ЖАН ЖОЗЕФ МАРИ АМИО

ЗАПИСКИ

MEMOIRS CONCERNANT L'HISTOIRE, LES SCIENCES, LES ARTS, LES MOEURS ET LES USAGES DES CHINOIS (PAR LES MISSIONAIRES DE PEKIN)

МОСКВА,

В Университетской Типографии, у Н. Новикова.

1786.

=================================================================

Письмо о буквах, или знаках Китайцев, Пекинских Иезуитов.

Объяснение памятника с надписью, иссеченного на камне в Китайских стихах, сочиненных самим Императором Киэю-Лонгом 1757 лета державствования его, в провозвестие потомству о завоевании царства Элеутского Матшускими Татарами.

Памятник завоевания Орды Элеутов.

Положения знатнейших мест царства Элеутского.

Та-Гио, или великая наука.

Тшонг-Ионг, или точная средина. 207

«Нет нужды, по моему мнению, упреждать читателей об отменном достоинстве, письма, вверенного мне Королевским Лондонским Собранием ученых людей для издания в печать. Довольно сказать: оным толкуются вещи, до крайности любопытные, о коих почти не имеют в Европе сведения, а притом образом совсем новым; вникает в целое свойство языка Китайцев с удивительною ясностию, представляет толкуемое собою и выводит из того следствия остроумно. Словом, сие письмо, коего до ныне известна только выписка в книге, под названием Tracsantions Philosophiques, ответствует удовлетворительно на важные те вопросы, которые учинены были сказанным Собранием Иезуитам в Пекине. А по сему заслуживает помещения здесь точно так, как было написано, для всех ученых Европейцев вообще. [6]

«Должен я только осведомить читателя как о содержании того письма, так и о причинах в Европе и Китае, заставивших войти в розыски и состязания такого рода. В немногих словах упомяну о происхождении, успехах и главных обстоятельствах оного.

«Находяся в Турине в 1761 году, рассматривал я некоторые известные Египетские древности, хранимые между редкостьми Его Величества Короля Сардинского. Пришло мне на мысль достать список с известного грудного истукана лжебогини Изисы, имеющего на лбе, щеках и груди многие незнаемые знаки. Казались мне приметно сходными со знаками же, или буквами Китайцев; что мне и удалося. Достал список со истукана самый точный. Г. Албертий, Профессор Королевской Академии строевой науки, живописец славный, исполнил в том прошение мое.

«Того же года прибыв в Рим, уговорил одного из сопринадлежащих Ватиканскому книгохранилищу Китайца, рожденного в Пекине, ко исследованию: буквы, или знаки на истукане Изисы, известны ли в отчизне его, и не льзя ли было то доказать с помощию разных Китайских словарей, находящихся в превеликом книгохранилище сем? Между тем тщательно я списывал сам и заставлял списывать друзей моих множество разных таковых же знаков с обелисков и иных несомненных памятников Египта, снабдевая Китайца моего новыми запасами для его труда. Первые наши [7] поиски об Египте естьли могли мы принять удачными, то чрез накопление иных неоспоримых же доказательств памятниками получили надежду предотвратить сомнения противу древности, или истинного начало истукана сего».

Лондонское Ученое Собрание за нужное рассудило снестися с учеными же проповедниками Христианской веры в Китае о примечаниях, учиненных Г. Неэдгамом, и получило следующий за сим ответ. Мы оной здесь вносим, хотя уже и был напечатан особо, ради сопринадлежности содержания с прочими частьми Опыта сего. [9]

В Пекине, 20 Октября, 1764 года.

Государи мои!

Иероглифы древнего Египта, и памятники, оными сохраняемые нам, суть столь чудны во историях народов, что не попускают дивиться любопытствованию о себе любителей древностей и ученых всех минувших столетий, Книгохринилищи наши полны глубокомысленных и неутомимых [10] розысков их в толковании таинственного оных знаменования. Но к нещастию вышли только из того догадки, далекие от достоверности, паче затрудняющие ум человеческий, нежели вовсе ему непонятное. Чего не предпринимали в Европе, начиная от самого того времени, как возродилися там науки, дабы сказать что либо о предмете толикой важности и лучше и яснее Греков с Римлянами? ...Но какие, последовали успехи? ...Примечания Г. Неэдгама предвещают нечто удачнее для века нашего. Он сличал буквы Китайцев с Египетскими Иероглифами; обрел сходство, по малой мере некакое подобие; и по тому уверился, что со временем могут открыться таинственные знаменования Мемфиса; опровергнется заграда мраков, не допускающая нас восходить до времен, близких ко всемирному потопу. Какое торжество для учености, естьли оное сбудется!... Вы знаете, Государи мои! что ученый Кирхер точно также некогда думывал, но весьма не на долго. Со знаменитым Г. де Мераном точно, случилось же и то и другое, после получения ответов от. Иезуита Парененна. Достохвально возыметь более духа, нежели каковы имели оба великие сии люди, отважиться преплывать моря, на коих страшилися они кораблекрушения; но смиренномудрие никогда не разлучно с истинною ученостию. Г. Неэдгам прибегает к Лондонскому Королевскому Собранию, чтобы предписали путь трудам его, и как далеко простирать ему оные. Для вас, Государи мои! недовольно было сообщить ему ваше просвещение, столь великое и столь же полезное для успехов в науках; но вспомоществуетеся Китаем, требуете от него нужного ко [11] изысканиям вашим, в чем отказали вам Европейские книгохранилища. О! когда бы смерть не восхитила у вас Иезуита Гобиля, преисполненного к вам почтением, то бы конечно возымели вы удовольствие оправдать честь, сделанную нам вами чрез сочиненные ученые и раздробительные записки, в коих бы глубокое его знание не оставило ничего к пожеланию в рассуждении древних памятников Китая. Его уже нет более на свете; мне препоручено ответствовать на снисходительное ваше письмо, коим вы нас удостоили. Упустите откровенности моей: естьли бы сообразился я с высоким мнением моим о вашем просвещении в науках и бедственными обстоятельствами времен, конечно выпало бы из руки перо; или по крайней мере обнаружило бы пред вами и мои извинения и мое молчание. Но мужи первой степени учености вопрошают, как посметь не отвечать им? Сверх того благодарность за неоцененные свидетельства доброго вашего об нас мнения к тому меня нудит, когда по всей Европе раздирают нас клеветами, учиняют бесчестными пред очами идолослужителей, даже и на самых концах земных. Не утаеваю отвечать на вопросы ваши удовлетворительно; надобно бы иметь мне сведения, каких я никогда не имел; пособия, в коих недостаточествую; досуги, коих нет; всего же наипаче тонкий вкус слога, превосходная разборчивость в избраниях пишемого, сия чистая и глубокомысленная критика, каковою удивляете вы Европу; всего оного не дала мне природа. Да угодно вам будет напомнить, чем и ласкаюся, что я проповедник веры Христовой; ради звания сего окажите ко мне и милость и [12] извинение. С моей стороны, Государи мои! обещаю вам прилежность, точность и самую жаркую любовь к истинне. Естьли не достигну цеди моей, то конечно не из предубеждения к какой либо системе, ниже по жадности вещать что либо новое. Обвиняйте в том неискусство мое и невежество. В погрешениях моих признаюся с радостию; язык и перо мои будут служить отголосками тех, кои изрекут, что я ошибся.

Вот как понимаю я, в чем состоит вопрос. Неэдгам заметил, что таинственные, или Иероглифические знаки Туринской Изисы, представилися ему похожи на многие буквы Китайцев, какие находят в большем словаре Тшинг-Тсеэ Тонге; а из того выводит: 1) буквы Китайцев по довольным причинам могут быть тоже самое, что и Египетские Иероглифы, 2) Можно познавать значения Иероглифов, сличая со значениями же, свойственными буквам Китайцев. Просится теперь розыскания сего рода учености, и потом об открытии, даже до чего буквы Китайцев поспешествуют, или опровергают догадки Неэдгама?

Прежде нежели приступлю о том писать, скажу не обинуяся, что потребны справки и подробности, коими наполнится превеликая книга, чтоб подать ученой Европе силу установить мнение свое, а может быть и только что постигнуть до некоторой известной степени доводами Бытейскими, историческими, критическими и грамматическими, необходимо нужными к предложению, для основательного рассуждения о таковом предмете. О [13] науках Китайцев еще посредственное имеют сведение в Европе, хотя некоторые прилежавшие к чужестранным языкам упражнялися в них, как на пример Господа Фурмон и Баие; но далеко еще не досязали до той глубины истории и грамматики, каковую объяснить здесь идет слово. И так самым качеством предлежащего мне труда стесняюся я до крайности. Хочу ли быть разумеем, должен беседовать с глазами и разумом читателя, изгоняя, так сказать, умовоображения его прочь от строк моих. Сия по малой мере будет цель моя. Встречающиеся мне подробности, примечания, ссылки и несколько Китайских слов, не оставлю подчерчивать и переводить. Для точнейшей же исправности буду писать выноски мои из подлинников Китайскими буквами, к коим обремененный я тяжким трудом, отсылаю желающих то поверять. Что же надлежит до красоты слога, вежливости изречений, то без зазрения совести воспользуюсь правами жителя Азии.

Ученый Воссиус даже до восхищения был пристрастен к древностям Китайцев; начитавшийся Ренодо опровергал оные со всевозможною упорностию. Вот каковы человеки! Я же, не вступая в розыск исторической и леточисленной, полагаю не легкими обращать в ничто, и что Китайцы существовали уже образовавшимся народом во времена повсеместных оных рассеяний, последовавших за смешением языков. Древности Египетские взимаются от той же самой заметы во временах. Не естественно ли же верить, что оба сии великие народа почти вдруг вышли из страны Сенаарской, [14] один во внутренность Азии Восточной ¹, другой на обширные поля Африки, орошаемые рекою Нилом. Кстьли бы просветившиеся науками мужи [15] установили решительно, когда начались письмена, прежде, или после рассеяния Ноевых детей: многие бы трудности исчезли. В самом деле, полагая, [16] что прежде разлучения больших семейств, населивших вновь земную поверхность, естьли каждый народ вымыслил собственные свои письмена, то Китайцы не имели ничего общего с Египтянами, и было бы уже не нужно изыскивать толкования, сличая одних с другими, особливо же в толико отдаленных климатах, а притом и не находя ни малейших признаков, чтоб бывало какое либо между двумя [17] сими народами сообщение, в древние те времена обелисков Фивийских и Елиопольских. Напротив, полагая же письмена изобретенными до потопа, известными Ною и его детям, а чрез них преподанными всему их потомству: то вероятно, что и Китайцы и Египтяне почерпнули письмена свои в одном источнике, и на весьма долгое время соблюли взаимное оных сходство.

