№ 103
А. А. Закревскому, 13 апреля 1820
А. А. ЗАКРЕВСКОМУ
Тифлис, 13 апреля 1820
Любезный и почтеннейший Арсений Андреевич!
Итак вместо удовольствия пожить с тобою и в доме у тебя я очутился в Тифлисе, куда приехал я не за увеселениями. В самое худое время проезжал я несносные горы, и счастие провело меня почти без всяких трудов. Здесь, Бога благодаря, все спокойно и доселе тиха Имеретия, в которой ожидал я замешательств, которые если и случатся впоследствии, не думаю, чтобы были весьма важными. Сими обстоятельствами обязаны мы будем непреодолимой страсти духовного здешнего начальства к крутым переменам и преобразованиям. Мне сюда дали, конечно, из умнейших монахов в России, митрополита Феофилакта, но нет сумнения, что я более монах по свойствам, нежели он. Душа его, кажется, прекрасно подобрана к цвету монашеской одежды! Я подобного ябедника и шпиона не видывал, и он с такими людьми входит в связи, [217] что казаться может, что составляет шайку разбойников. В здешнем необразованном краю не мешал бы в лице начальника духовенства человек с лучшими правилами. С духовною ябедою, поддержанною князем Голицыным, меня ненавидящим, у нас добра не выйдет, и больно понести неудовольствия за духовную каналью!
Возвратясь после десятимесячного из Грузии отсутствия, нашел я войска приметно улучшивающимися и г[оспода] полковники принялись за полезное в полках щегольство. И. А. Вельяминов заботливый весьма человек и все держит в должном порядке.
Полки, из России сюда прибывшие, нас не удивили. Некоторые из них лучше выучены тому, без чего мы здесь обойтись можем и чего не надеюсь я достигнуть и не буду добиваться, ибо если к трудной службе и беспрерывным работам солдат начать учить их по два раза в сутки, то мне надобно будет сделаться лазаретным надзирателем.
Надобно тебе, почтеннейший Арсений Андреевич, знать, что полки прибыли сюда весьма в малом количестве людей и от того весьма много недостает здесь до комплекта. Ты услышишь вопль и стенание насчет людей, данных мною на составление кадров, то я предупреждаю тебя, что я дал самых сквернейших, которые здесь непременно бы перемерли, а там может быть спасутся наполовину. Они все вообще прибывшие в 1818 году из 1-й армии и не могущие привыкнуть к здешнему климату, потому что от неспособности разрушены их силы. Если войдут к вам с официальною о кадрах бумагою, то и не требуйте от меня объяснения, ибо я то же самое скажу, что я именно дал приказание таких людей отправить, которые год назад почитались годными служить в Грузии. Я, в сем случае, не устрашусь и знатности барона Дибича, который отозвался, что неспособных в Грузию отправлено не было.
Я недавно послал к тебе просьбу генерала Пестеля об увольнении его в отпуск. Не должен скрыть от тебя, что он обещал мне продолжить удовольствие разлуки. Бога ради не затруднитесь отпустить!
Теперь препровождаю просьбу в отставку Курнатовского. Ему, как старому солдату и служившему честно, надобно дать пенсию, и по законам она следует. Похлопочи о сем и о том, чтобы отставили его по просьбе, прежде генваря поданной. Он так стар и слаб, что в Имеретии, по теперешним обстоятельствам, никак не годится. Впрочем, по прежней службе достоин внимания. Известный тебе полковник Пузыревский заменяет его во всех отношениях, с тою разницею, что несравненно деятельнее и в Имеретии боятся его, как огня, что по мятежным и изменническим свойствам дворянства той земли необходимо. В представлении моем я прошу не назначать командира в 3-ю бригаду 19-й пехотной дивизии, ибо тогда вместе с начальством над бригадою надобно взять от Пузыревского и управление Имеретиею, а в сей должности никто его не заменит
Он умен, молодец и умеет заставить уважать правительство наше. Имей на сие внимание и не допусти никого в бригадные командиры. Сей отличной офицер весьма нужен будет вам впоследствии.
