1731-1819).
2. До мая 1822 г. А Ф. Ланжерон был новороссийским и бессарабским генерал-губернатором.
3. Веронский конгресс 1822 г.-последний конгресс Священного союза, происходивший в Вероне в октябре-декабре 1822 г. На конгрессе присутствовали Александр I, австрийский император Франц I, прусский король Фридрих Вильгельм III, итальянские государи. Обсуждались итальянские дела, греческое восстание, русско-турецкий конфликт, торговля неграми, судьба испанских колоний в Южной Америке. Однако основной проблемой стала подготовка по инициативе французского короля интервенции для подавления революции в Испании. Страны – участницы конгресса поддержали предложение о введении в Испанию французских войск.
4. Король Фердинанд VII под давлением военных в 1820 г. восстановил конституцию 1812 г. Он оказался фактически в заложниках у революционного правительства. Не зря Англия отказалась подписывать протокол Веронского конгресса от 19 ноября 1822 г. о введении французских войск в Испанию именно под предлогом, что он может создать угрозу жизни короля. В итоге, однако, 7 апреля 1823 г. французская армия под командованием герцога Ангулемского вторглась в Испанию и революция была подавлена.
5. 24 июля 1822 г. был подписан указ «О переименовании Кавказской губернии областью и о назначении уездного города Ставрополя областным городом» Указ предусматривал разделение области на четыре уезда. Начальником области становился командир Кавказской линии, и до издания особого учреждения он имел право управлять областью по Общему губернскому учреждению 1775 г. (ПСЗ-1. № 29138 от 24.07.1822. Т. XXXVIII. СПб., 1830. С. 568).
6. Левенштерн Карл Федорович (1770/1771-1840)- барон, участник наполеоновских войн, с 1816 г.-начальник артиллерии 2-й армии, с 1818 г.-генерал-лейтенант, с 1829 г.-генерал от артиллерии, с 1832 г.-член Военного совета.
7. Розен Александр Владимирович (1779-1832)-барон, с 1812 г.-генерал-майор, с 1810 г.-шеф Кирасирского его величества полка, в 1816-1819 гг.-командир 1-й бригады 3-й драгунской дивизии, с 1819 г.- командир 3-й драгунской дивизии, с 1822 г.-в отставке
8. В июле 1822 г. по результатам похода в Кабарду Ермолов предложил перенести Кавказскую линию к подножию гор от Владикавказа до Верхней Кубани. Таким образом, с одной стороны, протяженность линии сокращалась, а российские гарнизоны оказывались в более благоприятных климатических условиях. С другой стороны, земли кабардинцев оказывались за линией, отрезанными линией от гор, что обеспечивало больший за ними контроль. Более того, Ермолов планировал пространство между Малкой и Кубанью вообще очистить от кабардинцев, разместив там казаков или русских переселенцев. Строительство новых укреплений начато было в том же 1822 г. Одновременно русские стали прорубать дорогу через лес до р. Белой, а кабардинцам запретили селиться на правом берегу Кубани (Дубровин Н. Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. Т. VI. СПб., 1888. С. 483-484).
9. Гельфрейх Богдан Борисович (1776-1843)-участник наполеоновских войн, генерал-лейтенант (с 1814 г.), с 1814 г.-начальник 14-й (с 1820 г.-3-й) пехотной дивизии, с февраля 1822 г.-начальник 1-й пехотной дивизии, во время болезни А. Л. Воинова временно командовал 1-м пехотным корпусом, с 1823 г.-в отставке.
10. Возможно, Шаховской Иван Леонтьевич (1777-1860) -князь, с 1813 г.-генерал-лейтенант, с 1817 г.-начальник 2-й гренадерской дивизии, в 1823-1832 гг.-командир Гренадерского корпуса.
11. Волков Александр Александрович (1779-1833)-в 1806-1812 гг.-московский полицмейстер, с 1816 г.-генерал-майор, в 1816-1821 гг.-московский комендант, в 1826-1829 гг.-начальник 2-го (Московского) округа корпуса жандармов, с 1828 г.-генерал-лейтенант.
12. П. П. Коновницын умер в августе 1822 г., с 1819 г. он был главным директором военно-учебных заведений, а также членом Совета о военных училищах и состоящего при нем комитета.
13. С. Н. Ермолов.
14. Очевидно, речь идет о Н. А. Каховском, сыне А. М. Каховского.