Второе сие подразумевание во многом превосходствует над первым, как в правдоподобии, так и в возможности ². Заключение [18] выходит не безосновательное, что сличая ныне Иероглифы Египетские с буквами Китайцев, льзя чаять объяснения одних другими. Опасаюсь я только, чтоб не стали отметать такого подразумевания [19] смешением языков у Вавилонского столпа. Хотя первая Моисеева книга не упоминает, что повлекло оное за собою и различия письмен, естественно однако же мыслить, что созидатели Вавилонского столпа, позабыв вдруг всеобще им ведомые звуки голоса и слова одного и того же языка, коим [20] прежде говорили, потеряли же вдруг общие свои письмена и буквы, коими до того сражались. Может быть послужит сие последнее поводом и объяснению различия письмен; различия, столь древнего во историях народов.

Но возвратимся к Неэдгаму. Какое бы ни было умствование его об начатке письмен, склонен я верить, что естьли когда либо имели сходство буквы Китайцев со Иероглифами Египетскими, время загладило такое сходство их и учинило почти неопознаемым уже ныне. Дабы чище оное понять, должно углубляться в древность далее словаря Тшунг-Тсеэ-Тонга, коим вспомоществовался Неэдгам, и немногими словами изобразить историческую картину языка и букв Китайцев.

Языке Китайский есть из самых старинных на свете; один только такой, как весьма правдоподобно, коим искони беспеременно говорит целой народ, и есть живой древний... таков ли всегда бывал чрез сорок столетий продолжения своего?... Не дерзаю уверять; кажется однако же, что невеликость числа и краткость слов могли предохранить его от многих повреждений. Самое приметнейшее повреждение слов его разве искать в одних только произношениях. [21]

В языке Китайском есть различие ³: 1) Ку-Уэн, каковым писаны Кинги и иные сочинения в том же вкусе. Речи в Шу-Кинге и песни в Ши-Нанге доказывают, что оным некогда говаривали: чудесно краток и отрывчив. 2) Уэн-Тшонг, язык сочинений высокого слога; кроме нескольких [22] пословиц, коренных исшинн и образцов привете ствия., не во употреблении. 3) Куан-Гоа, языке деловых людей. Им одним говорят при Дворе, в беседах благовоспитанных людей; на нем переписываются, да и есть общий во всем государстве. 4) Гианг-Тан, простонародной.

Каждая область, каждый город, каждая почти деревня, имеет собственное свое наречие. Но со всеми такими разностьми весь Китайский язык состоит почти в трех стах тридцати словах. В Европе по сему заключают его мало обильным, одноголосным, трудным к разумению. Надобно однако же ведать, что четыре ста ударений просодических, называемые Пинге, гладкие; Шанг, возвышенные; Киу, умалительные; Ю, внутренние, учетверяют почти каждое слово изгибами голоса, столь же трудными к понятию и к произношению Европейцев, сколько шесть произношений Французской буквы E для Китайца. Сии знаки еще более действуют, придают приятную соразмерность голосу, падения приметные, рочением самым обычайным и чрез то учиняют их более ясными. Китайцы говорят не тише нас, но говорят меньше слов, нежели вещей, и друг друга разумеют.

Но предоставим истории повествовать о происхождении букв... Он [Фу-Ги] начертил восемь Куаэв, составил буквы ⁴; потом следует [23] далее... Книга Уан-Ки вещает: «По соответствию доблести и дарований Фу-Гиа, высоте и низу, учинил он себя сообразным красоте птиц небесных, диких зверей и коню дракону, носящему на спине своей разные изображения. Возвел он глаза, рассматривал небо; опустил их вниз, и рассматривал же со вниманием все земные вещи: искал естества средних из них, и начал чернить восемь Куаэв...» Сице означилось высокое его проницание. Начав же книги, прервал обычай узлов на вервях, употребляемый в делах правительства. Писание составляют шесть качеств: подражание видам вещей, заимствование, указание на вещи, живопись мыслей, выменивание и променивание их, наконец звуки голоса и ударения на слоги в словах. Причина и учение книг подпираются качеством букв, а буквы шестью сказанными своими свойствами.

Подобное же помещаю здесь из времени Гоанг-Тиа: «...Он [Гоанг-Ти] учредил шесть деловых особ и одного Мандарина для истории...» В книге Уаи-Ки стоит, что Гоанг-Ти «поручил в ведомство Мандарина Тсанг-Киаиа историю, придав в помощь некоего Киаи-Сонга, что Тсонг-Киаи примечая и подражая земноводным животным и пернатым, составил буквы... [24] «Я, Нан-Суэн, просматривая книгу Уаи-Ки, нахожу Ше-Гоанг-Шия Императором Тсангом; что имя ему Киаи; что он первый вымыслил буквы. Сказывают еще об Императоре Гоанг-Тие, будто бы учинил историком Тсанг-Киаиа... Которое из обоих сих свидетельств праведно?... Сказывают же, что Тсанг-Киаи жил прежде Фу-Гиа, а сей выдумал книги. И так когда начертил Куаи, существовали уже буквы. Но все оное не возможно объяснять инако, как преданиями столь далеких времен».

Повесть, или точнее назвать басня, о следах птичьих, годится только усыплять младенцев. Китайцы, не ведая прямо об изобретении письмен, обезобразили оное, пришивая, так сказать, ко истории своей... О естьли бы не более они заблуждали! ⁵ [25]

Определяю я значение букв Китайских, как понимаю в первобытном их происхождении. Видами [26] и таинственными смыслами своими изражаются они глазам. Виды, или образы для вещей, подпадающих чувствам нашим, а знаки таинственные для вещей, умом только понимаемых. Образы и таинственные знаки не сопрягаются ни с какими звуками голоса, следовательно могут быть читаемы на всяком языке. Книга Тсеэ-Голеанг-Тсин ⁶ разделяет [27] буквы на шесть степеней: Ло-Шу [смотри рисунок 10 No 1] надлежат до вещаемого историею, выше сего приведенною. Первая степень Сианг-Гинг, вид, образ, есть истинная живопись вещей, подпадающих чувствам; и для того в древних буквах видим древеса, птицы, сосуды и тому подобное, грубо начертанные.

Вторая степень Тшин-Ше, указывание на вещи особыми совокуплениями к видам и образам, помощию коих предполагаются вещи каждая порознь пред глаза. На пример, буква, значущая малость, поставленная над буквою, значущею великость, обе вместе разумеются остроконечным вверх чем либо.

Третия степень Гоэи-И, союз умоначертательный, состоит в соединении двух букв, выражая чрез то вещи, которые порознь не изражают оной. На пример устне, или рот подле пса, значит лаяние.

Четвертая степень Киан-И, толкование звука голоса, произошла от трудности изображать явственно всякие роды рыб, зверей и скотов, сосуды, древеса и тому подобное. Примышлено ставить простые буквы звуков голоса подле образа и вида вещей. На пример, буква гласная Я подле изображения птицы знаменует утку, Нго гуся, и так далее.

Пятая степень Киа-Сиэ, умоначертание взаимственное. Род украшению витийства послужил доводом ко изобретению бесчисленного множества [28] букв, или паче образов употребления оных. Одна буква приемлется иногда в разуме другой, когда изражает некакое собственное имя иносказательно и двоесмыеленно, иногда же и в противном разуме. Должно признаться, что пятая сия степень букв Китайцев придает языку их силу и живость, до коих не может достигнуть никакой иной языке, да и наводит более всего иного темности в понимании слышимого и читаемого ⁷. Иносказательный смысл буквы не всегда соответствует точности смысла ее. [29]

Шестая степень Тшуэн-Тшу, развертка объяснений, состоит в распространении коренного знаменования смысла буквы, или присвоение оного в подробностях. И так одна и та же буква есть иногда глагол, иногда наречие, иногда прилагательное, иногда существительное имя. Буква Нго, значущая зло, или худо, изражает ненависть, ненавидеть, безобразно и прочее.

Ло-Шу [смотри рисунок 10 No 2] по вышеписанному суть источники всех прочих букв, кои проистекают из них просто, ясно и естественно. Для пущего света в сказании сем, конечно весьма темном для Европы, привожу здесь несколько примечаний, или разверток, соответственно грамматике Китайцев. Простые умоначертания, предметны подпадающие чувствам суть самые легкие ко изображению. На пример, конь значит коня, глаз значит глаз, и так далее. Но совсем инако [30] изражают умоначертания углубляющегося ума, духовные и преестественные. Изображения телес, существующих в природе, ниже сколько нибудь не служат к тому. Надобны знаки таинственные, изображения нарочно вымышленные и утвержденные обычаем. Составилися ли единожды знаки зримые и таинственные, то кажется, что все уже сделано; однако напротив того нет возможности применять смыслы и умножать их по мере предметов чувствам подпадающих и умственных только. Как же поступать? Китайцы предуспели в том весьма остроумно и с великим вкусом (есть ли честь сию отдавать им можно) установлением числа видов и таинственных знаков, употреблением оных различными припряганиями одних к другим. 1) Дважды, трижды, четырежды поставляя один знак, составляют одну букву, на пример, два дерева значут рощу, три дерева лес. 2) Поставив одно изображение подле другого, один таинственный знак подле другого такового же, на пример, таинственные знаки мало и сила значит слабый. 3) Соединив таинственный знак со изображением, на пример радость со устнами, значит смех. 4) Соединив таинственный знак с двумя изображениями, или многие из первых ко многим же вторым четками, или [31] нечетками. Предоставляю паче меня сведущим измерять число сие букв, из которых однако же коренные простираться могут до двух сот, и суть первые основания и законы всех букв вообще. Известные буквы взяты числом и расположены, сколько надобно к составлению разговора, или сочинения, остается только помещать их по порядку рождающихся в мыслях умовоображений. Кто увидит такие сочинения, тот поймет слова мои, как понимаю я картину происшествия в истории, с тою удивительною разностию, что картину в истории волшебная сила красок учиняет паче печатлеющеюся в душе моей, дает жизнь чувствованиям, страстям, и так далее. Вещи, не подпадающие глазу, вместо того помощию букв вперяются в мыслях и бывают изражаемы. Призрак не имеет в том участия, но сего не довольно: в картине вижу на одно только мгновение какое либо происшествие редкое, вместо того страница, буквами наполненная, представляет зрению моему прошедшее, настоящее и будущее; кажет многие вдруг происшествия, сближает далеко рассеянные вещи одна от другой, не ослабляя однако же правдоподобия; того еще более, возбуждает мысли мои, родит новые, и по пути, ясно освещаемом, вводит меня в умственные пределы; но то паче можно чувствовать, нежели изражать. Да прочтут преизящные места в Кингах, и постигнут, колико буквы Китайцев, искусно собранные и связанные, имеют силы, приятности, резкости, согласия, величия и простоты. Охотно скажу я о буквах сего народа: суть живописная алгебра наук и художеств. В самой вещи целое речение в лучшем слоге не запутывается никакими [32] посторонними внесениями, как алгебраическое доказательство самое верное ⁸.

