№ 108
А. А. Закревскому, 7 июля 1820
А. А. ЗАКРЕВСКОМУ
Тифлис, 7 июля 1820
Любезный и почтеннейший Арсений Андреевич!
Знаю, что последние донесения мои найдут Государя в путешествии, следовательно, ты их скоро не увидишь, а потому посылаю копию с моего рапорта [228] Государю и князю П[етру] Михайловичу. Мадатов приобрел успехи, каковых не было еще здесь, против горцев. И сей раз конечно бы рассудили они за благо уйти, если бы он не отрезал у них дороги, что и сделало потерю их чрезвычайною.
Тебе, как другу, хочу признаться, что покорение всего Дагестана меня весьма потешило. Народы сии имеют знаменитость и никакой не признавали над собою власти. Здесь такой вселяли они ужас, что никто верить не хотел, что их усмирить возможно.
Ты помнишь, что в конце самом прошедшего года взята Акуша, теперь 15 июня сделано дополнение ханством Казыкумыкским 1.
Знаю я, что Государь, по милости своей, наградит офицеров, ибо предполагается, что не прошу я за недостойных, но могу ли не заметить что к самым происшествиям ни малейшего не имеется внимания, и конечно, это не много делает приятности. Жалел бы я, если бы приметили то мои подчиненные. За что огорчать людей, исполненных величайшего рвения?
Сколько дел бывало в Молдавии не лучших, и о них известно; не скрылось ни одно дело партизан, хотя многие далеко не стоили здешних. Не стыдимся ли мы признаться, что Дагестан нам не повиновался? Стыд весьма напрасный, ибо земли непокоренные не повинуются: их надобно взять прежде!
Не могу, любезный Арсений Андреевич, отнять у себя удовольствие объясниться с душевным уважением насчет беспримерной твоей замкнутости. Ты принимаешь с чувствительностью то, что об одном из писем своих сказал я тебе, как другу, не намереваясь упрекнуть тебя, но из одной предосторожности. Ты в своем письме несколько раз возвращаться к сему происшествию, и всякий раз вижу я внимание ко мне благороднейшего друга Я, забывши между множеством бумаг препроводить копию с письма моего Государю, совсем невинным образом заставил подозревать тебя, что не хотел того сделать. Хорошо, что ты объяснился, ибо я уверен был, что послал, и мне не пришло бы в голову о том подумать. Теперь оную препровождаю, ты увидишь сущую истину!
Государь сделал большую милость, дав мне Фонвизина, но я уже колеблюсь употребить его в Имеретии, ибо полковник Горчаков ведет себя там с особенною ловкостью и, сверх ожидания моего, показал способность и в делах, касающихся до самого управления. Полковой командир он редкий: как переменился полк в его командование! И внутренность в таком порядке, что сдаст он его в 24 часа. Я не думаю, что у вас много весьма было таких полковников, но я по окончании дел в Гурии намерен просить о его производстве, ибо он и в чине давно уже и производство скоро и по линии ему принадлежать будет.
В Имеретин, благодаря Богу, рассеяны все шайки мятежников и несколько дней тому назад разбита последняя партия одного князя, главнейшего из мошенников. Многие из бунтовщиков схвачены, и такова была бы участь большей части из них, если бы паша ахалцихский не принимал их к себе, вопреки трактату или, по крайней мере, вопреки правил благородного человека. Но тебе известно, что из турецкой сволочи не много бывает людей порядочных. Пашу ругаю я как каналью и, право, думаю, что иногда принимает он за похвалу. Войска скоро пойдут в Гурию, где гораздо более обнаруживается злодеев, нежели в Имеретии. Жаль, что уйдет убийца Пузыревского! Здесь нельзя [229] ожидать, чтобы дерзость или отчаяние завлекли кого-нибудь, и он попался. Злодей, зная гнусное преступление, о бегстве, прежде всего помышлять станет. Надобно мне будет, почтеннейший Арсений Андреевич попросить о вдове Пузыревского, ибо он был без состояния и сдача полка стоит последнего, потому что здешними малыми средствами не мог он в короткое время внутренность оного привести в желаемый порядок, хотя, впрочем, не тот уже полк, что был при г[енерал]-м[айоре] Печерском, который совершеннейший колпак.
Не знаю, как сие письмо дойдет к тебе, и потому пишу коротко.
Сделай одолжение, перешли к графу Воронцову чепрак, который давно уже лежит у меня, присланный из Персии от Мазаровича, я полагал ею давно отправленным, и причиною сей неаккуратности корпусный адъютант.
Принеси мое почтение Аграфене Федоровне, которое принадлежит ей в совершенстве по всем отзывам о ней моих знакомых.
Не замедлю прислать другого фельдъегеря и буду обо всем писать обстоятельно.
Поспеши доставлением литографии.
Верный по смерть
А. Ермолов.
Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Вып. 45. Махачкала, 1926. С. 27-29.
Комментарии
1. 19 января 1820 г. Ермолов в прокламации объявил об измене Сурхай-Хана Казыкумухского, однако тот укрепился в Казыкумухе. Для его изгнания в начале июня 1820 г. в Курахе был собран отряд под командованием Мадатова. В сражении 13 июня Сурхай-Хан был разбит и спустя некоторое время удалился в Персию (Казыкумухские и кюринские ханы // Сборник сведений о кавказских горцах. Вып. 2. Тифлис, 1869).