Теперь должен сказать тебе о некоторых из командиров, прибывших из России с полками. [218]
Начну с благодарности за произведенного в генерал-майоры Ляховича. Он достойный старый офицер и, как человек, свойств благороднейших. Я имел к нему особенное уважение.
Бывшего Куринского, теперь Севастопольского, полка полковник Бибиков 1-й 1- старательный офицер и полк его, составлен будучи из многих прегнусных офицеров, был в большом порядке. Он человек благородный и ничего не жалел для полка. Я охотно оставлял его здесь, но его увлекли домашние обстоятельства.
Бывшего Апшеронского, теперь Троицкого, подполковник Гарталов совершенная дрянь и полка иметь не должен, он же, кажется, и не весьма горячий человек против неприятеля.
8-го егерского полка подполковник Сутгоф и пьяный, и ни на что не годный человек. Не допустите его испортить какой-нибудь полк.
Бывшего 44-го, теперь 15-го егерского, подполковник Пригара 2. Я его не видал, но нет никого, кто бы не говорил о нем совершенной похвалы, как о человеке достойнейшем, и полк его был всех вообще лучше.
Имей на замечании сего офицера, он человек не молодой, но всеконечно отличный.
Не мог бы я утешить брата Михайлу описанием 41-го егерского полка, ниже самого Лашкевича 3, который его сдавал. Прошу тебя дружески не говорить ни слова ему, но скажу тебе поистине, что и нравственность солдат не наилучшая. Здесь нарушили мы его законы и должны были прибегнуть к старому средству палок, которые, впрочем, в одной только необходимости позволяю я употреблять. Его бы огорчило, если бы он узнал о сем, но я не имею намерения делать ему неудовольствие.
Рад я душевно, что вы успокоили брата Михайлу и что извлекли его из праздности 4. Не должно было оставлять без употребления человека столько, как он, полезного и редкого.
Соседи наши-персиане и турки-делают необыкновенные военные приготовления: приумножаются приметно войска и крепости снабжаются и исправляются. Для чего все сие-не известно, но желал бы чрезвычайно, чтобы не было войны, ибо она разрушит весь вводимый мною внутренний порядок и опять поколебаться могут народы, которые начинали познавать необходимость покорности и повиновения Странно многим покажется желание мое мира с соседями, но я давно уже рассуждаю более о пользе государства, нежели о собственной.
Не знаю, почтеннейший Арсений Андреевич, как ты не истребил письма моего 5, писанного тебе от 11 генваря из Дагестана с моим Поповым, но оно ходит по Москве в разных обезображенных копиях и мне делает много вреда. Ко мне прислана одна копия. Имей терпение прочесть его, буде оно не пропало, и ты увидишь, что я, писавши тебе со всею откровенностью, говорил о многих, не скрывая имен их и моих чувств, и между таковыми есть люди, могущие делать мне большие неприятности.
Сделай одолжение, письма мои по получении истребляй немедленно. Как ты, аккуратнейший человек в мире, пренебрег сию необходимую осторожность? Теперь насядут на меня гр[аф] Витгенштейн, бар[он] Сакен, гр[аф] Коновницын, гр[аф] Нессельроде, все исчадие гр[афа] Тормасова и неприятно [219] будет брату Михаилу и гр[афу] Каподистрии, о коих пишу я в письме сем то, что пришло мне в голову. Два последние могут даже сердиться и за похвалу, которую говорю я на счет их. Не сердись на меня, почтеннейший Арсений Андреевич, но я, жалея только о твоем невнимании на письмо мое, поистине вздорное, не могу быть равнодушен на счет того человека, который доставши его, не мог распустить без намерения вредить мне. Признаюсь, что подобное намерение меня очень огорчило. Прошу тебя убедительнейше истребить до последней строки моей. Мой образ писем, если каким-нибудь образом откроется, не сделает мне пользы, а многие и о тебе рассуждать станут.
Из рапорта моего князю Петру Михайловичу увидишь, что во время пребывания моего на Кавказской линии приказал я сделать экспедицию за реку Сунжу против чеченцев. Она кончена самым успешнейшим образом. Теперь немного остается мест в земле чеченской, куда бы не было для нас дороги не только проходимой, но даже и удобной.