Разве изобличить Китайцев как бы в неправде, в рассуждении малого количества букв, уцелевших у них от древних времен; икако же не льзя противоречить, что в самую глубокую древность употреблялись виды, или образы вещей, подпадающих чувствам, и таинственные знаки, из коих составлено было нечто похожее на [33] Египетские Иероглифы ⁹. Взглянуть только на некоторые из сих букв, приобщенных мною списками, и стать в том уличенну [смотри в таблице третьей, четвертой, пятой, шестой и прочих]. Но тогда не знали Китайцы уменьшать сии изображения, и давать им смыслы раздробительные и сократительные. Рассуждая по некоторым древним буквам, представляются известными почерками, худо соединяющимися, что сие было для лучшей удобности писать их ¹⁰. Но такие сокращения были нужны: 1) без того бы писать было крайне трудно; 2) должно бы было в превеликих книгах помещать малые сказания.

В самом деле не умея, по крайней мере живописи, как было льзя изображать вещи и таинственные знаки не отвратительно зрению? Умножается трудность. Многие буквы составлены были из разных таинственных знаков и изображений, кои уменьшать, приятно зрению, потребно не малое искусство, особливо же ставя их подле букв же меньше сложных. Весьма вероятно, что целые изображения и таинственные знаки в полной своей [34] величин ставилися только на знаменитых памятниках, на коих не было недостатка в пространств места под оные; но и в таком случае употреблялися же буквы раздробительные, для описывания вещей, меньше уразительных. Деяние, кажущееся очевидным, свидетельствуемое памятником, означается изображениями и таинственными знаками, поставляя их дикообразно одни подле других в шести строках. [Смотри рисунок 10 No 3.] ¹¹ Суть знаки, из коих ныне состоят все буквы. Самая простейшая составляется из одного, или двух почерков; но есть из двадцати, тридцати и более (Я видел буквы из пятидесяти шести почерков.). Во избежание запутанности и мрака, причиняемых толиким сокращением, установлено число почерков букв на двести изображений и таинственных знаков, служащих первыми основаниями Китайской грамоты, о чем уже упомянуто выше. Так установленные сокращения зовутся Пу, сиречь степени, или присуды, как [35] перевел Г. Фурмон. На пример Пуи, человека, женщины, древес, болезней, всего великого, всего малого, сосудов и прочее. Для большей ясности и удобности порядка при внесении в словари, каждая буква имеет свой особенной Пу, которой ею управляет и под которым ставят в словарях. Такой Пу есть свойство буквы, производящее знаменование ее, кроме некоторых изъятий и дикостей, не меньше вкравшихся в языке Китайской, как и во всякой иной. Одного удара очес на словарь Тшинг-Тсеэ-Тонг довольно к понятию сих подробностей.

Превеликое нещастие для Китайских букв, что сокращения оных делалися мало по малу в разные времена и без правил. От того вышло, что одна и та же буква стала сокращенною, или лучше изувечною и обезображенною многоразлично. Большая часть стали со временем не походить сами на себя ¹². Смотри таблицу пятую и шестую. Разные буквы, совокупляяся для доставления единой, [36] изгибаются, ложатся, так сказать, растягиваются, укорачиваются, сжимаются, чтоб для каждой такой буквы было где уместиться, всем же бы совокупно не расшириться во все стороны более стоящей подле простой буквы. Скажем мимоходом: издание Китайцев во времена Ганского поколения имело главное таковое затруднение, причину главную же темности смысла ¹³. Когда первобытные изображения и знаки таинственные так повреждены, как же находить в них смысл? По правилам Ло-Шу [смотри рисунок 10 No 4] не разделяются уже буквы на шесть родов сличений, или сопринадлежностей. Первые основания, из коих составлены, не производят уже истинного их раздробления. Чем более ищешь смысла в составе многих букв, тем паче удаляешься; потому что состав сей не верен. Подобно как бы произносил кто, либо читая делир (Слово Французское, значит бред.) вместо делис (Французское же слово, значить услаждение.). [37] Буква C превращается в букву же V, следовательно смысле второго слова относится к первому. Естьли соравнения обеих сих знаменований слов столь между собою далеки, по тому да судят, сколь же удалели Китайские буквы от истинного своего значения чрез повреждение нескольких почерков, из коих составляются. Известное сожжение книг учинило зло сие неисправимым. Восстановилось спокойствие ученых людей, не щадили трудов в отыскании Кингов и иных древних книг, но весьма мало их укрыто от пламени, да и сохранены не с довольным тщанием, следовательно не собралось их столько, чтоб можно было, сличая одну с другою, получить сведение о первобытных буквах. Письмена пременились, предания почти исчезли, то и предосталося только одним ученым людям разбирать рукописи. Как же возможно было им проникать даже до различия знаменований букв, и посреди сокращений, едва ли уже не совсем незнаемых; находить смыслы во изображениях и знаках таинственных, из коих состояла каждая буква? ¹⁴ Издатели не жалели [38] себя, но всякой из них имел свою систему, свои догадки. Кто посмеет отвечать, что письмена, употребляемые ныне, не наполняются множеством заблуждений, и что не они-то сами по себе причиняют нещастие сие? Ученые, трудившиеся потом в раздроблениях букв, несогласны между собою. Каждой выводит свои доказательства, каждой останавливает решения критики. Толикая разность мнений внесла также не меньше разности и в правописи Китайцев, естьли можно назвать правописью поставление букв с сими, или иными Пуэми; да и учинились навсегда колеблющимися и не точными многие буквы, даже в великом оном словаре Канг-Ги-Тсеэ-Тиэн ¹⁵.

Окончим статью сию нужным примечанием. Все пишемое мною о различиях и сокращениях букв [39] не зависит от пяти родов письмоводства, на которые разделяется оное учеными, 1) Ку-Уэн, самое древнее: ныне не остается почти следов. 2) Тшо-Анг-Тсеэ заступило место первого и продолжалось до последних лет Тшеуской династии. Оно было употребительно во времена Конфуция; да и его-то сокращения и различия оного паче всех иных учинилися бедственны Китайскому языку. Третий образ письмоводства Ли-Тсеэ начал в царствование Шу-Гоанг-Тиа, основателя династии Тсинской, заклявшегося врага наук и упражняющихся в них. 4) Гинг-Шу присвоено печатанию книг, как у нас буквы круглые и так называемые Италические. 5) Тсао-Тсеэ вымышлено при Ганском поколении Императоров: погубило бы всю Китайскую ученость, естьли бы одержало верх над прочими письмоводствами. Есть род живописи кистью, которою владеть только могла проворная и навычная рука; но переиначивает буквы даже до крайности. Ныне употребляется врачами в прописываниях лекарств, в предсловиях книг, надписях по прихотям, и тому подобном. Смотри пять сих родов письмоводства в трех первых таблицах. Различия и сокращения двух первых произвели несравненно более повреждения нежели трех последних, по причине той, что последние приведены в порядок людьми учеными, утверждены общественною [40] властию и более ударяют на валовый образ всех букв, нежели на правопись, да и не ропщут ученые на то инако, как только что чрез них утратились старинные буквы, полезные для справок. В рассуждении раздробления многих букв нынешних, неявственно и безобразно пишемых, я бы охотно сравнивал разные сия письмоводства Китайцев с разными же рукописьми одного столетия с другим; различия же и сокращения сих же самых букв с грубыми оными и перепорченными словами невежественных веков, кои без помощи толкователей не понятны. К тому же толкователи Китайские не столь надежны, как наши, за недостатком памятников для розысков толико тонких.

Довольно простерся я о части исторической Китайских букв, и не раскаиваюсь. Никто еще прежде меня, сколько мне известно, не доставлял Европе таковых подробностей; за незнанием же оных самые искуснейшие люди ошибались. Существенная польза их есть та, что могут обратиться в правила к исследованию догадок Г. Неэдгама. Ибо естьли таинственным знакам, иссеченным на истукане лжебогини Изисы, сберегающемся в книгохранилище Туринском, действительно бы походить на буквы Китайские: то должно, 1) чтоб составлены были во вкусе Китайцев; г) сопринадлежали к которому либо одному из вышесказанных пяти родов письмоводства. Посмотрим же далее...

Выговорил уже я, буквы Китайцев суть двоякие: учебные, числом не более двух сот; и [41] сложные, до осьмидесяти тысяч; простые состоят в знаках таинственных и изображениях вещей, следовательно изражают только простые течения, разговоры, сплетенные из многих умоначертаний, сложных и производных.

Буквы на истукане Изисы состоят весьма в малом числе почерков, а потому и не могут разуметься истинными Китайскими буквами; не могут изражать умоначертаний сложных и производных, ниже означать связь и совоспоследование смысла. Ведаю, что слог каменосечный, слог надписей, имеет особые права; но ведаю же, что сие право не преступает пределов простого словаря; по малой мере не помню, чтоб видал где нибудь противной тому пример в древних надписях. Смею утверждать, что не терпит свойство Китайского языка подразумения некоторых особых букв в известном числе. И так, взирая на надпись истукана Изисы, с какой угодно стороны, не имеет оная истинного отношения к буквам Китайским. Напрасный труд ломать голову.

В рассуждении же сходства и единообразия таинственных знаков на Изисе с буквами Китайскими, приводимого Неэдгамом, признаюсь, что оное приметно, особливо под числами 2, 3, 8, 9 и 13. Ниже сего скажу мое о том мнение, а теперь замечу только, что многие из сих таинственные знаки во всей своей целости и почерках разнствуют с таковыми же знаками Китайскими. Вот что еще решительнее: все совокупно в знаках, о коих слово, отличаются от Китайских. Довольно посмотреть на какую либо книгу, и [42] увериться. Пусть сличат их с пятью вышеупомянутыми родами письмен: не найдут ничего сходного. [Смотри таблицы 1, 2 и 3]. Дабы нечем уже было укорить мне самого себя, списываются уже у меня древние надписи, приемлемые знатоками времен Шанговой династии ¹⁶, сиречь за тысячу пять сот лет до рождества Христова. Сличая оные с надписью же на истукан Изисы, находил я разность как между Аравитским языком и Татарским. Последнюю казали в Пекине Ган-Линам, или ученым первой степени, кои по званию своему долженствуют ведать старинные свои буквы; они не могли разобрать и не признали Китайскими. Мандарины и учители школ сказали, что ниже видывали в государственной палате переводов, похожих на них. Я сам сводил их с осьмью родами букв чужестранных в Китае, и уверился в совершенной с сими разности.

Крайне сомнительно, чтоб Изисовою надписью льзя было объяснять Китайские буквы; не вижу надежды находить совоспоследование смысла, и всячески натягивая сходства знаков в ней к буквам Тшинг-Тсеэ-Тонг. Но прежде нежели отступим решительно от догадывания Неэдгама, могущего путеводительствовать ко многим [43] находкам, думаю не бесполезно простирать далее розыски о том, обозревая вещи точно с надлежащей стороны, следовательно не попуская прокрасться истинне и стать непримеченною: не подобиями, не едва ли не такими, в новейших словарях ¹⁷, полных погрешностей, словарях без правил, как проходить, можно сказать, по излучинам лабиринта Египетских Иероглифов; а надобно вникнуть весьма далее в глубину древности: проложить дорогу кратчае, надежнее и простее.

По омере слабого моего понятия об Египетских Иероглифах и буквах Китайцев, вот как мне кажется сие сбыточно: 1) посредством только самой далекой древности сближать их взаимно, рассматривая сочинения, каких нет ветшее во обоих народах; должен бы я был тем, что разумеется вообще под именем древности; приурочивал бы к известным заметам времен появления обелисков, мумий (Мумиями зовутся умащенные благовонными пряностьми трупы старинных Египтян.) и всяких иных [44] памятников, на коих Иероглифы растолковать желательно; справляться с частию Китайской истории о буквах и искать в том помощи, 2) Не для всех бы без исключения Иероглифов равно истощал я труды мои, а предпочитая чаще прочих одумыванные и толкованные, лучше сбереженные до днесь, важнейшие, и о которых предки оставили нам предания и догадки. Естьли Китай поспособствует моему в том просвещению, то будет уже у меня средоточие опоры, отверзутся врата к тысячам новых обретений; не стану я по напрасну тратить шагов, бродя на удачи во тьме. 3) Достоверно, что кумирослужение было уже в Египте в древние времена, а в Китае возникло недавно. Найду ли я признаки оного в Иероглифах, брошу все, и не пойду искать там сумозбродств, где пощастливилось ими не заразиться. 4) Вера в Господа Бога, Избавителя, Воздавателя за добрые и злые дела человеческие 9 предания о состоянии первобытной невинности, праотеческий грех, всемирный потоп, чине молитвословия, жертвоприношения, суть общи всем народам древним, яко познания, наследственные от Ноя чрез детей его, внучат, правнучат, и так далее. К сему-то бы преважному предмету я прилепился. Не только во утешение исповедуемой мною веры, но чтоб иметь на чем основываться, производя вышесказанные сличения и надежное правило доказывать и опровергать. 5) Не поступая на составление системы, как обретать сходство Иероглифов с буквами Китайцев, воспользовался бы языком последних и начал разгонять густую мглу, покрывающую первые, приобщая, где будет надобно, примечания исторические и грамматические. Опишем все такие способы каждый порознь. [45]

Велико уже во изысканиях иметь начертанные рубежи, из коих исшествие наверное можно поставлять тщетным. Китай при всем уваживании вземлющегося от древности не избегнул жребия иных краев света: громкие приключения, премены Государей, упадок наук, мало по малу загладили признаки ветхих времен, переиначилися законы, чиноположения и обряды; повреждены предания, письмена обезображены, и прочее. Не знаю ли хотя сколько нибудь, которого столетия суть Иероглифы, мне показуемые? Как могу с розысками моими скитаться из одной династии в другую, третию и там далее, и держаться всех подробностей, удобных подать мне свет? Паче же после созжения книг... много должно околесить стран, чтоб напасть где либо на следы древности, обретаемые рассеянно там и сям по дремучему лесу книг столь же скучного содержания, как и претрудных к выразумению ¹⁸. У Китайцев не без выписок [46] из оных, не без сокращений, да и весьма пространнейших и порядочно расположенных; но Иероглифы сочинителям их были неведомы: следовательно и не льзя добираться, где они поместили надлежащее до того ¹⁹. Иероглифы не то, что наши буквы по азбуке. Последних зная несколько, находим ключ к прочим. Надобно верить, что подобно же бы зная значение некоторых Иероглифов, далеко бы уже подалися вперед по пути [47] ко узнанию и всех. На такой конец списаны принятые мною ближе прочих похожими на Катайские буквы. В первом столиц суть Иероглифы, собранные Кирхером; во втором древние буквы Китайцев, на них похожие; в третьем те же буквы, как пишутся ныне. (Смотри таблицу 6, 7, и 8). Мог бы я справиться с сочинением Кирхера для сближения смысла у одних с другими; но довольно размыслив, заключил, что лучше держаться письменного смысла всякой Китайской буквы, в каком поставлена в словарях. Сие не стол пахнет системою и паче подгибается под догадки и открытия. Не спорю, более бы сысков умножили примечания ²⁰; сомневаюсь однако же в возможности простирать их далеко, а разве помощию изображений животных четвероногих и [48] пернатых, растений и иных таинственных знаков на обелисках. Самое малое сходство между ими и буквами Китайскими есть уже богатая жила искомой руды. Пес, крокодил, вод, змея и подобное тому, указали бы обширное поле розысков. Нужно, чтоб тоже самое делалось в Европе и в рассуждении таковых же Китайских таинственного знаменования животных, а именно дракона, Сонг-Гоанга, Ки-Лина и черепахи, упомянем вкратце, что стоит о том в книгах.

О драконе упомянуто в И-Кинге и Ли-Кие. По толкованию книги Шу-Эн, на драконе сем длинная чешуя, желтая, имеет он разум и проницание, может делаться, когда захочет, навидимкою, становиться телом долее и короче, по веснам держится выше облаков, по осеням на дне вод... Коснуся я вскользь только и многих других басен ради того, что происхождение их посредственной древности... Изображают дракона с толстою головою, на которой рога, широкой зев, а в нем зубья как пилы; у каждой челюсти клык змейкою; имеет широкие крылья, перья на них в тонкой кожице, как у летучих мышей; четыре лапы с когтями крюком, так острыми, как у ястребов. Чешуи, коими покрывается тело его, начиная от головы, чем ближе к хвосту, тем мельче, хвост же безмерно долгой. Часто видят его раззинувшим зев свой противу солнца. На одеждах Императора и вельможей его всякой раз множество изображено драконов, но первый только имеет право, чтоб были о пяти когтях и зрелись головы их спереди. [49]

О Ки-Лине стоит в И-Кинге, Ли-Кие, Сеэ-Шуах и иных книгах: представляется имеющим тело дикой козы, голову овечью, воловьи ноги и хвост, бедры конские, также под чешуею; на средин лба рог, у коего на конце мясо; ходя не мнет травы и не может раздавить и самой мелкой букашки. Голос подобен звуку колокола, цвнтом желт, но чешуи отливают разные цветы, как на радуге; живет тысячу лет... У Фонг-Гоанга голова петушья, нос ластовицын, шея змеиная, туловище как у гуся, хвост рыбий разноцветной, краски на нем яркие, родится в пещер красновидного каменного материка. Не пьет ничего, кроме ключевой воды; не ест, кроме плодов бамбуевых. На голове его изображено слово в буквах добродетель, на крыльях послушание, на спине справедливость, на брюхе верность, на груди любовь к ближнему. Являлося сие животное только при Императорах, при которых государство было в порядке и действовали законы. О Фонг-Гоанге пишется в Шу-Кинге и Ши-Кинге... По разуму Эульг-Я, десять родов черепах: первого зовутся Шин-Куэи, второго Линг-Куэи, третьего Ми-Куэи, четвертого Пао-Куэи, пятого Уэн-Куэи, шестого Тши-Куэи, седьмого Шен-Куэи, осьмого Тсе-Куэи, девятого Шуи-Куэи, десятого Го-Куэи. Каждое такое название не столько означает разность в сложениях тела черепах, как особенные каждого их рода свойства, место, где держатся, и тому подобное. На чешуе буквы читать можно, как долго проживет всякая такая черепаха, как с помощию ее прорицать будущее, и прочее. Но об них не упоминают древние книги, кроме как в И-Шу и Ли-Ки. [50]

И так четыре только сии животные суть таинственники Китайцев ²¹. Нужно бы было поискать тех же самых изображений между Иероглифами; а может быть не меньше того и сличать всякое старинное оружие, жертвенные сосуды, одежды, домашние утвари, словом, всякие древние памятники обоих народов. Открытия сего рода послужили бы поводом к новым, да и важнейшим [51] открытиям же. Некогда прислано было в Рим и Париж прекрасное собрание Китайских древностей, помощию коих и не трудно производить такое сличение.

В рассуждении Иероглифов на истуканах Озириса, Анубиса, Оруса, Сераписа, Изисы и других бесполезно всякое старание объяснять их буквами Китайскими. И-Кинг, Шу-Кинг, Ли-Кинг, Ли-Ки, Тшун-Тсиэу, Сеэ-Шу, Тао-Те-Кинг и все вообще древние книги, не упоминают ниже одного такого слова, к которому бы прицепиться можно было; да и доказано исторически, что идолопоклонство вникло в Китай не прежде династии Ганов. Во времена Конфуция и еще за долго прежде, было суеверное служение духам; но совсем инакое, нежели как повествует история о суевериях же Египетских. Со тщанием рассматривал я резьбы на древних сосудах, колоколах, щитах, знаменах, шлемах и иных памятниках, не видел подобия идолам, ниже изображений человеческих. И ныне длится еще старинный обычай, не делают истуканов и лепной работы; находить оных не льзя инде, как только в идольских капищах. В Китайской строевой науке нет наших [52] женообразных и порубежных столпов, трудных истуканов, так у нас называемых Гениев, и тому подобного. Нет ни одной человеческой головы во всех тех памятниках, коими украшаются торжественные и городские врата, Дворцы Императора и входы в чертоги его.

Нигде столь много не уважаются науки, как в Китае; нигде так тесно не связуются с правительством. Но Китайцы со всем тем уважают их; поелику поспешествуют благу общему. Все постороннее, все не нужное для оного, в небрежении; однако же не в презрении. Жизнь каждого Китайца не разумеют даже до того ему принадлежащею, чтоб употреблять отрывки ее на исследование, что имели в себе приметного минувшие столетия, какие точно суть расстояния между чужестранных мест, что можно разобрать во мраках древности? Все такое приемлют выше пределов ума. «...На что нам ведать то, говорят, чего не ведали предки наши, да и не ведали безбедно? На что искать того, что не принесет нам плода? Жадность к снискиванию суетных незнаний раждает в душе беспредельное жалание, знать пагубное во все времена для добрых нравов и истинны».