Я не отступаю от предпринятой мною системы стеснять злодеев всеми способами. Главнейший есть голод, и потому добиваюсь я иметь путь к долинам, где могут они обрабатывать землю и спасать стада свои. Досель дерусь для того, чтобы иметь пути сии, потом будут являться войска, когда того совсем не ожидают,-тогда приходить станут войска, когда занят каждый работой и собраться многим трудно. Для драки не будет довольно у них сил, следовательно и случаи к драке будут редки, а голоду все подвержены и он поведет к повиновению. До сего времени непроницаемые леса укрывали их, нельзя было знать, какое число прячется в оных; с малыми силами невозможно было двинуться, и одних препятствий в пути без всякого со стороны их сопротивления достаточно было остановить в предприятии, а им дать время собраться.
Как храбро дерутся чеченцы, употребляемые с нашей стороны, и первый сделанный над ними опыт имел успех совершенный! Полковник Греков для управления чеченцами и наставления их в покорности-человек единственный. Не отчаиваюсь, что года через два будут они штурмовать селения единоземцев, а войска наши будут наблюдать за верностию В моем новом «ордр де баталь» 6 пушки будут позади для управления действием.
Я рекомендую нескольких отличившихся офицеров и прошу за величайшую милость исходатайствовать им награждение. Особенно представляю полковника Грекова 7, командира 43-го егерского полка. Деятельности его и неусыпности сами чеченцы удивляются; а их нельзя упрекнуть сонливостию. Прошу о производстве командира Гребенского казачьего войска майора Ефимовича. Не затруднитесь, что недавно он майором: отличным и молодцам не надобно старшинства. Недавно произведен так товарищ его Петров, командир Моздокского казачьего полка. Сим двум офицерам благодаря, я вижу большую перемену в командуемых ими казаках, и когда введут они между ними порядок, то ручаться можно, что линейные будут всеконечно наилучшие казаки в России. Бога не боишься, Арсений Андреевич, что не выберешь мне еще человек двух хороших кавалерийских офицеров.
По известному делу Мадатова я получил отказ Комитета министров и весьма основательный, ибо комитету совсем не в таком виде представлены обстоятельства дела, как надлежало, а потому и рассуждал он об оном совсем в другом отношении. Скажи, любезнейший друг, как не досадовать на гр[афа] [220] Нессельроде. Верно, собственно к делу, до него касающемуся, не был бы он столько равнодушен! Видите ли, что не всегда один я виноват... Я собираюсь делать Государю донесение о сем.
Употреби ты со своей стороны старание, буде возможно, ибо статься может, что после сделанных мною пояснений дело опять поступит в Комитет министров. Жаль, что Мадатов лишается единственной собственности.
Прикажи вернее доставить письма мои к Каподистрии и Бетанкуру 8.
В письме к Петру Михайловичу прошу я о переводе в гвардию двоюродного брата моего. Не думаю, чтобы сие могло быть затруднительно, ибо он служит не в весьма знатном чине и сверх того имеет, говорят, способности.
Он, г[осподин] прапорщик Ермолов, служащий в 1-м пехотном корпусе по квартирмейстерской части 9. Неужели не сделают для меня сего одолжения? Право, столько я уже заслуживаю! Похлопочи о сем, любезный Арсений Андреевич, и если будет возможно, то, по переводу в гвардию, употребите его здесь на службу. Не бойтесь, даром у меня ничего не достанет!
Не забудь, пожалуй, о литографии. Ты давно уже весьма обещал мне оную, но верно самого тебя обманули. Здесь она весьма полезна, и я давно ожидаю.
Старик-отец мой уведомляет, что от тебя во время пребывания в Москве отправлен ко мне из московского почтамта эстафет, которому поручено было отыскать меня по дороге к Орлу. Он прибыл в Орел и там отдал бумаги на имя мое почтмейстеру. Не знаю, что ты писал ко мне, но, судя по времени, думаю, что бумаги уже отправлены к тебе обратно. Представить не можешь, как скучно, давно не имея от тебя ни строки! Знаешь, что я ни с кем в свете не имею переписки. Если ты молчишь, то можешь поверить, что уже никто ко мне не пишет.