Но как бы то ни было, правила сии не соответствуют розыскам об Иероглифах, естьли поведены будут на такой конец, чтоб объяснения оных послужили орудием закону Божиему, противу нечестия, столь упорно в дни наши ополчающегося и на самые очевидности. Густая тьма, закрывающая от нас прямую веру некоторых древних народов, есть их прибежище. [53]

Начертание, кое я сам себе предположил, вот откуда взимается: Ной был праведен, глава Патриархов по потопе, муж святый, наученный закону Господню, которой исповедывали дети Божии до Потопа. Любил оный, исполнял и обрел благодать пред лицем Вседержителя, даже до того, что благоизволил Он спасти единого его с семейством посреди всеобщей гибели человеческого рода. Ной жил три ста сорок лет по выходе из ковчега, дождался многих поколений потомков своих, которые все чтили его как отца, как старейшину, как Царя следовательно имел долгом совести научать их сказанному закону, означать им оного таинства, преподавать правила и удерживать внешний чин богослужения; следовательно не щадил истощать в том всю свою возможность; не щадил ничего к предохранению отраслей своих от гибельного нечестия. Поверхность земная, еще не обсохшая от вод потопа, тьмы признаков пред глазами опустошения произведенного оными, непорочность нравов его, важность его примера, глубокие лета его, все сие: совокупно придавало силу его словесам, вес его свидетельству, успехам ревности его и попечениям. Но и не находим ли даже до днесь приметные следы того, как Ной исповедывал Господа Бога во всех древних народах? Чем ближе ко временам великого сего; Патриарха, тем такие следы паче чувствительнее, чище и любезнее ²². Со вниманием [54] размышляющий обрящет, что идолослужению, столь долго боровшемуся противу древних преданий, лучше удалось повредить их, нежели истребить. Басни ²³ всякой раз подразумевают древние [55] истинны; суеверие, обряды веры; подобно как воровские деньги, деньги же истинные. Не здесь [56] место подпирать таковые примечания. Ной научил потомков Божиему закону. Египет соблюдал сей [57] закон по крайней мере несколько столетий. Первая Бытейская книга Моисеева на некоторых местах дает оное заключать, а история светская подает доказательства неопровергаемые. Тоже самое и Китай: раскрой Кинги, и уверишься. Не трудно, думаю, доводить, что единобожие было общим законом Китая до Тсин-Ши-Гоанга, основателя четвертой династии, за двести тридцать лет до рождества Христова. Естьли потом стало меньше чисто, меньше общественно, меньше торжествующе; однако же сражения его, победы, [58] единогласное свидетельство летописей и иных книг, ощутительно утверждают всегдашнее его существование, что существует и ныне, не взирая на все усилия злочестивых, идолослужителей и толиких сонмищ раскольнических. Так полагая, Священное Писание у Египтян и Китайцев влечется от самой глубочайшей древности. Естьли оное есть одно и тоже самое, то изражает и те же самые правила, деяния и внешний обряд служения Богу. И так, на пример, сличая Египетские Иероглифы, вещающие о Божестве, с таковыми же древними Китайскими, то откроется точность сходства между тех и других, или заставлены будем признаться, что те и другие, хотя различно, но проявляют одно. Такое сличение тем паче основательно, что имея уже мы ясное понятие о предмете сходства, можем восспособствоваться им подобно циркулю, коим меряют две величины, ища равенства между ими; или, когда угодно, как подлинники двух живописцев, сличаемых взаимно... Испытаем же сил наших в том.

Между древними Китайскими буквами есть (смотри рисунок 10 No 5) пишемая ныне (там же No 6) в словаре Канг-Гиусов, значит соединение, союз. Послушаем раздробления Китайцев буквы сей ²⁴. Книга Шуэ-Уэн толкует ? троица во [59] единице. Составляется из (там же No 7) Жу, сиречь входить, проницать; и Ие ("И" написано ижицей. — OCR) (там же No 8), сиречь един; из чего следует: «Три соединенно входят и сливаются во едино». В толковании самых древних букв, или знаков, под названием Лиэу-Шу-Тсинг-Гоэн. ? значит тесное соединение, согласие, первое благо человека, неба и земли, единство трех Тсаиив. (Тсаи толкуется первоначальное основание, могущество, искусство в Таое). Быв соединены, совокупно управляют, созидают. Буква, или знак (там же No 9.) [три соединенно во одном изображении], не столь темен сам по себе, но трудно рассуждать об нем.

Известна мне нежность вкуса века нашего, строгость критиков и самых благоразумнейших, когда идет слово о законе Божием. Но дерзаю дознаваться, что буква ? была у древних Китайцев таинственным знаком животворящие и безначальные Троицы. Сверх приводимого мною здесь находим в самых старинных книгах их великое множество мест, свидетельствующих, что известна уже тогда была великая сия наша Христианская тайна. В книге Сеэ-Ки стоит: «...Император приносил жертву чрез всякие три года Духу Троицы и Единства [смотри рисунок 10 No 10] Шин-Сан-Е. В Европе знают славное место из Лао-Тсея: «...Тао ²⁵ есть [60] един по естеству, первый породи второго; обои произвели третиего; трие сотворили все вещи». Сомневаюсь, чтоб известно же было и сие, весьма, как мне представляется, чудное: «...Тот; который яко видимый, но не может быть видим, зовется Кги; тот, который может слышать, но не слышим ушами, Ги; тот, который яко чувствуемый, но не может быть осязаем, зовется Уэи. Тщетно совоспрошаешься с чувствами о всех трех, одним умом постигнешь; ум только твой скажет тебе, что трие сии един; что превыше их нет света, под ними нет тьмы. Вечен. Нет имени, кое бы наложить Ему; не походит ни на что существующее. Вид без образа, образ невещественный, светлость Его окружается тьмами. Взирая на высоту, не узришь Его начала; совоспоследуя за Ним, не найдешь Ему конца, потому что был Тао во все времена. [61] Познавай, что Он есть, сиречь Вечный, начало премудрости». Толкователь изражает вещи столь сильные и столь ясные, что не смею переводить, дабы не отстращать читателей. Но как писатель есть средней древности, то не имеет он ничего надлежащего до Иероглифов. Приведенные же здесь мною места из книг суть самый древние. Читатели! приимите их хотя подобно иносказаниям Орфеевым, или известному оному письму Греческого философа Платона ко Ерьмиасу: не льзя инако будет разуметь, что древние Китайцы имели некоторое понятие о Святой Троице. Буква ? есть правдоподобно таинственный знак оной. В сем смысле надобно искать, имели ли и Египтяне между Иероглифами своими такую же ?, и объяснение сего Иероглифа ²⁶ согласно ли моему объяснению, соответственному Китайской учености. Когда сколько нибудь явится подобная, то возымеем право к заключению, что и Китайцы и Египтяне почерпнули знак сей в одном источнике. Преобратилось бы то в очевидность, естьли бы такое же точно сходство ударять могло на некоторое число Китайских букв и Иероглифов Египетских. Какую бы пользу снискали мы тем во объяснении прочих? Догадки стали бы правдоподобиями, а правдоподобия очевидностьми. Но где человек толикого духа, которой бы решился посвятить [62] время свое розыскам, столь долговременным, отвратительным и претрудным? К тому же не избежал бы от насмешен и язвительных острых слов известного рода ученых. Кто порукою, что не обвешают его надписями, в коих будет стоять: «...Тесной ум, душа слабая, голова напичканная мелочьми исповедания веры, будто бы истинная ученость не инако снискивалась, как чрез привержение к системам, уничижающим здравый разум; или вещая только глубокомысленно о бреднях метафизических?»

Знание букв Китайцев послужило бы светильником во истолковании Иероглифов Египетских. Может быть разные образы начертания произвели безмерно великое число их. Китайцы вымыслили же различия смыслов в своих буквах, или паче раздробили их на многие единосмысленные; может быть, что снисходя от самых древних Иероглифов до самых новейших, откроется способе распознавать те, которые суть между собою одинакого смысла. Неизвестно, не уменьшены ли первоначальные знаки таинственные Китайских букв и в старину для удобнейшего вмещения в строки? Станется, что подобно же случилось в Египте со Иероглифами, составленными и из изображений и видов, и были только во употреблении для великих памятников, обелисков и того рода; а на мелких вещах, на пример мумиях, выпуклостях на зданиях, в надписях, Иероглифы же, но сокращенные и умаленные в величине, подобно буквам Китайцев. Много уже будет сделано, когда узнаем, которые суть Иероглифы крупные, которые мелкие. До ныне всегда давали каждому Иероглифу [63] смысле полный, знаменование ему свойственное. Не льзя ли попытаться соединять многие с примера Китайских букв, применялся, не легче ли толковать их?

Все такие предлагаемые мною посредства показаться могут смешными в Европе, но да не забывают читатели: основываюсь я на когда бы то было так; что есть не малое сходство, или по крайней мере отношение между Иероглифов и букв Китайских. Сице полагая, конечно достигли бы мы до открытий существенных.

Верю впрочем, что должно пользоваться всем возможным ко объяснению последних. Есть не сложные, то есть принадлежащие к степени букве Ло-Шу, как сказано выше, значущие некакие особые происшествия, обычаи, предания и так далее: их восхотели предки сохранить потомству изображениями и знаками таинственными. Приведем примеры: месяц високосный Юн-Юэ, наступающий седмь крат в течении девятнатцати лет, установленной для соглашения годов солнечных с лунными, изображается вратами, посреди коих буква же, значущая Царя. Причина тому сия: Императоры некогда в том месяце приносили жертву у врат, а в прочие месяцы внутрь храма. Буква Тша, значущая написанное что либо, состоит из трех букв: ножик, соединение, дщицу бамбуеву; ибо вырезывали буквы ножом на бамбуевых дщицах и связывали вместе. Буква Тинг, сосуд, значит же возобновить; ибо при всякой перемене династии переплавливалися старые сосуды, употребляемые при обряде поминовения предков, в новые. Число таковых букв [64] исторических, иносказательных, таинственных и иных, весьма велико ²⁷. Не могло ли быть в Египте подобного же рода Иероглифов? Но как их различать взаимно? Положим, чтоб оное удалось, то как находить прямой смысл каждой? Ежели бы нашлися такие, чрез которые бы доходить было можно до закона Божияго, пророчеств, обещанных грядущих благ, преданий, догматов веры и тому подобного, весьма бы легче предоставалось толковать их. Некоторые примеры Китайских букв учинят вразумительною мою мысль. Но прежде приступления к тому сказываю пред всеми, что выдавать оное буду за простые мои догадки, коим бы верили, как совсем несопримешивающимся к Божиему закону. Впрочем не пекуся предостерегать себя от критики, всегда имеющей наморщенный лоб и наполненну голову мелочными предрассудками нечестия; критики, которая отвечает только громким смехом на все мрачащее умовоображения ее; на все, усыпляющее безверие и безумство.

Буква ладья, корабль, составляется изображением корабля, уст и числа восемь: может сие относиться к осьми лицам, находившимся в Ноевом ковчеге. Восемь и уста с водою изражают благополучное судохождение... Буква Киэу значит развращенный, [65] внутренно злой, или худой. Состоит из букв мой, поднятый выше, и девять. Не походит ли на правду отношение сие на Князя тьмы Луцифера, особливо потому, что в книге И-Кинг употреблена сия буква в ознаменование дракона, о коем пишет. «...Стонет под бременем гордыни своей». А несколько пониже: «...Гордыня его ослепила; восхотел взойти на небо, и низвержен во утробу земли». Пришло мне теперь на мысль примеченное мною в Шан-Гаи-Тинге, книге самой древней. Видел я в ней девятиглавого змия; там же еще одного тигра и павлина девятиглавых же; у последнего средняя больше прочих. Конечно не может оное значить особливого чего либо; но странно, для чего не по четыре, не по шести и не по осьми голов?... Буква Ши, по разуму Шуэ-Уэн, толкуется: поощрять ко благу, отвращать от зла. Состоит из Ши, указывать, показывать; и еще из двух букв: рыхло, древо; древо, не проразумеваемое ли жизненным, или древом знания добра и зла?... Буква Лан, жадничать, иметь сильное пожелание; состоит же из рыхлого и древа; а по средине буква же Ниу, сиречь жена; буква Уанг, сиречь потерять, лишиться; составлена из буквы скрыть, или утаить и умереть, и буквы Ниу, жена; сие весьма походит на грех праматери Еввы.

За сим следуют иного рода буквы, как бы прорицательные. Знаменитый критик Тшанг-Сиэн выводит, что древние Китайцы, сходяся между собою, так приветствовали один другого: ...Ву-Янг, сиречь без агнца. Кажется мне, что было то предвозвестием непорочного Агнца, пожертого за спасение мира. Янг, агнец, с приобщением к [66] букве сей Син, сердце, значит печаль, беспокойство (в них изображается агнец посредине сердца); и еще буква Ти, сиречь красота, невинные приятности; и еще буква Иен, слово. Еще приобщая к тому Конг, сделие, посланное; Киун, начальник, Царь; Нго, я, меня, правосудие, святость; Иен, дом, училище; Пао, взять во объятия, почитать внутренно, обожать, покланяться... Можно из таких букв составить предлинный ряд. Славный оный Ли-Коанг-Ти в челобитной своей к Императору Канг-Гиусу пишет: ...Древние книги полны слов, сами по себе темных. И для того должно толковать их ²⁸ духовно, а не язычно и [67] простонародно. Весьма я от того далек, чтоб толкование сих букв разуметь заключительными доводами древней веры Китайцев. Думаю однако же, что совсем отметать того не надобно. Быв утверждаемы точными свидетельствами Кингов и иных старинных книг, возымеют степень достоверности, достаточно преклонительной для самых разборчивых критиков ²⁹. [68]

Возвратимся ко Иероглифам, и посмотрим, нет ли такого же точно качества таинственных и между оными. Снисканный свет в одних послужит к толкованию других. Словом, когда пропускать без внимания многие вещи, могущие иметь влияние на смысл Иероглифов, то никогда не будут объяснены. К чему ухищрения, когда есть истинное сходство между Иероглифами и между буквами Китайцев? Когда желательно вспомоществоваться тем при объяснениях, то конечно не другим каким либо образом, а только бесчисленными розысками; критикою, более робкою, нежели какова [69] критика века нашего, и долговременным прилежанием в разбор Иероглифов, в разделении их на степени до некоторой известной меры. Самым глубоким умам может быть нужна помощь от Китая; но от кого чаять таковой помощи? Проповедники веры... Они заняты важнейшим и убедительнейшим... Кто из них найдется с толиким духом, чтоб посвятить претрудным сим розыскам малые свои досуги от ежедневных упражнений? Не будет конечно иметь ни откуда способствования ко облегчению труда такого рода... От разработывания только запасов, до оного надлежащих, облегчения труда, снабдевания выгод, может он возыметь успех?... Проповедников Христианской веры вообще мало уважают. Справедливость бы требовала взыскивать от них не того, что хотят, а того, что могут они в земли чуждой, недостаточествуя в пособиях и самых необходимых, разве одними претяжкими [70] только стараниями и займами; единое неимение кому бы списывать сочиняемое ими усугубляет неудобство больших рукописей. Не упуская пристойность случая, скажу без закрытия: многие из проповедников обезохотились уже трудиться для Европы. Говорят: «...Силяся елико можем явиться полезными православной вере и наукам, какую получаем награду?.. Толкуется в худую сторону, что бы мы ни сказали; совершенному беспристрастию нашему присвояют преступнические виды; толкуют оное развратно, клевещут, повреждают уведомления наши, основывающиеся на самой невинности; имена наши вставливают в книги неистовые, коими бесчестится закон Божий, проповедуемой нами ценою жизни нашей, и которому пожертвовали уже мы всеми приятностьми жизни человеческой. Как же удержаться перу в руке?...» Смертные да погребают смертных ³⁰. Но признаюся, дорого мне стоило вознести себя превыше всяких страхов; со трепетом дерзнул составить сей ответ на вопрос о догадках ученого Господина Неэдгама. Ни на что иное не полагаюсь, как на то, что намерения мои притом были чисты; что пишу к мужам мудрым, которые не приимут от меня девою, что подношу им правою моею рукою; нелицеприятие их да будет моим защитником. [71]

И там оканчиваю, Государи мои! прося, читайте строки мои очами снисхождения и милости. Писатель, трудящийся самопроизвольно для общества, должен предохранять себя от критики; не имеет он права извиняем быть за погрешности, коих избежать не мог. Не в таковом положении я принялся за перо, чтоб иметь честь ответствовать на письмо ваше, но чтоб засвидетельствовать ревность мою в повиновении вам. Не судите же меня, как человека ученого, но как бедного проповедника веры, учащегося только размышлять о распятом Христе Иисусе, провозвещать Его, любить всем сердцем, сердцем простым, невежественным во всяком роде наук и учености.

Есмь в глубоком высокопочитании,

Государи мои!

Ваш всепокорнейший и всепослушнейший слуга

* * * * ИЕЗУИТ.

Читано было сие с примечаниями и рисунками двумя старейшими из проповедников наших, весьма искусными в учености Китайцев. Естьли же что либо требует дальнейшего объяснения, с радостию то исполню, елико могу. Письма ко мне да благоволят отпускать на имя Венедикта, настоятеля Французских Иезуитов в Пекине.

Комментарии

В письме моем много мест, для коих нужны доводы и объяснения. Мог бы я ожидать, когда от меня потребуют оных; но лучше рассудил приобщить то порядком примечаний, для засвидетельствования искренности моей и доброй воли. Явятся ли не полны, со удовольствием стану отвечать, кто удостоит меня о чем либо вопросить. Единой прошу милости, чтоб извинять меня во всем надлежащем до учености Европейской. В ссылках мог я обмануться, за недостатком книг, с коими надлежало бы мне справляться.

1. Господин Фререт для такого странствования находит многие столетия потребными, по причине следов потопа, далекости и трудности проходов. Записки Академии надписей и словесных наук, том пятыйнадесять. В рассуждении статьи о следах потопа, сверх того, что стоит в Священном Писании умножилася земля, после выхода из Ноева ковчега довольно прошло времени до рассеяния языков, достаточно довольно к заглаждению мнимых сих следов. Поля Сенаарские были обитаемы; подобно же и Египет мог иметь жителей. Для чего же бы и не восточная Азия? Верю, что выходцы в Китай не достигли туда в несколько месяцов; но походы великих войск Бахуса, Александра, Тамерлана, Чингисхана и иных, даже диких жителей, обеих Америк, доказывают, что потребно к тому меньше, нежели столетия. Что я говорю? Ныне владеющий в Китае Император населил переведенцами побежденные им места Иркен; на пути не задолжилися они более шести месяцов, хотя проходили горы, реки и степи. По чему невероятно употребление кораблей? Самое Священное Писание вещает о детях Иафета: От сих отделены острова языков. Кто сказывал ученым, что первые поселенцы странствовали на удачу, не зная сами куда? Умалчиваю о познаниях географических, кои мог иметь Ной прежде и после потопа. Отец сей народов всеконечно был столько прозорлив, что предвидел необходимое рассеяние по лицу земному потомков своих; всеконечно предуготовил их к тому или отрядами разведывать о местах, или собственно сам справляяся о том, снабдевал их наставлениями. Естьли не отметать, что дожил он до рассеяния языков: дети его могли предводительствовать каждой семейству своему, инако не отделяя из оного для составления новых селений, как разведав прежде о качествах страны, куда посылает. Первая Моисеева книга гласит, что вся земная поверхность разделена между тремя братьями: один с потомками своими пошел в сию, другой в другую, третий в третью часть, не смешиваясь взаимно. Читал я в Китайской истории, что Гоанг-Ти, быв воспрепятствован густым туманом преследовать врага своего, восшел на колесницу, к коей приделано было орудие, показующее юг: сие походит на компас. Имел оное Гоанг-Ти: правдоподобно, что взялось такое орудие от окрестностей Вавилона; что имели же его и другие народы, также оттуда вышедшие, как и Китайцы, для направления путей своих. Не могу уверять себя, чтоб Ноевы дети странствовали на удачу, не ведая сами куда. Пусть были они невежды о подобных пособиях, но провидение Божие, заставившее их проявлением чудеси рассеяться, всеконечно же облегчило им к тому и способы. Сколько нам известно из Священного Писания, промысл Божий явно их сопровождал. Читай Бошарда и иных толкователей первой Моисеевой книги.

2. Кирхер кажется несомневающимся в своем Обелиск-Памфиле. У Евсевия, Иосифа Амиена, Маркелина находим достаточные доводы изобретения письмен до потопа. Всегда тягостно мне было поставлять изобретение сие столь поздающим, как пишется во многих книгах. Священная история вещает о созижденном уже городе, вымышленной уже музыке и искусстве ковачей до потопа; а сие дает подразумевать и другие многие ремесла. Но и для чего же бы не прежде обнаружиться способностям человека, как после оного? Первобытные люди разве были все дикие и грубые? Люди, жившие в самые наилучшие времена миростояния, пользовавшиеся первенцами плодов разума, наследовавшие всякое вежество от первозданного. Не довольно ли протекло дней между сотворением мира и потопа, для изобретения и усовершенствования художеств, наук и письмен? Не легко сомневаться, а еще того более, чтоб праотец Ной не преподавал детям своим всяких нужных для них познаний: почти смею в том уверять.