Сегодня получил известие, что в Имеретии начиналось маленькое в одной округе беспокойство, но кончилось без всяких следствий, и я воспретил со стороны нашей употреблять силу для усмирения, разве в чрезвычайных случаях. Надеюсь, что обойтись можно будет без больших хлопот. Наказывать не трудно, но по правилу моему надобно, чтобы самая крайность к тому понудила. Представить нельзя, что за подлейшее здесь дворянство, а имеретинское и еще превосходит! Вы совести не имеете, что царевича Константина 10 отпустили в отпуск на 6 месяцев. Он здесь совсем не надобен, а пакости делать может. Я думаю, что и правительницы мингрельской 11 не даром здесь пребывание. Увидишь из рапорта моего поведение сына ее 12, служащего в Преображенском полку. Все исчадие здешних царей и владетельных князей одной бешеной собаки не стоит! Много у меня дела, а то бы принялся я за них и припомнил им времена князя Цицианова, которого память одна в трепет приводит. Прощай, принеси совершеннейшее мое почтение Аграфене Федоровне.
Верный по смерть
А. Ермолов.
Истребляй, ради Бога, мои письма, не давай видеть вздора, их наполняющего.
Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Вып. 45. Махачкала, 1926. С. 12-18. [221]
Комментарии
1. Бибиков Алексей Петрович-генерал-майор (с 1823 г.), в 1816-1819 гг.-командир Куринского пехотного полка, в 1819-1823 гг.- командир Севастопольского пехотного полка.
2. Пригара Павел Онуфриевич-подполковник, в 1811-1813 гг.-командир 29-го егерского полка, в 1813-1819 гг.-командир 45-го (44-го) егерского полка, в 1819-1821 гг. – командир 15-го егерского полка.
3. Лашкевич Павел Петрович (ум. 1848) – полковник, с 1819 г. – генерал-майор, в 1808-1811 гг. – командир 21-го егерского полка, в 1815-1819 гг. – командир 41-го егерского полка.
4. В феврале 1820 г. М. С. Воронцов был назначен командиром 3-го пехотного корпуса.
5. Данное письмо не обнаружено.
6. Ордр-де-баталь-боевой порядок, расположение частей.
7. Н. В. Греков.
8. Бетанкур Августин Августинович (1758-1824)- генерал-лейтенант (с 1809 г.), инженер-строитель, с 1808 г.-на русской службе, в 1819-1822 г.-главный директор путей сообщения.
9. Ермолов Сергей Николаевич (1798-1856)-с 1817 г. -прапорщик квартирмейстерской части, в 1821 г. переведен в гвардейский генеральный штаб, с 1822 г. прикомандирован к Отдельному Кавказскому корпусу, с 1826 г.-штабс-капитан, позднее генерал-лейтенант (с 1851 г.); с 1846 г.- грузино-имеретинский гражданский губернатор, в 1847-1849 гг.-тифлисский военный губернатор и управляющий гражданской частью; в 1849-1853 гг.- витебский военный и гражданский губернатор
10. Имеретинский Константин Давидович (1789-1844)- сын имеретинского царя Давида II; в 1812 г. зачислен на службу в лейб-гвардии Казачий полк и пожалован во флигель-адъютанты, в 1813 г. переведен в лейб-гвардии Гусарский полк, с 1817 г.-генерал-майор.
11. Дадиани Нина Георгиевна (1756/1772-1847)-дочь Георгия XII, супруга последнего правителя Мингрелии Григола (Григория) Дадиани (1770-1804), присягнувшего в 1803 г. на верность России, но сохранившего за собой гражданскую власть. После смерти мужа до совершеннолетия старшего сына Левана была объявлена регентшей. Жила в Петербурге, но в 1819 г. отправилась на кавказские минеральные воды, где вступила в контакты с представителями мятежников и якобы намерена была скрыться. В результате была отправлена на жительство в Рязань.
12. Дадиани Георгий Григорьевич (1798-1851)-князь, сын последнего правителя Мингрелии Григола (Григория) Дадиани; с 1817 г. служил в Преображенском полку; в 1820 г. находился в отпуске на Кавказе, где «оказывал явное вероломство против России», будучи фактическим лидером мятежников в Мингрелии.