3. Кингов у Китайцев считают ныне пять. И-Кинг есть толкование, или изъяснение Куаэв, инако же черт Фу-Гиевых. Естьли в Китае слишком в почтении сия книга, то и Европа не имеет же права презирать ее, не довольно разумея... Шу-Кинг, немалый отрывок древней истории, или паче выписка из речей и важных происшествий трех первых династий... Ши-Кинг, собрание песней и всяких иных стихотворений самой далекой древности... Ли-Ки, выбранные места из остатков старинного Ли-Киа, некоторые места из истории, разные важные речения и ответы Конфуция, совокупленные вместе учениками его... Тшун-Тсиэу состоит из летописей царства Луского. Сочинена сия книга во вкусе сокращения Французской истории председателем Генотом, превосходствуя однако же стесненностию и отрывчивостию слога выразительного, каковой свойствен буквам Китайским. Нет, как я думаю, древнее пятя сих Кингов в целом свете. Шу-Кинг перевел Иезуит Венедикт, а Ши-Кинг и Ли-Ки Иезуит же де ла Шарм. Есть также в Европе Шу-Кинг и Ши-Кинг рукописные.

4. Предпочел я великую историю, сочиненную в течении Сонговой династии, в первомнадесять столетии по рождестве Христове; зовется оная Тсеэ-Тши-Тонг-Киэн-Конг-Му. Переведена повелением Канг-Гиуса с Татарского языка; предисловие же в заглавии пера сего Государя, в котором он ее много хвалит.

5. Китайцы были тоже в рассуждении истории, как наши старинные географы в рассуждении Азии Восточной и Америки, до учиненных в обеих сих частях света открытий жителями последних веков: примыкали, как лучше им рассудилось, неизвестные пределы ко известным, пременяли имена, располагали по произволу описания оных, переносили положения мест, высоко сами за то почитая ученость свою и разбор критической. Сколько выпустили мест, как баснословных, но открывшихся действительно существующими по прошествии единожды кораблей мимо мыса Доброй Надежды? Китайцы такие же точно суть в истории первобытных времен всех иных, кроме себя, народов. Об одном только думали, как бы согласить все с своею историею, с своею географиею и все запутали... но им простительно. Не имели понятия о шаровидности земли; в соседстве их жили народы мелкие и полудикие; окружали их пространные моря. Припомните читатели, как писал Гораций об Англии и проливе Гибралтарском. Чудно видеть древнюю Китайскую географию, сочиненную однако же людьми искусными, не упустившими ничего надлежащего собственно до Китая чрез времена всех династий. У меня есть одна старинная карта; государство Китайское изображено на ней четверобочным, около же со всех стороне объято морями, а на них столько островов, сколько прежние Китайцы считали на свете царств и народов. Как же было и самым ученейшим из них не ошибаться и не разуметь себя отменно знающими, начитавшимися и искусными критиками, прицепляя к Китаю все сохраненное преданиями от времен, бывших до потопа, или по крайней мере от рассеяния потомков Ноевых по лицу всея земли? Толико-то праведно, что невежество о происшествиях, подпираемое некоторою ученостию, есть бич истинны, обильный источник заблуждений. Нас Европейцев собственно долженствует сие учинять паче робкими в подобных рассуждениях. Китай ныне довольно уже известен нам; но коликое множество острых слов наговорено было от ученых и критиков, когда начинали предки наши узнавать великое сие государство? Доказывали, что огромная оная и предлинная каменная стена было здание безрассудное, чрезмерно ставшее дорого, взявшее безмерно же великое время на постройку себя. Сильное опровержение. Однако же великая сия стена существовала тогда, да и ныне существует. Я видел ее... Никогда может быть не бывало в одно и тоже время вместе и столько безверия и столько же легковерия, как в настоящие дни. Верят, дабы не верить: преизящная философия!

6. Лиеу-Эульг-Тши (Сочинение в четырех частях, изданное в царствование Канг-Гиуса; собрано в нем самое лучшее о Китайских буквах, особливо же в прекрасном предсловии первой части Шуэ-Уэна Тшанг-Тсиэнова.) изражается точно такими словами: ...Не можем проникнуть смысла многих мест И-Кинга, не ведая смысла же иносказательного и многих букв наших.

7. Извинительно полагать в Европе такие похвалы Китайскому языку несколько излишними, или и чрезмерными, но смею уверять, что писанное лучшим слогом выше всякой похвалы. Все наши Европейские языки совокупно бессильны изразить живописную, так сказать, краткость некоторых мест Китайских сочинений. Одна буква представляет уже целую картину. Искусные сочинители оное ведают, и пользуются с лучшим успехом над всеми витийственными красотами Греков и Римлян. Свойство сего языка и букв его придают ему новую силу. В стихах выходит вдруг и мера и рифма, род кратких гласных и род долгих, несравненно приятнее уху Латинских и Греческих. Славится подражательный строй стихов Омиру, но оный известен всякому Китайскому стихотворцу. На пример, вместо, чтоб сказать раздается звук бубнов, в Шу-Кинге стоит: слышны Тонг-Тонг бубнов. Книга третия, ода шестая. Сия ссылка не из превосходнейших, но она мне только пришла на мысль. Помощию Уэна Китайское стихотворство изражает, не снижая слога высокого, самые простонародные слова, чего конечно не льзя на языках Европейских. Некоторые сомневаются, как можно быть стройности в стихах из слов односложных. На оное скажу: кто не ведает, что Кино стихотворческой словарь свой стеснил даже до немногих только сотен слов, да и весьма кратких: небо, аэр [воздух], вода, огонь, смерть, рука, глаз, нога, тело, сердце, спина, хлебе, плод, лес, зреть, и так далее. Не отчаяваюсь в силах моих объяснить правилами Китайского языка, как мы краткие сии слова растягиваем длиннее; но не здесь тому место.

8. Фререт, как достойный ученый человек, повествовал о леточислении Китайском, смиренномудренно ссылался на неизвестные рукописи. Фререт опровергает мнение мое: чту его ученость, чту беспристрастие, кроткий нрав; ведаю, что плоды глубокого разума его услаждать будут потомство; но долгом ставлю предпочитать ему Китайских сочинителей, относительно до собственной их истории. Теперь у меня под глазами книга, в ней собрание многих букв, принадлежащих к степени Ку-Уэна и уцелевших от едкости времен; являют мне видом и сосложением своим, что древние буквы суть истые изображения вещей и знаки таинственные, а не просто знаки только выговоров, произвольно установленных без всякого взаимно соответствия с вещьми. Углубляющиеся Китайцы в таком роде розысков различают старинные буквы именами Сианг образ, Гинг вид; не могут впрочем утешиться, что большая часть их утрачены.

9. Дознавался по сходству букв Ку-Уэна, и находил их нарочито изображенными, после же со временем стали безобразны, а наконец и одними только почерками пера.

10. Некоторые считают до семи, но большая часть шесть только, пишутся так (Здесь осьмой образ второй буквы.). Смотри рисунок 10 No 11.

11. Нарочно выбрал я для примеров, 1) буквы первоначальные, сиречь из числа двух сот, о коих писано выше, дабы читатели могли судит, до чего различные пременения оных могут переиначить другие буквы, коих числом семь сот восемь. До сорока и до пятидесяти имеет каждая из положенных в последних пред сею статьею почерков. 2) Буквы, некогда бывавшие сущими изображениями, чтоб воззрев только опознавали их знаменование, как же со временем раздробились и получили иные виды?

12. Множество есть причин темноты Кингов. Выводить оное требует безмерно длинного распространения. Весьма вероятно, что повреждения букв пременили и смыслы на многих местах содержания оных. Такое повреждение столь ощутительно, что сами толкователи букв изъясняются только сомнениями, вещая: ...такая-то и такая-то буквы писывались некогда инако; о многих утверждают смело, что суть подложные, или возникшие от заблуждений.

13. Труд издателей тем паче тягостен, что древние рукописи на бамбуевых дщицах не избежали инако огня, как быв или зарыты в землю, или закладены в стенах; следовательно проточены червями; загнившие уже и до половины слиняли на них буквы. К тому же и образы письмен толикократно после пременялись; к тому же, быв отысканы по разным областям, из коих каждая имела свои письмена. Словом, находимое на бамбуевых дщицах должно стало не читать, а отгадывать.

14. Говорю, словарь Канг-Гиа установил правопись; но сие принимать надлежит в том разуме, что всякие общественные дела и чем либо относящиеся ко Двору Императора, соображаются с правилами правотой сей; но то не мешает многим сочинителям держаться иных правил, в рассуждении ли древнего письмоводства, сокращения ли употребительного, или простонародного. Столь трудно писать правильно, что самые искуснейшие писцы ошибаются. Минувшего пред сим года обвинены многие Мандарины и ученые люди за то, что сам Император нашел три, или четыре буквы, не так, как должно поставленные в целой исторической книге, ему поднесенной. Вышло из того важное следствие, и многие пострадали. Строгость несносная, но нужная. Одна буква премененная, или поврежденная, оставляет по себе важные следы для челобитен, подаемых Императору, и для списков с его указов.

15. Образ письмоводства разделяется более, нежели на пять родов. Буду держаться только главных. Сведущие историю нашу от времен Августа Кесаря до шестогонадесять столетия такому различию не удивятся. Ученые, которые потели, разбирая старинные рукописи, легко поймут чего стоило ученым же Китайцам и розыскивателям древности, сражавшимся между тем беспрестанно не с малым числом ученых же людей, но с бесчисленным множеством разновидных букв.

16. Снимая нарочитое число списков с надписей сих, цель моя была та, что могут пригодиться для толкования Иероглифов. Несколько уподобляющихся древним Китайским буквам не льзя ли будет объяснять одни другими?

17. Сего не можно знать в Европе, а только пользоваться таким словарем для Иероглифов Египта, подобно как сочинением Роберта Этиэна способствуются, разбирая Четьи Минеи, медали, древние надписи и прочее. Причина тому самая простая. Тшинг Тсеэ-Тонг писал буквами, принадлежащими к степени Гинг-Шу. Случайно только нападают на несколько букв же Ку-Уэна в старинных печатных изданиях; но надобно все обретаемое в Китае для Иероглифических букв; и самые новейшие из них весьма уже древние.

18. Во времена громких происшествий, дававших Китаю новых Государей, почти все медные утвари древности расплавлены; книгохранилища Императоров, сверженных с престола, сожжены вместе с их Дворцами; и так почти не осталося сего рода памятников. В империи Римской медали, торжественные врата, выпуклые надписи, общенародные здания, гробницы и тому подобное, сохранили весьма многое до наших времен, относительно к Римской истории. В Китае же нет такового ничего. Прежде сего находилися еще несколько Пеиэв, или больших столов марморовых белых с надписями; но едва ли уцелело до ныне несколько их отломков. Китайцы никогда не бывали охотники к знакам сего рода для поздного потомства. При перемене династии истреблялося все могущее приводить на память семейство, лишенное престола. Не щадили и гробниц, особливо в такой земле, где мертвые тела занимают большую часть мест, нужных для живых. У нынешнего Императора есть не много Ку-Тангов, чаш и иных мелочей, весьма старинных, но без надписей, а притом и видеть их не удастся. Сказывают, что есть повеление вырезать на меди все древние памятники в государстве. Пусть оное исполнится, но никто также видеть не будет.

19. Худо верят в Европе, однако же сие так в самом деле. У Китайцев невероятное множество книг всякого рода; смею сказать, что имеют собранные сочинения и выписки отменно хорошие. Сколько есть между ими могущих научать Европу, паче же относительно к законам правительства, ремеслам, нужным в жизни, натуральной истории и прочему!

20. Чтоб доводить далее такой розыск, надлежало бы иметь точной список с известных Иероглифов, а я принужден был способствоваться только некоторыми толками сочинения Кирхера. Но не в том состояло главное затруднение. Древние буквы давно уже в небрежении у Китайцев. Долженствовал я нарочно ходить во многие домы, вопрошать многих любителей древности для узнания непозабытых еще совсем букв степени Ку-Уэна. Дело тяжкое всякому иностранцу, особливо же проповеднику веры, который не имеет ни одного свободного дня. Букв степени Ку-Уэна весьма уже остается мало; да и сомневаюсь, чтоб большая часть были самые древние. Не ручаюсь, есть ли хотя одна времен Рамезеса и Сезостриса.

21. В Ши-Кинге упоминается о некоторых растениях и птицах, подразумевательно, что присвоялися оным особливые таинственные свойства; но ныне весьма не легко дознаваться, какие то были птицы и растения. Толкователи Ши-Кинга в том не согласны. Выдают догадками только все внесенное в Китай суевериями и идолопоклонством. Следовательно и ни к чему оное не служит. Однако же иное надлежит разуметь о журавле, олене, каменном мохе и агарике. Куаи Фу-Гиевы, на пример, были в Китае при всяких расколах; находят их в книгах оных, правилах и нравоучении. Тем хуже для прочих Китайских книг. Как не льзя было оспоривать древность Куаев, то каждое суемудрие толковало их по своему, перемешало с баснями, подобно Талмудистам и некоторым древним еретикам, развратно излагавшим Священное Писание. Ученые люди не читают такие книги, но имеют к ним почтение глупцы и невежды, каковых не меньше других стран и в Китае. Замечу мимоходом, что Император Ву-Ти, под коим вышло первое издание Кингов, омрачался всякого рода суевериями; а мать его, женщина ученая, держалася Фоэва раскола. Станется, что то и другое действовало в критиках и издателях Кингов. Не могли однако же, как можно думать, повредить их в самом существе: ученые бы люди не умолчали. Издание самое новейшее превозмогло, прежних же нет совсем.

22. Сие очевидно. Свидетельствует то Священное Писание, вещая об Египте, Авимелехе, Мельхиседеке, Лаване, Иетуре, Иове, Валааме, Царице Кавской, Гираме, Царе Тирском, Ниневии и прочем. Находятся и иные доводы в старинных сочинителях, как видеть можно в Восиусе, Гюэте, Бориэре, Томасине, Муркесе, которые по примеру святых отцов собирали драгоценные остатки древних преданий.

23. Глубокомысленный Бакон так мыслил и верил: ...Поистинне охотно признаемся, что мы соглашаемся с таковым мнением, что таинство не в мелких баснях древних пиитов состояло. Не побуждает нас также и то к презрительному об них мнению, что сии оставляются почти отрокам и грамматикам и приходят в презрение... Но напротив того... кажутся на подобие тонкого некоего воздуха, преданиями народов, особливо же древних, вшедшими в стихотворения Греков. Надлежало бы поместить здесь все, писанное о том великим сим человеком; но сочинение его у всякого под руками. С помощию весьма умеренного прилежания можно очистить исторические истинны от басней, коими обезобразили их писатели последовавших времен. На пример, кто не опознает земного рая и первобытного состояния невинности человеков в словах книги Кеэ-Киа?.. Начиная с великого времени, когда естество было еще всесовершенно... В Тшанг-Тсее: ...век чистейшей добродетели... в Шан-Га-Кинге: ...страна радостей и утех, именуемая Куэн-Люн-Шан. Кто усомнится?.. Ниу-Уа заделала свод небесный камнем пяти цветов, чтобы то не прознаменовало Ноя: небесная радуга, обезображенная баснею. Станется, что древние Китайцы разумели какое либо поместное наводнение всемирным потопом, по оставшимся у них преданиям об оном. Но великое есть сходство между потопами в Египте, Девкалионовым, Огигесовым, при Инках Американских, у Индейцев, древних Галлов и тому подобных. Конечно был один, различно повествуемый. Самое время, к которому его приурочивают, есть доказательство. Говоря же только о Китайцах, Иезуит де ла Шарм весьма изрядно замечает в переводе своем Киа-Тсе-Гоэи-Ки [летописи имеют их в Европе], что Шу-Кинг не упоминает в главе Яо-Тиэн, чтоб всемирный потоп случился во времена Яоэвы. Вот сие слово в слово: ...Император изрек: увы вселенная! неизмеримые воды разлились! О как они возвысились! объемлют холмы, превышают горы, досязают до небес.

24. Лиэу-Эульг-Тши говорят: ...Ища коренного смысла, смысла существенного какой либо буквы, должно проникать смысл же частей, из коих она составлена. Так на пример выводится смысл буквы Шун: изъяснять слово всемогущий, должно прежде проразуметь порознь все и могущий.

25. Тао в обычайном разговоре значит правило, закон, мудрость, истинну, путь, слово; в приводимом же здесь смысле Божество. Не я так перевожу, а основываясь на изреченном самим Лао-Тсеем: ...Тао есть бездна совершенств, содержащая в себе все существа... Тао, изражаемый словами, не есть вечный Тао... Тао сам себе правило и образец. Гоан-Нан-Тсеэ так пишет: ...Тао сохраняет небеса, держит землю; так высоко пребывает, что не можно досязать до него; так глубоко, что не измеряется; так повсеместно, что занимает весь мир; однако же весь он всецелый и в самых малейших вещах, и прочее. В Шу-Кинге стоит: ...Сердце Таоа до бесконечности нежно и чувствительно.

26. В показании букв, кои принял я сходствующими со Иероглифами Египетскими, есть ?. Ради несовершенной точности с таковою же Китайскою буквою, не имея потребных книг для справок, не простираюсь далее.

27. Прочитай книгу Шуэ-Уэн, и уверишься. Многие из букв сих послужили ко объяснению многих древних обычаев, употреблений, деятельностей и прочего, да и суть медали Китайцев.

28. Не довольно размыслили насмехающиеся нам, проповедникам веры, за отношение наше некоторых букв к некоторым же местам православного исповедания. Цицерон подобно же насмехался некогда Хрисипу, выводившему Стоических Философов Орфеями, Эзиодами, Омирами и иными. Он имел причину, но мы не в том положении. Мы находим следы православной веры в первобытных временах по буквам Китайцев. Естьли примешивается какое либо системолюбие, надобно конечно смеяться простоте проповедников; но не лучше ли простить им за открытия существенные? Отметать все вещаемое ими ради того только, что негде ошибаются, было бы точно тоже, что рубить дерево под корень, нашед на нем плоды не все созревшими, или попорченными от червей. Лао-Тсе говорит: ...умы самые превосходные не небрегут и мелкими обретениями, но пользуяся ими, достигают до обретений же важных. Умы, мельче тех, того или не примечают, или презирают, умы последней степени смеются и обнаруживают невежество свое.

29. С горестию слышу велегласно обвиняющих безбожием древних и новейших Китайцев. Легко доказать исторически, что праотцы их весьма чрез долгое время покланялися истинному Богу, имели сведение о пришествии Мессии. Между последними же конечно могут найтися безбожники и вещественники сердцем и поведением. Ю-Киаои, или прямые ученые Китайцы, суть богочтецы, или единобожники, но только умственно, мало оказывающие то на деле. Черный народ без сомнения не безбожники. Сочинителей многих таковых книг, какие читывал я в Европе, и каковых к нещастию несметное там число, здесь бы разрубили на части, по крайней мере обезглавили. Терпимость Китайская не простирается до оскорбления существа законов и коренных союзов общежития. Мнимое безбожие Китайцев, скажу не обинуясь, есть клевета на Римскую церковь, будто бы ею названы были Китайцы безбожниками. Бешеные только люди, враги общего блага, могут сплетать подобную небылицу. Римская церковь предписала только, чтоб проповедники ее в Китае не именовали Господа Бога Тиэном и Шанг-Тиэм, не находя довольной силы, ясности и точности в словах сих, хотя и непричастных ни подозрению, ни двоемыслию, ниже суеверию; дабы святое имя Всевышнего произносилося во всей своей чистоте, святости и важности между идолопоклонниками; дабы сопринадлежало токмо Ему, Его токмо изображало, Его токмо представляло всегда полным величия, святыни, всемогущества, милосердия и правосудия. Вот что было ею предписано и введено чиноположением, а не надлежащим до грамматики и истории Китайцев. Да погибнут ищущие учинять определения сей церкви ненавистными, ненавистными же и рассылаемых ею благовестников Евангелия!

30. Знаю, что одобрения истинных ученых и добродетельных мужей подают им утешение; но всякой проповедник веры не должен ли беспрестанно сокрушаться, что имя его вставляют в сочинения мрака и лжей? (Смотри рисунок 10 No 12.)

(пер. М. И. Веревкина)
Текст воспроизведен по изданию: Записки, надлежащие до истории, наук, художеств, нравов обычаев и проч. китайцев, сочиненные проповедниками веры христианской в Пекине, Том II. М. 1786

© текст - Веревкин М. И. 1786
© сетевая версия - Тhietmar. 2023
© OCR - Иванов А. 2023
© дизайн - Войтехович А. 2001

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info